Приложившись к дверям ухом, Шурик, мог бы расслышать – о чем советовались журналисты, да и не делали они из этого никакой тайны, говорили в полные голоса, не переходя на шепот. Игорь высказал идею, что у местных переводчиков есть профсоюз, он регулирует их деятельность, а если кто собирается у них работу перехватить, то его находят в придорожном арыке с перерезанной глоткой, а журналистов, на которых он работал – не находят вовсе.

– Вот у тебя и фантазия разыгралась, – засмеялся Сергей от таких высказываний.

– Посуди сам, порядков мы этой страны совсем не знаем. Может, правда нарушили чего, оскорбили кого-то, а этот Шурик выглядит куда как солиднее, чем Муни, да и по-русски говорит гораздо лучше, наверняка, и знает больше. Он, наверняка, не на телемастера учился, а в военной академии обучался.

– У меня еще впечатление сложилось, что он из контрразведки, – сказал Сергей.

– У меня тоже. Представляешь, мы за ним, как за каменной стеной будем.

– Вот только, боюсь, возить он нас будет лишь в те места, где разрешено снимать.

– Ну и пусть. Мне кажется, что у нас другого выхода нет. Откажем Шурику, придет какой-нибудь другой Вовчик, тоже из органов.

– Согласен.

– Только денег ему больше, чем Муни не давай. Обговори это сразу же.

О решении своем Сергей сказал Шурику, обсудил с ним размер гонорара. Переводчик не спорил, вероятно, он получал зарплату в другом ведомстве, а теперь вот мог еще и немного подзаработать, используя свое служебное положение.

Утром пришлось рассчитать Муни. Сергей с Игорем вышли к нему, объяснили ситуацию, сказали, что работой его довольны, но вместо него с сегодняшнего дня у них будет другой переводчик, попросили обиды на них за это не держать. Сергей вытащил из бумажника 50-доларовую бумажку, протянул Муни.

– Вот тебе неустойка за сегодняшний день.

– Надо бы с Шурика эти деньги удержать, а то нам сегодня переводчик по двойному тарифу обходится, – сказал Игорь, когда Муни, попрощавшись, грустно потащился на биржу. Вообще-то за эти несколько дней он заработал столько, сколько многие не зарабатывают за полгода, так что в ближайшие месяцы голодная смерть ему не грозила.

– Да, ладно, – махнул Сергей, – не обеднеем.

Шурик перво-наперво предложил съездить на первую линию обороны. Сергей подозревал, что она окажется так же далеко от линии фронта, как и та, на которую вначале возил их Муни. Такое предложение его разочаровало. Он рассчитывал, что у нового переводчика есть какие-то связи, а выходило, что они поменяли шило на мыло. К этому моменту они уже записали несколько интервью с афганскими военными. Текст в них почти не менялся, как будто его где-то писали, а затем рассылали по командирам частей, те его выучивали и воспроизводили на память. Внешне офицеры выглядели примерно тоже одинаково. Сергей видел, что афганцы побаиваются наступать, но на словах то они уверяли журналистов, что скоро пойдут в самое решительное наступление. Вот только надо дождаться приказа генерала Дустума и как только это произойдет – они сметут талибов и дойдут до Кабула.

– Тогда, тогда давайте запишем интервью с генералом Дустумом, – сказал Шурик, увидев, что Сергей не очень доволен его предыдущим предложением,

– Ты устроишь интервью с генералом Дустумом?– приободрился Сергей.

– Ну, э, не совсем, – начал мямлить Шурик. Предыдущее предложение у него с губ сорвалось прежде чем он успел хорошенько подумать и теперь мозги его лихорадочно искали решение – как же выбраться из щекотливой ситуации, – один из местных начальников позвонит генералу Дустуму, а вы запишите это эксклюзивное интервью.

– Здесь у кого-то есть телефон? – спросил Сергей, чувствуя подвох.

– У вас же есть спутниковый. Вы его дадите начальнику. Он с него позвонит, – сказал Шурик, – у вас же есть громкая связь на телефоне?

Сергей кивнул.

– Вот, – продолжал Шурик, – звать начальника?

– Давай, – сказал Сергей.

Предложение было забавным. Главное, чтобы местный начальник не вздумал звонить куда-нибудь в Пакистан по своим делам. Все равно ведь Сергей не сможет понять, что он говорит. Шурик же, чтобы не потерять своего рабочего места, может уверить их, что разговор был действительно с генералом Дустумом, а не с каким-нибудь родственником, живущим в Пешаваре. Этак, скажешь, что в сюжете был голос генерала Дустума, а потом вскроется, что все было совсем не так. Ох и скандал начнется..

Нечто подобное уже случалось. Иностранная редакция центрального радио в советские времена вещала на весь мир, так вот там работал один из сотрудников, который знал какое-то африканское наречие, которое кроме него не знал никто. Он должен был на этом языке читать сводку новостей. Вместо этого он просто рассказывал какие-то истории одному из своих знакомых, что в этот момент приник к радиоприемнику на другом краю земли. Вскрылось все это только года через полтора.

Сергей вытащил из сумки спутниковый телефон, положил его на капот автомобиля и настроил на спутник. Тем временем, пришел местный начальник. Вид у него был такой, что лучше в темном переулке с ним не встречаться, да и на дороге, если он руку поднимет – не тормозить, а посильнее жать на газ. Сергей всегда задавался вопросом – над кем же начальствуют местные начальники, не иначе как над местными банд-формированиями.

Начальник достал откуда-то из складок своих штанов мятую бумажку, развернул ее, потом, перебирая губами, стал набирать на телефоне номер, постоянно сверяясь с бумажкой и держа ее перед глазами. Бумажка была замасленной, очевидно начальник частенько брал ее в руки прямо после трапезы, во время которой он ел пальцами рис. Долгое время начальник стоял задумчиво, прислушиваясь то ли к тишине в трубке, то ли к гудкам. Наконец он положил трубку на аппарат, повернулся к Шурику и что-то ему сказал.

– Генерал Дустум – не доступен, – сказал Шурик и добавил очень серьезно, – наверное, он сейчас на важной операции.

Выражение на лице его в эту секунду было таким, что хоть агитационный плакат с него рисуй. Вероятно, он сейчас представлял, как генерал Дустум, поднявшись первым из окопов в полный рост, ведет своих подчиненных в атаку на талибов, а те в страхе разбегаются. Сергей не стал скрывать улыбки. Ему понравилась изобретательность Шурика и он не стал выговаривать за эту театральную постановку. Он хотел уж было переписать номер, но подумал, что номер на бумажке вряд ли принадлежит спутниковому телефону генерала Дустума, да и начальник скажет, что не может его дать, что это секретные сведения.

«А может у кого-то из местных начальников есть бумажка, с записанным на ней номером спутникового телефона Бен Ладна? – подумал Сергей, – забавно было бы попробовать позвонить и ему».

Теоретически спутниковый телефон мог работать на прием. Генерал Дустум или кому там принадлежал номер на бумажке, мог перезвонить на не принятый звонок и выяснить – кто его хотел побеспокоить. Но входящие звонки стоили в несколько раз дороже, чем исходящие, чуть ли не целое состояние. В условиях дефицита бюджета компании по-прежнему приходилось на многом экономить, и функция приема звонков в телефоне Сергея была выключена.

Зато были и другие виды общения. Когда Сергей с Игорем в очередной раз приехали на передний край обороны, то афганские солдаты, что там находились, предложили им пообщаться с талибами. Сергей подумал, что у него попросят спутниковый телефон, но оказалось, что солдаты будут общаться с талибами по рации. Они давно уже выяснили все позывные и знали многих противников по именам.

Солдат поднес к губам рацию и начал говорить какую-то тарабарщину, в отчет слышалось тоже нечто непонятное, но Шурик, внимательно слушая этот разговор, начал посмеиваться, будто ему рассказали анекдот. В речи солдата часто проскальзывали слова: «кор», «кус», «хар». Сергей уже выяснил их значение и тоже начал посмеиваться, потому что солдат обливал талиба ну просто потоком непристойностей. Вот только переводить на русский в своем сюжете он их не стал бы, потому что, кроме слова «осел», вместо остальных слов пришлось бы вставлять писк.

– Каре хар, – кричал солдат. Это было очень сильное ругательство и наконец он выдал, – кере хар дар кусе занеб.

Шурик замолчал и восторженно уставился на солдата, а потом посмотрел в ту сторону, где находились укрепления талибов. Это ругательство было смертельным оскорблением, он ждал, что терпению талибов придет конец и они для очистки совести обстреляют окопы противников. Но, похоже, подобные сеансы взаимных оскорблений случались здесь довольно часто.

Шурик даже в тридцатиградусную жару ходил в черной кожаной куртке, а водитель – в серой много раз стиранной хламиде. У Шурика была покладистая борода, а водитель – чисто брился, да и был совсем молод, так что внешне они были полной противоположностью: один – светлый, а другой – темный, ну как два соседних квадрата на шахматной доске.

В свободное время Шурик читал книжки и попытался даже как-то обучить грамоте Сергея. Слова писались, как и у арабов с права налево. Дальше этого дело не пошло. Сергея повергла в ступор строка, в начале которой и в конце были замысловатые завитушки, а соединяла их длинная, на всю страницу, прямая полоса. Так вот оказалось, что эта прямая тоже обозначает несколько звуков.

– Нет, – сказал Сергей, – я это не смогу понять.

Через несколько дней поездок – они не то чтобы сдружились с переводчиком и водителем, а просто начали чувствовать себя очень раскованно, настолько раскованно, что Сергей решил попробовать сесть за водительское кресло, он ведь никогда не водил машину с правым рулем. Водитель охотно согласился уступить свое место, а сам отправился в заднюю часть пикапчика, там устроился на сидении и быстро заснул.

Переключать скорость левой рукой было непривычно. Знающие люди говорили, что привыкнуть к праворульной машине можно за день, но эта была на дизеле, коробка скоростей у нее была разбита и переключалась с каким-то визгом и скрежетом. Сергей каждый раз вздрагивал от этих звуков, все ждал, когда же у машины что-то отвалится. Она была неприхотливой, как местные тягловые животные, привыкшие питаться подножным кормом. У нее часто закипал радиатор, из него начинали вырываться густые клубы пара, водитель тогда останавливал машину, говорил, что надо немного подождать, вытаскивал мятое ведро и шел к ближайшему арыку. Там он набирал грязную мутную воду и лил ее в радиатор.

«О, ужас, – думал Сергей, глядя на все это, – а мы то в радиатор дистиллят заливаем, антифриз, а выходит, что подойдет вода из под крана, если уж машина не ломается от той гадости, что льет в нее водитель».

Но за десять километров до Хаджи Багаутдина машина встала, больше не включалась и даже проснувшийся водитель не смог вдохнуть в нее жизнь. Сергей молча развел руками, приготовился к тому, что водитель начнет клянчить у него деньги на ремонт, но тот только махнул – дескать что-нибудь придумаю и остался чинить машину. Остаток пути Сергею, Игорю и Шурику пришлось пройти пешком. Они надеялись, что встретят попутку, но как назло дорога вымерла и до своего дома они дошли едва держась на ногах.

На следующее утро ноги ломило, как после усиленной тренировки. Сергей чувствовал себя разбитым, и ему стоило больших трудов заставить себя подняться. Он посмотрел на часы. Оказалось, что они давно уже должны были выехать на следующую съемку.

– Вставай лежебока, – стал Сергей тормошить Игоря, но тот, едва разлепив веки, только слабо отбивался и спросонья говорил что-то вроде: «отстань ирод, я ног своих не чувствую».

– Ныть будешь, когда домой приедешь, а сейчас собирайся, – не отставал от него Сергей.

Он вышел на улицу. Шурик терпеливо ждал их возле дома.

– Что не зашел? – спросил его Сергей.

– Не хотел вас тревожить, – расплылся в любезностях Шурик.

– А водитель где? – спросил Сергей.

– Не знаю, – сказал Шурик.

Они прождали водителя еще час, но тот так и не приехал – то ли он не смог починить свою машину, то ли решил больше не связываться с журналистами, потому что убытков от них больше чем прибыли. Не хотелось думать, что под покровом ночи на него напали разбойники, убили, сбросили в придорожный арык, а машину забрали. Стоило вернуться на то место, где они его оставили накануне и проверить – не лежит ли где-то его хладный труп.

– Да не стоит, – сказал Шурик, – места у нас спокойные. Что ему будет? Захочет – сам приедет.

«И что мы будем делать без машины?» – подумал Сергей, но ответ напрашивался сам собой.

Сергею больше не хотелось испытывать судьбу и тащиться после съемки до дома пешком. На рынке они наняли нового водителя. Его «Хундай-Галлопер» по местным меркам был такой же крутой машиной, как для Москвы – «Майбах».

Шурик не оставлял надежду найти первую линию обороны, точно археолог, который день изо дня колесит по стране в поисках древних артефактов.

– Да были мы на этой первой линии, – доказывал ему Сергей.

– Не мог вас Муни на первую линию привезти. Это была не настоящая первая линия, – кипятился Шурик, – а я вас привезу на первую.

Он уверял, что знает точное расположение передовых укреплений, будто добыл где-то карту, на которой все это было обозначено. Карту он не показывал, но сумел таки заинтересовать Сергея своей навязчивой идеей.

– Черт с тобой, – махнул Сергей, подумав, что уж лучше согласится на предложение Шурика, чем пытаться от него отвязаться, все равно ведь не отвяжется, – вези.

Плато, по которому они ехали, медленно понижалось. Пустынная дорога привела их к каменистому берегу, густо усеянному отшлифованными водой камешками. Назывались они голыши. Из таких в Сочи делают сувениры, склеивают их между собой, так чтобы получился смешной человечек с огромными ушами, рисуют ему глаза нос и рот, а на груди пишут что-нибудь, что обычно бывает на сувенирных майках: «Я люблю Сочи».

Сергей взял один из камешков, запустил его прыгать по воде, но поверхность реки была неспокойной, и камешек, отскочив от воды всего один раз, зарылся в буруне и больше не показывался. На море камешек прыгал и пять раз, и больше, а ночью и вовсе терялся из виду, и казалось, что он может допрыгать до другого берега.