Цитаты из книг автора «Александр Марков»

идеальные зрение и слух могут быть от природы, тогда как вкус и отчасти осязание и обоняние требуют воспитания.

В религиях первых цивилизаций – у шумеров и вавилонян – не было разделения на рай и ад. Умершие люди, вне зависимости от грехов или добродетелей, отправлялись в подземное царство, похожее на подвал. Их пищей были пыль и глина. Такое же представление о загробном мире «перетекло» и в ранний иудаизм: все были обречены после смерти пребывать в «шеоле» – царстве теней. Греческий Аид сначала был почти точной копией «шеола», куда попадали все, кроме героев, получивших бессмертие из рук богов. Гомер писал, что тень Ахилла говорила Одиссею: лучше быть рабом на земле, чем царем среди мертвых. Аид изображался погруженным во тьму и туман, где все ходят, как во сне. Первое серьезное разделение загробного мира на рай и ад произошло только в зороастризме в IX-Х вв.

Итак, мы видим, что большая часть слов для продуктов воображения взята из риторики, как наиболее универсального искусства исполнения мысли или идеи, и переносилась на другие искусства в той мере, в какой они стали пониматься как воплощение идеи.

Оба начала красоты соединились в образе свободного человека, как он создан Платоном и Аристотелем. В отличие от раба, сутулого, обрюзгшего и неорганизованного из-за своего униженного положения и суетливых приказов, свободный человек отличается стройностью, «дерзновением» (греческое «парресия» – умение выступать публично) и привлекательностью даже цвета лица или ясного взгляда. Этот идеал красоты обогащался – например, мальчиковая худоба женщин 1920-х, образец модельной внешности, как показала искусствовед Энн Холландер, стала способом преодолеть травму мобилизации Первой мировой.

Падение сверху листьев, бури, дождя, «каждый желтый лист, слетающий с древес» – все это нарушает наше душевное равновесие, заставляя воображать скорую зиму, которая и воцарится над всеми оградами – над всеми увлечениями и препятствиями нашему взгляду. Но хотя лазурь воображенной высоты поглощает зрение, дары лета властвуют над временем. Путь нас впечатлил, экзегет нас направил по нему, и мы уже усматриваем и принимаем власть добродетели над всей гармонией наших чувств.

Капеллы: «Свадьба Меркурия и Филологии» (в некоторых название еще короче, «Сатирикон»): бог хитрых сделок решил обзавестись многоученой женой, ее имя Филология можно перевести как Начитанность. Но на свадьбе ей, как девушке книжной и не очень спортивной, стало плохо от яйца бессмертия, и ее вырвало целой библиотекой учебников по этим наукам, которые сейчас и предстоит прочесть читателю. Такая малоприятная для нас сцена, напоминающая об античной «рипарографии» (изображении отбросов, которые стимулируют больше есть и тем самым больше оставлять объедков)

русская осень – такая пора вдумчивости и при этом свободного дыхания свободного человека. Разве что какая-то мелочь, «паутины тонкий волос», или сорвавшийся с ветки лист, или подувший ветер нарушает равновесие, как сор, помешав чистоте осеннего зрения.

Осень сама по себе – пора равновесия со всех сторон: звуки и страсти равно удалены, как удалены все впечатления от того четырехугольника, на котором стоит Культура.

История нового витража – от Альфонса Мухи до Марка Шагала, от арт-деко и до наших дней – отдельная большая тема. Нам сейчас важно, что средневековая публика, сближающая любовь и благородство, способна видеть в свете главный источник с любовью созданного изображения, а в изображенном лице – пример благородного действия света.

Благодать в христианстве – это дар, подарок, которым можно дальше делиться с другими. Есть и олицетворение благодати – три грации, в танце. Нимб как облако влаги и тепло света – самый наглядный образ такой жидкости.