Как говорить с мужчиной

В детстве я думал, что девочек дома в основном учат завязывать бантики и печь пирожки. Сегодня, имея за плечами богатый опыт общения с девочками, я твердо знаю: мамы учат их только одному: «Леночка, запомни! Если ты чего-то хочешь от мальчика, никогда не говори об этом прямо! Возьми слова, выкинь половину, перемешай оставшиеся произвольным образом – у и тебя получится туманный намек. Используй намеки и интонации вместо нормальных слов!»

Никак иначе я не могу объяснить женскую манеру подразумевать одно, а говорить другое.

Так вот, девчонки, мамы вас обманывали. С мужчиной нужно говорить по-другому. Мы не хуже животных улавливаем интонации, но нас сильно отвлекает знание смысла слов, которые вы используете в своих намеках. Чтобы достучаться до мужчины, представьте, что у него включена функция голосового управления, как в навигаторе. Вы же не будете обращаться к навигатору: «Навигатор, послушай, только не перебивай, я тут подумала, помнишь тот магазин, в котором было синее платье, я еще думала его купить, но потом передумала, хотя сейчас жалею, а чего ты такой мрачный? Ты меня разлюбил? Так вот, там рядом есть где-то салон красоты, в который ходила Наташка, интересно, как туда добраться?»

Вы наверняка четко назовете адрес, а навигатор построит вам маршрут.

Так вот, если вы хотите добиться от нас чего-то, просто сформулируйте это, как будто обращаетесь к компьютеру. Не из будущего, а такому допотопному ржавому, туповатому компьютеру.

Неправильно будет сказать: «Я забыла косметичку в машине, а там такой дождь…» Правильно: «Дорогой, сходи, пожалуйста, в машину за моей косметичкой, она лежит на заднем сиденье и имеет форму трапеции». (Кстати, про цвет в разговоре с мужчинами лучше не упоминать вовсе – эти ваши горчичные, болотные, сиреневые мы не понимаем. Особенно бежевый. Выдуманный цвет. Если уж хотите упомянуть цвет, ограничьтесь синим и красным.)

Неправильный вариант: «Я пришла, а ты так и сидишь на диване!» Правильный вариант: «У меня плохое настроение, обними меня и скажи что-нибудь ласковое». Потому что первый вариант для нас – лишь констатация двух очевидных фактов: что а) ты пришла и б) я сижу на диване. Никакого противоречия между этими фактами мы не увидим и пропустим реплику мимо ушей.

Неправильный вариант: «Дорогой, ты не знаешь, как настроить почтовую программу на компьютере?» В лучшем случае вы получите короткий и логичный с нашей точки зрения ответ: «Знаю», после чего мужчина продолжит играть в свои танки. В худшем случае он вообще скажет: «Нужно создать учётную запись и вбить имя smtp-сервера». Поэтому правильный вариант: «Оторвись от своих дебильных танков и настрой почтовую программу!»

Неправильно говорить: «Тебе понравилась эта дура в лосинах? Ну иди, иди потанцуй с ней, ага!» Логичный мужчина может не уловить риторичности вопроса, ответит, что да, понравилась и, неровен час, воспользуется вашим разрешением сходить к девице. И кто из вас дура, вы будете потом обсуждать с подругами. Правильно сказать: «Если ты не прекратишь на нее пялиться, получишь тарелкой по лбу!» Тогда мужчина поймет, что к дуре нельзя, вздохнет и пригласит танцевать того, кого можно, – вас.

Неправильно: «Ты никогда не задумывался, к чему ведут наши отношения?» Правильно: «Ты собираешься на мне жениться или нет?» Потому что ответ на первый вопрос, скорее всего, – нет, не задумывался. А ответ на второй с большой вероятностью – да, собираюсь.

Возможно, вам не хочется нас просить. Просить неприятно. И вам кажется, что, завуалировав просьбу туманными намеками, вы как бы… Не важно, что вам кажется, это не работает. Слова, которые заставляют нас встать и пойти под дождем в машину, это все равно просьба – замаскирована она под метеорологические наблюдения, стишок или басню.

Мы не телепаты. Даже когда мы вас очень-очень любим, мы все равно не становимся телепатами. Мы не можем угадать, что вы думаете, хотите или чувствуете. Поэтому, пожалуйста, вспомните, для чего нужны глаголы и существительные, и предельно емко, четко, давая нам время на осмысление, сформулируйте, что вы от нас хотите. Это тяжело и неприятно, вам понадобится терпение, но это единственный способ. Честно.

Исповедь кидалта

Есть такое слово в английском языке «кидалт», возникшее скрещением двух других: «kid» – ребенок и «adult» – взрослый. Кидалты – это взрослые дети. Ответственные, приличные дяди, которые, однако, любят заниматься невзрослой ерундой вроде компьютерных игр, машинок и первоапрельских розыгрышей. Мужчины, принципиально не желающие взрослеть и становиться скучными. Не все представители этого славного племени знают, что для них придумано специальное название. Не все они знают, что не одиноки во взрослой вселенной. Многие до сих пор стесняются расстреливать в ванне солдатиков из брызгалки.

Кидалтам приходится нелегко. Носить костюм на работу, боясь, что из-под сорочки просвечивает майка с суперменом. Прятать рогатку перед приходом новой знакомой. Ждать, когда останешься один, чтобы надуть пузырь из жвачки… Обходить за сто метров, хотя можно перелезть через забор… Постоянный страх, что тебя рассекретят, навесят ярлык «инфантильный» и исключат из приличного общества. Как признаться родителям, что ты кидалт? Перенесут ли они это? Как будут смотреть в глаза соседям?

Я сам через это прошел. Мне было двадцать три года, я уже работал и поэтому точно знал, что я не такой, как все. Рядом со мной не было друга, который хлопнул бы по плечу, сказав «Ты просто кидалт, парень! Это нормально. Прими себя таким! Врубай „Тома и Джерри“ на полную!» Решение проблемы пришло с неожиданной стороны – у меня родился ребенок.

Вначале ничто не предвещало облегчения. Первый год я гулял с коляской примерно по тем же местам, где еще недавно играл в прятки и мечтал, чтобы меня не увидели ребята. Это было так серьезно – ребенок… Отцовство… И так скучно!

Но потом прошел еще год, и ребенок Маша стал проявлять отдаленные признаки гуманоида – ломать вещи и издавать речь. Мне это понравилось. Мне тоже было интересно, что будет, если надеть на голову тарелку с кашей. Мы вместе с Машей смотрели, как каша стекает по стулу и капает на пол, а кошка ее нюхает. Тут я понял, что от такой, казалось бы, бесполезной в хозяйстве вещи, как ребенок, может быть толк. Я не запрещал ей рисовать на обоях и рвать газеты, устраивать потопы в ванной и забрасывать тапочки на шкаф. Я получал страшное удовольствие, что теперь могу делать то, что мне вначале запрещали, а потом я запрещал себе сам. Оказалось, что ребенок – это отличное оправдание для взрослого заниматься той самой ерундой.

Если взрослый пускает в луже кораблик из пачки сигарет, три часа напролет смотрит мультфильмы или залез на дерево – он псих, возможно, буйный. Если все это он проделал в компании ребенка, то он – прекрасный отец. Даже если ребенку было неинтересно.

Но Маше было крайне интересно. Я учил ее счету за игрой в «Монополию». Ей одной на всей площадке разрешалось залезать на самый верх «паутины». Да что там говорить! Я учил ее прыгать по крышам гаражей и поджигать тополиный пух! Она говорила: «Никто из взрослых не смотрит со мной мультфильмы, кроме тебя». Маша, Маша… Честно говоря, я не совсем взрослый… Ты еще слишком мала, чтобы это понять. Когда-нибудь ты поймешь и простишь. Кстати, знаешь, что будет, если положить кусочек льда на раскаленный утюг?

В короткий период времени между моим и ее детством я, можно считать, не жил. Попав случайно (или не очень) в магазин игрушек, я выходил на улицу подавленный. Столько всего успели изобрести, а я уже вырос! Теперь я скупал конструкторы, машинки и самолеты, наборы для фокусов и прикольные липкие субстанции в баночках – ребенку, все ребенку. Она такая избалованная, каждый день хочет новую игрушку, вы же понимаете… Теперь я мог позволить себе куда больше, чем в детстве. А главное – мне не надо было спрашивать ни у кого разрешения! В детстве родители не очень радовались, когда я строил из кресел и диванных подушек замок или карету. Теперь я развернулся во всю мощь былых детских фантазий, помноженную на высшее техническое образование. Мы не просто построили из двух кресел дом. Туда было проведено освещение. Туда были снесены настоящие съестные припасы и телефон. Жалко только, что я туда не помещался. С легкой завистью я разрешил Маше переночевать в этом жилище. Мама не вмешивалась – папа играет с дочкой, что может быть прекраснее. А ребенок, естественно, был в восторге.

Правды ради надо сказать, что ребенок был в восторге не всегда. Она никак не могла взять в толк прелесть игры в машинки, а я не понимал, что делать с ее куклами. Логичной для меня игрой было взять и расстрелять их из пушки, Маша же, наоборот, все время заставляла их пить чай. Так что иногда мы играли каждый в свое в разных углах комнаты.

Жизнь обрела гармонию. Она продолжалась лет десять, а потом произошла катастрофа – Маша выросла. В один прекрасный день я обнаружил, что мой ребенок предпочитает мультфильмам Джонни Деппа, а конструктору свою страничку на «Фейсбуке». Игрушки почили в дачных кладовках. Теперь у меня снова нет оправданий для дуракаваляния, и из хорошего отца я снова превратился в инфантильного дядьку. Выход напрашивается сам собой – надо родить еще одного ребенка. Что и советую всем братьям по несчастью – кидалтам.

Хранение запрещенной логики

Есть много явлений, названий которых мы не знаем, но пользуемся ими постоянно. Огонь в зажигалке вызывается поляризацией диэлектрика, мясо мы перевариваем благодаря гидролизу, речевые этикетные формулы – к ним мы, сами того не зная, прибегаем, когда вежливо желаем ближнему «сгори в аду!» Причем явления эти могут быть не только из мира физики, химии и языкознания, но и из такой темной науки, как логика. Есть у нас один всенародно любимый логический прием – индукция. Выведение общего из частного. Пользуются у нас им все и повсеместно.

Смотришь, тащит прораб Кузьмич со стройки батарею домой. Говоришь ему: «Кузьмич, да ты никак батарею своровал. Нехорошо это, даже плохо это!» А он тебе в ответ: «Так че, все ж воруют». И ты думаешь, действительно! Раз все что-то делают, то вроде как и ничего. Быть как все – это хорошо и правильно. То есть воровать батареи – это в каком-то смысле тоже хорошо. Кузьмич, сам того не подозревая, воспользовался так называемой ложной индукцией, то есть обобщил, честно говоря, не имея для того оснований. Потому что вовсе не все воруют, но это еще поди докажи. И ложная это индукция или истинная – Кузьмичу все равно, для очистки совести любая подойдет.

И пошло-поехало. В поликлинику приходишь – мол, заболел я, кашляю. А тебе говорят – да сейчас все болеют, все кашляют. Вон я сама врач, а кашляю – кхе-кхе. Видите?

Жене изменил, она в претензии, а ты ей: «Да ты что, мать! Все мужики изменяют, не слыхала разве? Кино посмотри, у подруг расспроси. А? То-то!»

Вплоть до государственных масштабов индукция у нас работает. Спросишь умного человека насчет коррупции – как-то, мол, нехорошо, может, стоит побороть ее? А любой умный человек тебе ответит: «Думаешь, в Америке коррупции нет? Или в Европе? Не будь так наивен! Да ты знаешь, какая там коррупция? Присмотришься и остолбенеешь!» И так уверенно говорит, как будто он с этой американской коррупцией за руку здоровался и лично ее линейкой мерил. Ты под напором индукции сразу сникаешь, сразу понимаешь, что покусился на основы мироздания, и говоришь: «Ну ладно, ладно, я просто спросил». И даже думаешь еще про себя: «Что ж, мы хуже других? Раз во всем мире так принято, то у нас пусть тоже своя плохонькая коррупция будет, как у людей».

Отличный это принцип – индукция. Для поднятия настроения милое дело. Машина сломалась – у всех ломается. Зарплата маленькая – у всех маленькая. Плохо живешь – все плохо живут. Раз все – значит, это норма. А раз норма, то бороться с ней не надо, а надо мудро принять. Вместе со всеми ничего не страшно, на миру и смерть красна.

А есть еще у индукции симметричный принцип – дедукция. Вывод частного из общего. Который твое право спрятаться от проблем в толпе таких же страдальцев превращает в обязанность. Все пьют – и ты пей. Все воруют – и ты воруй. Все пешком ходят – а ты почему на машине? Все коротко стригутся – а ты чего патлы отрастил? А главное: все плохо живут, а ты куда полез? Сейчас мы твою частность до общего низведем!

Очень полюбились нашему народу эти два принципа, и бороться с ними тяжело, но можно. Оружие называется «не все». Просто нужно, попав в сети индукции-дедукции, как заклинание повторять: «Не все, не все. Есть примеры – вот страна, где нет коррупции, вот прораб, который не ворует, вот человек, который не болеет». И даже если примеров под рукой нет, вполне можно взять и стать первым. Первым неизменяющим, первым непьющим, первым хорошо живущим, первым исключением, на которое будут ссылаться другие.

Тебя, конечно, после этого, скорее всего, побьют. И на вопрос «за что?» ответят: «А ни за что. Логический парадокс! Ты в нашу индукцию свое исключение совал? Совал. Так скажи спасибо, что не убили». И тут ты поймешь, за что казнили Сократа, – не надо быть слишком логичным. Лучше быть счастливым – это куда полезнее для здоровья.

О любви

Хорошо быть рациональным человеком! Там, где у других эмоции, у тебя мысли. Где другие впадают в панику, ты строишь план действий. С рационалистами приятно поговорить! Они внимательно выслушают, если что непонятно, уточнят: «Что ты имеешь в виду?», а потом дадут исчерпывающий ответ, который начинается с «насколько я могу судить» или «по моим сведениям».

У рационального человека в голове не винегрет из слов, звуков и извилин, а логичный каталог. С таким подходом удобно жить, удобно работать. Рационалисты гордятся своим складом характера. До первого столкновения с кошмарным явлением под названием «любовь».

Все идет хорошо. Рационалист замечает в себе приятный коктейль из гормонов – дофамина, эндорфина, адреналина и серотонина. Не какие-то там бабочки в животе… В животе не водятся насекомые. А вполне конкретные гормоны в крови. Рационалист удовлетворенно фиксирует сексуальное возбуждение – в общем, переживает половодье чувств на свой рациональный лад. А потом слышит вопрос: «Ты меня любишь?»

Люди с винегретом в голове знают, что этот вопрос подразумевает простой ответ. Желательно «да», в крайнем случае «нет». Но рационалист привык отвечать на вопросы серьезно. Поэтому он, не чувствуя подвоха, уточняет: «Что ты имеешь в виду?»

Тут интересный диалог заканчивается, не успев начаться, и у одного из участников сердце разбивается на тысячу осколков – явление, не описанное наукой.

Наш герой любит отвечать на вопросы. Ему только нужно знать, что подразумевается под термином «любишь», каковы критерии любви, желательно в чем-то, что можно померить количественно. Любовь ставит рационалиста в тупик. О ней поют песни, про нее снимают фильмы, но четкого определения нет нигде, кроме вкладышей от жвачки, которые нельзя считать серьезным источником. Словари дают пару объяснений – «глубокая привязанность», «чувство глубокой симпатии». И, желая продолжить диалог и вообще как-то спасти отношения, рационалист находит рыдающую на карнизе одиннадцатого этажа сторону диалога и начинает рассуждать вслух: «Насколько я мог судить, я испытываю к тебе глубокую привязанность, это раз». Плач сменяется воем. «По моим сведениям, я испытываю к тебе глубокую симпатию, это два». В ответ безутешный участник дискуссии совершает нелогичный вывод: «Все понятно, ты меня не любишь», слезает с карниза, собирает вещи и хлопает дверью.