Началась эта история в мае далёкого уже 2003 года, на Адуйских копях, что находятся в центральной части Самоцветной полосы Урала, в границах Режевского природно-минералогического заказника. Большинство времени в поисках я тогда проводил вместе с отцом, которого тоже увлёк камнями. Обычно все наши усилия сводились к безнадёжному разбору небольших жилок, либо ковырянию отвалов садовыми грабельками – царапкой, на профессиональном сленге. В нашем багаже на тот момент был всего один вскрытый занорыш (справедливости ради надо добавить – очень неплохой), с дымчатым кварцем и альбитом, который совершенно неожиданно подкинула нам Хозяйка после двух дней работы на жиле Сёмкины ямы.
С тех пор всё было на редкость прозаично.
Мы регулярно обходили окрестности Семёнинского кордона, в надежде найти неизвестные, либо недоработанные места. И вот однажды, когда мы в очередной раз прогуливались с кайлом по старым вырубам, были замечены две небольшие ямки, явно принадлежащие одной жиле. Вмещающая порода не радовала – тонкий пегматитовый ручеёк сжимали прочные гранитные плиты, с трудом разбирающиеся клином и кувалдой. Из двух ямок решили брать на абордаж ту, что проще. Камень за камнем мы, наконец, расширили яму настолько, что смогли углубиться по центру, по щели, набитой мягкой каолиновой крошкой и небольшими обломками кристаллов аметиста. Пусть аметист был бледный, Адуйский, но он был первый, найденный самостоятельно. Обломков было немного, и глубже они исчезли… Пока я без вдохновения ковырялся в ямке щупом, отец, проследив простирание этой жилки, застучал киркой метрах в двадцати ниже. И на полуметре от поверхности наткнулся на большой карман, набитый дымчатыми кварцами удивительного чайного цвета. На его опустошение ушла добрая часть дня, и начавшийся дождь уже не мог испортить нам настроение.
Эти две ямы, одна с аметистами, другая с дымарями, и стали впоследствии двумя крайними точками новой копи…
После разорения кармана с дымчатым кварцем прошёл год – именно столько мы не были в этих красивейших местах. Каково же было наше удивление, когда вместо двух небольших ямок мы увидели вполне взрослую, по всем правилам оформленную, траншею, длиной метров шесть. Кто-то неплохо поработал!
Несколько дней, под холодным осенним дождём, мы с переменным успехом углубляли яму по всей длине, обращая особое внимание на места, где вместе с кварцевым ядром шёл мусковит.
Это была наша первая находка берилла в адуйском занорыше. Да что там говорить – вообще первая находка берилла!
В первый день был найден маленький кристалл берилла в узкой щели, лежащий вместе с разбитыми дымарями. Это оказался гелиодор… К исходу второго дня под ручейком мусковита был вскрыт маленький карман с… аквамарином! Стенки полости устилали мелкие кристаллы дымаря на полевом шпате, а на дне, над классическим «сухарём» в глине лежали кристаллы берилла величиной чуть толще спички, расколотые вследствие подвижек породы на несколько частей. Некоторые из кристаллов были чисты и прозрачны, некоторые – размолоты природными жерновами в крошку.
Мы заразились таким вселенским оптимизмом, что стало понятно – с этой жилы мы больше не уйдём, пока будет хоть какая-то возможность работать. Так и случилось. …Через несколько недель я снова появился на этой копи. Ничего в этом мире не меняется, как только я приступил к работе, пошёл дождь. Сначала моросящий, противный, а потом славный проливной. Пришлось натягивать тент прямо над ямой.
Хозяйка не только вступила в сговор с небом, но ещё и попыталась прикрыть занорыш моим телом – неудачно поставленный клин и удачно опущенная кувалда сделали своё чёрное дело. Клин вылетел со скоростью пули, врезался в стену и ушёл по касатель ной вверх, прямиком в височную кость. В последнюю долю секунды случилась мистика – я почувствовал тепло ладоней, которые на два сантиметра повернули мою голову. И глаз остался цел…
Повалявшись, некоторое время, я пришёл в себя, и взялся за монолит с удвоенной силой. Спустя пару часов пришёл егерь с сыновьями, и кайло застучало по жиле чуть дальше к лесу. Через пять минут они явили на свет Божий несколько красивейших дымарей, а ещё через пять – три столбика аквамарина… «Предохранители», как назвал их Толя.
Вот так. Сорок сантиметров – и под слоем дёрна три чистейших берилла. Фарт… Вскоре подошёл отец, и работа закипела с удвоенной силой. Ближе к концу дня в яме обозначился небольшой карман, даже не карман, а щель, заполненная глиной и мусковитом. В этой щели, будто забитые молотком, покоились несколько плоских кристаллов аквамарина. Два из них были чистые и превосходили по размерам все найденные ранее. Другие кристаллы больше походили на гелиодоры и имели какой-то жёлто-зелёный оттенок. Радости нашей не было предела!
Но всё гладко не бывает, и природа в очередной раз над нами пошутила – дождь закончился. Начался снег. Тихо падали огромные хлопья, и к вечеру всё было устлано белым ковром. Красиво.… Но холодно.
Камень на планируемом пересечении жил больше не поддавался вообще – шёл сплошной монолит. Было решено сделать на ночь «пожог» (костёр на месте углубки), накиданы в огромном количестве дрова и пламя весело осветило угрюмые сосны в угасшем, как свечка, дне.
Утро встретило хмуро. Снега было уже по щиколотку, и резиновые сапоги от холода спасали мало. Поспешили на яму. Дрова прогорели почти полностью, и… – о чудо! – разгребая угли, я обнаружил, что камень рассыпался. Отгоревший, он был ярко-красный и на его фоне чёрные перья биотита выделялись особенно красиво.
До обеда работали на этом месте, но далеко не продвинулись – отгорел только верхний слой сантиметров десять, а дальше опять пришлось идти в лобовую атаку – зацепиться было абсолютно не за что.
Днём решили повторить пожог. Костёр запалили на полтора часа, пока ходили до избушки пообедать.
За это время дрова не прогорели, и пришлось выкидывать их из ямы в дыму и копоти. Подошвы жгло так, что приходилось танцевать. До конца дня в яме было тепло, местами даже жарко, и только залетавший за шиворот снег напоминал, что мы на Урале.
Уже в сумерках клин наконец-то нашёл пустоту, и расколотый камень обозначил горловину занорыша. Снимать его по всем правилам было уже некогда, пришлось действовать как первокурсники – ладонь в занор и с содержимым наружу.
Карман был достаточно большой, не столько в длину и ширину, сколько в глубину – рука едва пролезала, и я оставил на гранитных камнях немало кровушки. Итоги были неутешительны – слюды не было, берилла тоже. Даже дымарь оказался грязно-серого цвета, совсем не такой, как хотелось…
Смеркалось. Толя, нащупавший ещё одно кварцевое ядро по этой жиле, отложил лопату. Мне всегда хотелось дать название какой-нибудь копи, ну как было упустить такой шанс?
Яма к тому времени имела вид вытянутой траншеи метров двадцать в длину, и очень походила на… Щель!
Название было принято единогласно. Под этим «именем» она и числится сейчас в кадастрах копей Самоцветной полосы, имея, правда, двойное название: копь Маковецких (Щель).
После этого появляться на Щели мы стали чаще. Особенно запомнилась февральская вылазка, первая попытка по-настоящему «зимней» работы на яме.
Всё сводилось, в основном, к следующему: большой пожог на ночь, короткий утренний и обеденный пожоги локально на особо интересующих местах. Первое впечатление – тяжело. Холодный разряженный воздух выматывает в два раза быстрее. Кувалда становится вообще неподъемной, и даже лопата как будто отлита из чугуна.
Несколько дней мы усердно пытались снять последнюю перемычку между ямками, но всё, чего мы добились, это вскрытый на третий день полуведёрный карман, набитый друзами гребенчатого альбита. Жила удивляет всё больше и больше: на одном кубическом метре может находиться несколько мелких миарол, с абсолютно разным материалом. В одном – аквамарины, в другом – дымарь, а в этом – только альбит!
Толя, который забрёл посмотреть на наши судороги, никак не мог поверить, что нет берилла. Но факт остался фактом – подняв весь карман, ничего на самом деле ценного я не обнаружил. Руки по локоть блестели от слюды, рядом дымилась гора просмотренной, перетёртой в ладонях глины, ещё горячей от пожога, но в холщовый мешок падал только альбит. Удивительная ямка!
Кстати, проследив простирание жилы и, немало, поспорив, мы пришли к выводу, что это лишь хвостик другой, гораздо более знаменитой жилы и копи – князя Мещерского!
На первый взгляд, Щель лежит почти перпендикулярно копи «Мещерского», но, вместе с тем, имеет интересное простирание – она уходит по дуге постоянного радиуса, и должна, в итоге, соединится со своей более знаменитой жилой. Конечно, мы пытались проследить её дальнейшее местоположение серией канавок, но жила слепнет (уходит с дневной поверхности) на полпути. Возможно, она заканчивается, а возможно, просто выныривает через пятьдесят метров назад…
Не все поездки запомнились, какие-то были скучны и однообразны, а какие-то проходили без моего непосредственного участия – отец времени не терял. Он приобрёл перфоратор, бензогенератор, и теперь то, над чем мы когда-то ломали головы и кувалды, разбирается с грохотом и пылью – но разбирается!
В одну из поездок он, кстати, принес, то, о чём мы давно мечтали – несколько прекрасных кристаллов аквамарина. Один из них украсил «святая святых» нашей коллекции – полочку с теми камнями, которые даются либо по великому фарту, либо через адскую работу и тонны перекиданной в отвал породы…
История этой копи продолжается. Надеюсь – а вдруг под очередной плитой то, о чём век назад мечтал Южаков: «карман, а в нём тумпасы по локоть, и ломок засунуть некуда». И понимаю, что не может в такой жиле быть большого занорыша, но тут, же перед глазами встаёт мелкая поверхностная жила Пулька, из которой Толя доставал морионы сантиметров по двадцать в длину, прямо из-под дёрна… Хочется верить, что и на нашу долю выпадет ещё немало чудес, ведь дверь в кладовые Хозяйки пусть не открыта – но приотворена…
Есть на Среднем Урале города, в которых не заниматься камнями является, на мой взгляд, преступлением. К таким городам я отношу и мою малую Родину – город Реж, который является географическим центром Самоцветной полосы Урала.
Окружающие его деревни знакомы любому, даже начинающему, любителю камня. Липовское месторождение со своими известными на весь мир полихромными турмалинами, Колташи и ручей Положиха с рубинами и сапфирами, Октябрьское (в прошлом – знаменитая копями Мора Шайтанка), Черемисское… Глинские пейзажные яшмы и аметист Озерного. Костоусовские цитрины, Адуйские копи, Крутиха…
Рай для таких фанатиков, как я.
Началась эта история с того момента, когда я узнал, что от Липовки до Режа тянут ветку газопровода для обеспечения энергоресурсами пользующейся спросом водолечебницы. Я, как всегда, немного опоздал – трубы уже положили, канаву закидали землёй. Но чем, как говорится, чёрт не шутит? Решив прогуляться вдоль него пятнадцать километров, я попросил отца довезти меня на машине до села, и там высадить. Поклажу брать не стал – крохотный рюкзачок и кайла – что ещё нужно для разведки?
Первое интересное место было найдено прямо в зоне высадки, на поле. Крупные кварцевые камни, отдельные кристаллы горного хрусталя и небольшие друзы указывали на зацепленную экскаватором жилу. Простирание её удалось определить лишь примерно. Покрутившись там минут десять и взяв несколько образцов, я двинулся дальше. Перебрался через Бобровку и, спустя километр, остановился второй раз. Теперь уже основательно…
Найденная минерализация и по сей день остаётся для меня загадкой, а на тот момент она являлась настолько новой, что я сел, достал бутерброды и крепко призадумался.
Что имелось: вмещающие породы были серо-чёрного цвета, но каким-то непостижимым образом имели форму кристаллов, больше всего напоминающих галенит. Это была точно порода, но в форме огромных кристаллов. Посреди этого хаоса, на гребне засыпанной траншеи, я обнаружил кварцевые камни, имеющие приятный жёлтый цвет и хорошую иризацию. На некоторых камнях «сидели» кристаллы кварца в железистой рубашке (дома я потравил один кислотой – это оказался хрусталь). А в одном из камней обнаружился хорошей сохранности семисантиметровый кристалл ортоклаза. Впоследствии, мы приезжали на это место вместе с отцом и пробовали копать – но нашли только совсем неаппетитную пегматоидную жилку, которая восторгов не вызвала.
Набрав в заплечную сумку образцов так, что меня кренило при каждом шаге, я поплёлся дальше. Идти оставалось две трети. Следующую остановку я сделал километра через два, когда в грязной луже возле траншеи приметил что-то матово-знакомое… Дымарь! Но находка в том месте была единственной – кристалл был сильно окатан и представлял собой классический продукт почвенного переноса. А притащить его могло, откуда угодно – область поиска жилы была, по моему опыту, не менее километра, так как лежал он на старой просёлочной дороге.
Потом был переход по болоту. Свербела мысль – как они загнали сюда экскаватор?! Мой вес был 65 килограмм – но я успел два раза провалиться по колено во что-то хлюпающее и жадно чавкающее. Когда спустя час я выбрался на возвышенность, то напоминал карьерный самосвал – кусок подсохшей грязи, гружёный камнями. Спустившись ниже, наткнулся, наконец, на небольшую речку – это была Медвежка. Сев на берегу, я достал термос и начал вглядываться в речные косы.… Оп! На отмели чернело что-то круглое. Снова дымарь! Величиной с мужской кулак, идеально прозрачный, приятного цвета…
Термос был мгновенно забыт, и я начал свой пограничный дозор. Ходил вдоль реки, внимательно осматривая отмели и перекаты, изредка зарываясь в грунт. Мои усилия не пропали даром – были найдены два «младших брата», уступавшие первому камню размером, но не чистотой. Откуда принесло этих красавцев, осталось загадкой.
Сил на поиск зоны привноса уже не было, я халтурно осмотрел последние километры траншеи и вышел к деревне Останино, где лёжа под сосной, дал SOS, позвонив отцу и попросив меня забрать. Дорогу до Режа я бы уже не осилил.
Конечно, я ожидал от моей прогулки большего. Не было главного – жилы, которую можно работать. Не было и цветных камней. Дымарь – он, конечно, красив, спору нет. Но приелся уже основательно.…
О проекте
О подписке