Глава 3

Февраль 1535 г.

г. Париж, Франция

Жан вышел из гудящей таверны и, не спеша оглядевшись, шагнул в темноту парижских переулков. Мишель Сервэ, Мигель Сервет … Что-то знакомое показалось Жану в этом имени. Где-то он уже его слышал, но вот где? И когда?

За последние год-полтора в жизни Жана, до того спокойной и размеренной, произошло столько событий немыслимых и непостижимых, что сам он ни за что бы не поверил, скажи ему кто-нибудь, что все это произойдёт именно с ним. Да разве с ним одним? И всё от того, что неспокойные времена наступили во Франции. Да что там Франция, в смятении кипела вся Европа. Впрочем, со времён Великого Рима жизнь старушки никогда не бывала спокойной. Нашествия варваров (откуда они только взялись?) сменили утверждения княжеств, а с ними династические и земельные распри, по традиции решавшиеся железом и кровью. Одни титулованные особы, более алчные и беспринципные, уничтожали других титулованных особ, захватывая престолы и земли, вгоняя тысячи своих подданных в беспросветную нищету. Немногим позже в европейских землях стало распространяться христианство, привнеся в умы и сердца людей свет любви и надежды. Казалось бы, что ради Христа прекратятся войны и междоусобицы и все люди, воспрянув духом, заживут в мире и согласии. По крайней мере такова была изначальная идея. Первому, и более чем кому-либо, эта идея пришлась по вкусу простому люду, страдающему от собственного бесправия и алчности своих господ. Первые ростки новой веры усердно взращивали святые отцы в своих небольших, общинах, разбросанных по свету. Благая весть, принесённая в мир Христом, открывала перед каждым человеком новый прекрасный мир. В этом мире правды и добра каждый мог найти себе место. Однажды постигнув это, человек менялся раз и навсегда. Теперь ни гонения, ни смерть не могли поколебать его на пути ко Христу. Наверное, поэтому со временем христианская вера не угасла, а ее проводники-пресвитеры, соборно объединив усилия, создали Церковь. Поле мятущегося духа человеческого, первые зёрна в которое заронил Иисус, возделали Ориген и Тертуллиан, Аврелий Августин, Григорий Нисский и Григорий Богослов, а за ними Иоанн Дамаскин и Фома Аквинат. О, сколько их было, запечатлённых историей и безвестных! Их усилиями новая вера получила стройные и строгие очертания, а Церковь – свой несокрушимый фундамент Tu es Petrus. Со временем окреп-нув, Церковь сама стала создавать догматы веры и каноны служения, невольно определив ход своей истории на многие века вперёд. Однако с течением лет ситуация несколько изменилась. Христианских общин становилось всё больше и больше. По сути каждый город, каждая деревня и всякое поселение являлись такими общинами. А в те суровые годы, как впрочем и в любые другие времена, жизнь всей общины и каждого её члена изобиловала сложными вопросами и ситуациями, которые требовали не просто решения, а решения по букве и духу новой веры. Однако истинных проводников веры – преподобных отцов и учителей, кто мог бы своими проповедями и деяниями направить на путь христов недалекие умы и неокрепшие души, было не так много. Некому было направлять. Паства же смотрела в сторону Церкви с благоговением и преклонением и ждала от нее решения своих вопросов. Церковь, чтобы не растерять свой авторитет и доверие людей, должна была как-то справиться с такой ситуацией. И тогда за дело взялись управляющие общинными хозяйствами – епископы. Они, помимо всего прочего, объявили себя первой инстанцией в решении всех вопросов жизни общины, и духовных, и практических. Со свойственной им хваткой и расторопностью они живо принялись за дело и, нужно сказать, во многом преуспели. Ими было сделано много из того, что смогло разрешить многие злободневные вопросы существования, чем вполне заслуженно снискали себе уважение христиан. Их деяния несомненно укрепили авторитет Церкви перед паствой. Но еще более укрепилась уверенность епископов в собственной значимости и величии. Наиболее дальновидными и хваткими оказались епископы римской общины. С годами их усилиями именно община Рима сделалась главенствующей во всем христианском мире. И в ней же была утверждена папская курия – Святой престол папы – наместника Бога на Земле. Господа же земные не сразу, но всё же распознали пользу новой веры и нашли в ней свой интерес и способ добиться повиновения простого люда. Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo – отдай Богу богово, а кесарю кесарево! То, чего раньше они добивались от черни кнутом или пряником, теперь получали Словом Божиим. Достаточно было заручиться поддержкой Церкви. Заправилы же Церкви, епископы и папы, осознав возможность повелевать умами и престолами и вкусив прелести своего положения, по своей значимости встали в один ряд с монархами, а в последствие и над ними. Состоявшаяся уния господ светских и господ духовных создала европейский порядок и ввела течение жизни в более устойчивое русло. Далее кое-кто в этой унии сообразил, что вера в Христа способна не только спасать души, но и низвергать королей, подвигать границы государств и сокрушать любые стены. И вот, подняв на копьё знамя Христово, покатились по свету крестовые походы. Один, второй, третий … детский и последующие. С каждым таким походом уния господ становилась прочнее и богаче, а обычные христиане все беднее и бесправнее. В конце концов крестовые походы исчерпали себя, а междинастические междоусобицы и распри если не улеглись окончательно, то не выходили за рамки дозволенного. Стараниями Церкви и управляемых ею монархов жизнь Европы и окрестностей вошла в спокойную, более-менее определенную колею. До какого-то момента всё шло своим порядком. Каждый был занят своим делом. Крестьяне, ремесленники и прочий основной люд ломили спины, чтобы исправно платить налоги королям и десятину Церкви. Короли, состязаясь в тщеславии, с благословения Церкви устраивали войны. Церковь, папская курия и её прелаты⁷ на местах, духовно благословляла и окормляла и тех и других, оставаясь всё же более благосклонной к тем, кто был способен щедро вознаградить её саму. Церковь, созданная когда-то волею Христа, по прошествии веков стала краеугольным камнем мироустройства. Естественно, что Церковь, а точнее олицетворяющие её лица, совсем не хотели потерять своего места в этом круге вещей. Всеми правдами и неправдами персонажи папской курии стремились утвердить в умах простолюдинов и господ своё собственное величие и непогрешимость, с легкостью находя этому обоснование в христианских догмах. Тем более, что единственно служители Церкви и никто иной имели право создавать и толковать эти самые догмы.

Всё шло бы предопределенным порядком, если бы в лоне самой Церкви не заводились смутьяны. Таковые одиночки находились всегда и везде. Церковь так же не стала исключением, причем ещё задолго до своего утверждения. Ещё не состоялись вселенские соборы, ещё не было ни Символа веры, ни канонов, а одни служители-пресвитеры уличали других в неправильности их понимания веры, в ереси. Позже едва ли не каждый вселенский собор отцов-основателей Церкви создавал каноны и догмы, а несогласных с ними вычищал из своих рядов.

Несмотря на многие усилия ортодоксальных блюстителей чистоты веры, во все последующие годы и века в Церкви всё же обнаруживались подобные смутьяны. Что само по себе было закономерно. Где ещё как не в Церкви могли проявиться незаурядные, мыслящие личности? С детства они обращали на себя внимание своими способностями, учились в церковных школах (других просто не было), имели возможность читать книги, первая из которых была Библия, и обсуждать с духовными наставниками многие вопросы мира и веры. В последствие, они, найдя свое призвание в служении Богу, принимали сан. Пытливые умом, они не останавливались в своих духовных поисках. На своей стезе они задавались новыми вопросами и пытались найти на них ответы. При этом могло статься, что верно найденные ответы не во всем соответствовали доктрине Церкви. И тут каждый решал сам, как ему быть дальше. Открыто или исподволь заявивший о своих подозрениях на несостоятельность доктрины навлекал на себя испепеляющий гнев ортодоксов. Порой смутьянов и еретиков проявлялось так много, что монолит Церкви был готов рухнуть. Однако волею Бога и усилиями римской курии (снова Рим?) вероотступники из Церкви изгонялись и изничтожались по одному, либо целыми общинами и провинциями. Сама же Церковь после подобных чисток становилась все сильнее и могущественнее. Даже великий раскол на рубеже тысячелетий не поколебал установившегося миропорядка. Тогда Церковь разделилась на западную Римскую католическую («добрые католики») и византийскую православную. Даже будучи разделенной Церковь продолжала властвовать над умами людей и судьбами мира. Несмотря на все перипетии раскола, курия Рима не выпустила из своих рук нити влияния и сохранила господство в Европе.

Правда, так бывало не всегда. Случалось, что и Церкви, не смотря на всё её могущество, приходилось признавать подчиненность своего положения. Вскоре после первых крестовых походов в Европе настали времена, когда многие невеликие княжества волею одного вождя стали объединяться в единые королевства. По доброй ли воле или по принуждению более сильного соседа. Корона де Кастилия, Арагон, Франция на континенте и Англия на острове – вот основные игроки, сплотившиеся под твердой рукой своих королей и вышедшие на европейскую сцену как наиболее цельные, оформившиеся государства. Их монархи, уверовав в свою силу, стали позволять себе больше вольности во всём и даже в отношениях с Церковью. В начале четырнадцатого века король Франции Филипп IV, взошедши на трон, настолько утвердился в своем авторитете, что сначала подчинил себе все французское духовенство, а после презрел верховенство и римской курии. Он устранил римского папу Бонифация VIII и на его место сам назначил своего папу-француза, перенеся Святой престол из Рима во французский Авиньон. И попутно разгромил орден рыцарей Храма – тамплиеров. Правда, спустя семьдесят лет Святой престол снова вернулся в Рим и всё вернулось на круги своя.