Шаманство

Саша был небольшого роста – говорил, что метр шестьдесят восемь. Валентин знал, что метр шестьдесят шесть, но никогда эти сведения посторонним не выдавал. А ему возражал, ему можно. У них было принято подзуживать друг друга, но силы были неравны. У Саши солидное преимущество.

Я упоминал о противоречиях в характере Саши. Вот одно из них. Он абсолютно не страдал комплексом Наполеона, говорил, что сейчас в моде маленькие. И доказывал это на практике. Но напоминаний об этом не любил. Прическа у Саши короткая, сантиметра два-три, не больше, волосы темные, сейчас выгорели, неопределенного цвета – он зимой и летом ходит без шапки. Спереди, увы, скажем прямо – не густые, он потихоньку лысеет. То, что осталось, стоит дыбом, вроде непослушные. Вроде. Но почему он тогда их ерошит, а не приглаживает?

«Ты не метр с кепкой, – в пикировке иногда говорил ему разъяренный Валентин, – ты метр шестьдесят восемь с прической».

Это даже между ними считалось запрещенным приемом. Как тогда быть с Наполеоном?

Саша был скорее кругло-, чем яйцеголовый, во всяком случае, круглолицый и в общем довольно симпатичный. Глаза серые, всегда насмешливо прищуренные – Валентин толком не мог понять, он ехидный или ироничный. Саша отвечал, что это одно и то же, только «ехидный» – бытовое название. Немного портили лицо результаты юношеского увлечения. Учитывая рост и характер, Саша не мог не принять меры – он серьезно занялся боксом и стал кандидатом в мастера. Нос ему попортили, не слишком, чуть-чуть, а вот губы разбили. Оказывается, и губы тоже от бокса страдают, теперь его улыбка даже без старания кажется ехидной.

– Почему попортили? – не соглашался он. – Шрамы мужчину только украшают. – Если судить по успеху у женщин, он был прав. И утверждал: в наше время мужчине не нужно охотиться, нужно только не сопротивляться.

А, кстати, знаете, почему он бросил бокс? Надоело отвечать, в какой категории он выступает – в наилегчайшей.

Так комплекс или только противоречия?

На работе Саша занимался экономическими проблемами, а когда становилось скучно, то подключался к журналистским расследованиям, отчего становилось «весело» не только ему, но и редактору. Редактор связывался с Любой и спрашивал, дорожит ли она мужем. Иногда помогало. Но Саша чаще переходил на нелегальное положение. Увы, и в новой, довольно успешной, Украине «всегда есть место подвигу».

Может, вам образ показался слишком эксцентричным, ничего не могу поделать – какой есть, такой есть.

– Ну, что стряслось? Валя, у меня мало времени. Через два часа планерка. Если я не найду чего-нибудь жареного, пожарят нас. Сгорим. Тираж падает.

– Все газеты падают, – Валентин думал не о газетах.

– Ну конечно, для тебя все падают. А я – не все. Но дело не в этом. Тебе нужно поговорить. Но у меня тоже есть желание.

Валентин понял его обиду, но переключиться на другую тему не мог.

– Саш, я понимаю и хочу, чтобы твое желание исполнилось. – Он остановился. – Но… у тебя одно на уме. Мне сейчас не до этого. Извини, ты пока ничего не заказывал? Давай тебе сто коньяка, мне – пятьдесят. Я уже причащался. И кофе. И по бутерброду.

Валентин знал, что Саша ездит общественным транспортом или, если припечет, на редакционной машине, с шофером. Он говорил: если бы был за рулем, то получал бы ноль информации. Не было бы контакта.

– Заметно, что причащался, аромат… С утра, в рабочий день, Лавров! Мой журналистский нюх говорит, что не зря приехал. Понял. Переключаюсь на тебя.

Пока они заказывали, пока им принесли, пока выпили коньяк и отхлебнули кофе, Валентин мрачно молчал. Саша вопросов не задавал, хотя время от времени ногой постукивал. Он знал, что в интервью нужно уметь ждать, как на охоте. Он умел владеть своим темпераментом.

И действительно, шлюзы открылись, Валентин рассказал со всеми подробностями то, что вы знаете. Пока Саша слушал, на его лице был только все возрастающий интерес, никакого скепсиса или сомнений, в этом тоже проявлялась журналистская школа. Исповедь нельзя прерывать.

Когда Валентин закончил, на выразительном лице Саши пробежала целая гамма чувств, но насмешки, как ни странно, не было.

– Ну как? Ты думаешь, чепуха? Мнительность?

Ответ был неожиданным:

– О снах ты мне не говорил. Валя, я помню у тебя с такими снами было какое-то время после Милы Росевой. Я правильно помню?

Валентин вздрогнул.

– Черт, как же я мог об этом забыть.

– Вот в этом деле я тебе помочь не смогу, обратись к Гольдбергу. – Имелся в виду тот психолог, о котором я уже упоминал.

– В этом не можешь, а в остальном?

– В остальном могу. Это моя работа. Расследование. Нужно выяснить, было ли в действительности то, о чем говорят слухи. Ты – это и есть слухи. Ты их разносишь. Будем проверять.

– Как это?

– Очень просто. То, что с тобой произошло или кажется, что произошло, невероятно? В этом вся изюминка? То есть главное – не совпадение, а невероятность. Так?

– Да, примерно, – неуверенно поддержал Валентин. – Хотя пес мог умереть, палец могли откусить, но я не мог быть с этим связан. Мои желания.

– План такой. Ты на тех же условиях пожелаешь чего-то реального, но маловероятного, от тебя не зависящего. Но сделаешь точно так, как это было: пожелал, увидел картинку, что там еще – сплюнул через правое плечо…

– Никуда я не плевал и заклинаний не шептал.

– Ну и отлично. Когда убедишься, что ты не Илья-пророк, забудем об этой истории.

– Ты думаешь, что мне нужно изображать из себя идиота и что-то задумывать, желать?

– Уверен. Я психологию людей знаю. Хочешь забыть – сделай хоть глупую, но проверку. Чем глупее, тем лучше, потом будет неловко вспоминать. В комплекте и о проверке, и о твоем перепуге. Понял?

Саша имел влияние на Валентина, да и сама идея казалась правильной, будет потом над чем посмеяться. И над собой. Уже сейчас все происшедшее казалось курьезом. Хорошо, что обратился к Саше.

Они со смехом стали выбирать пожелания. В конце концов прошел вариант Валентина. Он так долго в автобусе думал о судьбе бедного, заброшенного власть имущими «старого города», что по инерции предложил:

– Давай пожелаю, чтоб в ближайшее время этот Некрасовский переулок привели в порядок. Дорогу, асфальт, тротуары, цветы. Такое возможно?

Они посмотрели на запущенный квартал, по которому даже транспорт почти не ездил, тупиковое место. А ремонта переулок не видел последних полстолетия наверняка. И вокруг таких запущенных, но более центровых мест море необъятное.

– Идет. Подходит, реально, но практически невероятно. Кому он нужен?

На том и порешили. Валентин хотел шаманство – так он назвал процедуру – перенести на дом, но Саша настоял:

– Здесь и сейчас. Во-первых, ты можешь передумать, а во-вторых, мне интересно.

Пришлось сдаться. Саша настроил его на серьезный лад: любое дело нужно делать ответственно и серьезно, тем более если это эзотерика, мистика! Они прыснули, пришлось настраиваться заново.

Наконец Валентин решительно повернулся к переулку лицом: вид был не из лучших – почувствовал раздражение и довольно сердито сказал:

– Я хочу, чтобы этот злосчастный переулок наконец привели в божеский вид, заасфальтировали и… – он неожиданно остановился. В глазах удивление.

– Ну, почему скис? – нетерпеливо спросил Саша.

– Я не скис, я увидел картинку. Каток на асфальте…

Саша насторожился, внимательно посмотрел на друга, потом успокаивающе проговорил:

– Вот и хорошо, условия соблюдены. Будем ждать результата.

Они помолчали. И Саша добавил:

– Но к Гольдбергу все-таки пойди.

Валентин согласно кивнул – он понял, почему это предложение прозвучало. Саша снова попытался поговорить о своих проблемах, но было ясно, что Валентин сейчас мало что может воспринимать.

– Ладно, ты зациклен, я понимаю. Давай завтра-послезавтра встретимся, у меня тоже есть чем тебя удивить. Договорились?

– Хорошо, созвонимся.

Валентин после кафе пошел домой, нужно было отдохнуть, немного поспать, снять напряжение. Правда, с этой целью они с Сашей взяли еще по пятьдесят – не помогло. Недалеко от своей парадной он встретил Спиридона, и это настроения не улучшило.

– За злодейство всем придется отвечать, – алкаш явно собирался произносить большой монолог. Валентин так посмотрел на него, что Спиридон осекся, повернул назад и засеменил во двор. Он определенно испугался. Но и Валентин пережил шок не меньше. Он с трудом удержался, чтобы не сказать Спиридону: «Заткнись, а то я отправлю тебя вслед за псом!» До чего дело дошло! Нет, без Гольдберга не обойтись.

Саша

Саша понуро возвращался после планерки. Пешком. Некуда было спешить, да и не мешало пораскинуть мозгами.

 
«Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить».
 

Но ничего путного в голову не приходит. А должно бы. Редактор, он же босс, он же старший компаньон, он же по совместительству дядя Любы, сказал:

– Иди и не возвращайся без бомбы, а то читатели уже забыли, что есть такое название – «Одесский листок». Больше месяца мы не продержимся, нужна сенсация.

Да, торопиться некуда. Дома сейчас уже вернувшиеся из школы девочки, ими занимается бабушка Любы, спасибо ей. Работать они все равно не дадут, через каждую минуту дверь в кабинет будет открываться. Вот когда придет с работы Люба и скажет: «Не трогайте папу, он работает», – тогда будет тихо. Любу они слушают. Любу все слушают, она признанная царица бабьего царства. Так сложилось.

Когда они поженились, десять лет тому назад, Люба настояла на том, чтобы купить квартиру недалеко от ее семейства. С Сашиными родителями пока – тьфу-тьфу – все в порядке, отец и мать еще работают, недалеко от них живет замужняя младшая сестра Наташа. А семейство Любы нуждалось в мужской заботе. Состав: Любина мама, тетя, бабушка и прабабушка, которой ориентировочно было девяносто – девяносто пять лет. По документам – девяносто два, но во время эвакуации документы теряли, потом заполняли со слов. Хотя практического значения это уже давно не имеет: в таком возрасте небольшой плюс-минус погоды не делает. Мужья у них не сохранились – карма! – они их выгоняли, все, кроме Любы и ее тети, у которой его вообще не было. Помня эту печальную традицию, они трясутся над Сашей, тем более что подозревают, что он может подать повод для громов и молний.

Я уже сообщил, что у Саши две дочки, но еще не уточнил, что они близнецы. Уточняю. Когда Саша узнал, что ожидаются близняшки, он официально отказался участвовать в продолжении воспроизводства.

– Я знаю, что будет. Будет восемь девок, один я – и это в лучшем случае, если не будет близнецов. С меня хватит семи.

Но, по правде говоря, он напрасно жаловался, Люба без проблем управляла всем семейством, включая его, и при этом получала неплохую зарплату: она была бухгалтером солидной фирмы.

Так, бомбу, бомбу… Где взять бомбу? Хорошо бы эффектное уголовное дело кого-нибудь из элиты.

Все знали, что основные перемены в стране начались с «большой двадцатки». Только после этого события Украина нажала на газ и рванула вперед. Конечно, реформы, конечно, налоговая система, конечно, социальные сдвиги – все это сыграло свою роль и было необходимо. Но Украина находилась в критическом состоянии: на последнем месте в Европе по всем показателям, кроме коррупции, по коррупции – на первом! Это была агония государства. Поэтому обычные методы для лечения не годились, только экстраординарные, хирургические! Новое правительство применило шоковую терапию. Суды почти одновременно посадили двадцать высших элитных воров во главе с их лидером. Только тогда все и началось. Никто даже не думал, что эти «весенние посадки» – народная остро́та – дадут такие бурные всходы. До шестнадцати процентов роста годовых! Казалось бы, сажать – слишком примитивно, из серии простых решений, которые предлагают популисты. Большинство полагало, что из украинского народа тягу к коррупции, взяткам и воровству за долгие годы никакими посадками не выбьешь. Это большинство возражало малочисленным оптимистам: не приводите в пример Грузию, сколько там этих грузин?.. С гулькин нос. А нас сорок миллионов, и все разные.

Но оптимисты оказались правы: украинцы доказали, что дело не в количестве, а в политической воле. На удивление быстро все всё поняли. Сообразили, когда посадки, продолжаясь в верхних эшелонах, опустились в средние, а потом и в нижние и в лучшем случае заменялись солидными штрафами. Дольше всех держались врачи, но и их прижали. Десять лет большинством в парламенте была партия «Неотвратимость», и она свое название оправдала.

И оказалось – не так уж это примитивно. Во-первых, почти не воруют, а во-вторых, если нельзя выжимать нетрудовые доходы, то какой смысл чиновникам не разрешать, вмешиваться, запрещать, указывать, то есть мешать желающим работать. А если никто не мешает, то люди могут многого добиться, что Украина и доказала. В этом и суть либертарианства.

А сейчас… Ведь шепотом говорят, что опять повадились… Вроде бы… И Саша нюхом чует, что можно найти острую тему, есть подземные течения. Но должно быть что-то новенькое, не говоря уже о доказательствах, сейчас за клевету и срок можно схлопотать. Те времена, когда журналисты и политики могли безнаказанно нести все что угодно, давно прошли. Втягиваться в безнадежную и бесконечную авантюру не стоит, какой бы заманчивой она ни выглядела. Сколько времени понапрасну он потратил на Чичигина! Когда это было? Десять?.. Нет, восемь лет тому назад. А как хотелось принести редактору на блюде голову начальника городского управления полиции. Но: не пойман – не вор.

А вот и улица Успенская, угол Канатной. Немного шумно, но что поделаешь. Зато в этом же дворе живет семья Любы, на дверях их квартиры написаны три фамилии, две из них – изгнанных мужей.

Квартирка у Саши с Любой неплохая, второй этаж, четыре комнаты, кухня и даже два туалета – бывшая коммуналка. В гостиной девочки делали вид, что готовят уроки. Саша привычно поцеловал их в лоб – наклоняться не нужно было, Любина порода телом, а головой, возможно, его – Люба почти блондинка, а они почти брюнетки. И похожи на него, определенно похожи.

Саша спросил: «Как дела?», ответа не стал дожидаться. В гостиной было чисто и рациональный минимум необходимой мебели – рука Любы. В это время зашла бабушка Аня, крепкая, крупная семидесятипятилетняя… женщина, ее старухой не назовешь. Саша поздоровался и сказал:

– Я иду работать, можно меня не дергать?

– Конечно, можно, – это было трио.

В кабинете, посреди комнаты, стояло два компьютерных кресла спиной друг другу, перед ними – два стола с компьютерами прижались к противоположным стенам: Любе тоже приходилось работать дома. Рядом с каждым столом у стены стояло по шкафу, один забит всякой всячиной – Сашин, другой, с аккуратными папками и литературой по специальности, – Любин.

Саша сел за свой стол, включил компьютер – это происходит автоматически, без компа нечего за столом делать.

Открылась дверь, извиняясь, вошла Аня, на небольшом подносе – чашечка кофе, бутерброд с колбаской. Любина школа. Мне остается повторить, что моим героям с женами повезло.

Ну, за работу. Бомба, бомба… Откуда ее возьмешь? Глупо сидеть, глядя в пространство, в ожидании наития. Лучше подработать последний рассказ, все руки не доходят.

Открыл рассказ «Синдром китайского Мандарина». Нашел текст, который ему казался шероховатым.

«У Бальзака в “Отце Горио” был задан такой вопрос… Гм, попробую по памяти, близко к тексту. Как бы читатель поступил, если бы мог, не выезжая из Парижа, одним усилием воли убить в Китае какого-нибудь неизвестного ему старого Мандарина и благодаря этому сделаться богатым?»

Нет, ни для творчества, ни для философских размышлений настроения не было.

Неизвестный китайский Мандарин… Китайский Мандарин снова вернул его мысли к Чичигину, который на днях объявил, что собирается в почетную отставку, на заслуженную пенсию.

Китайский Мандарин из Тайваня… Как в этом рассказе, как в сказке! Оказалось, что Чичигин настолько чист и неподкупен, что заслуживает небесной благодати. Он так и писал о себе в «Фейсбуке»: «Правда побеждает, и честность вознаграждается». С его-то рож… простите, мор… простите, лицом. Но прав был редактор, когда сказал, что физиогномика не принимается судом в качестве доказательства и слухи – тоже.

– Папа, а можно я…

– Таня, я же просил, я занят.

Саша не мог поверить и перенести то, что тогда произошло. На Тайване умер престарелый совладелец офшорного банка, не оставил завещания. Наследников, как и положено, разыскивали по миру и нашли только одного – это был Чичигин. Сначала в это никто не поверил, даже неспециалисты в физиогномике. Но он не вызвался, его нашли. И он даже не знал, что у него есть такой родственник. Оказалось, родного брата деда Чичигина маленьким увезли в Харбин, а больного деда, которому тогда было три года, оставили в России. Брат деда окитаился, но не совсем, фамилию оставил, и его сын, покойный Мандарин Чичигин, таким образом, оказался дядей нашего непорочного полицейского начальника. Саша – и не он один – землю рыл, но все было бесполезно.

– Папа, у меня задача…

– Лида, неужели нельзя понять?..

Чичигин вроде бы вспоминал, что в далеком детстве кто-то говорил о родственнике, но когда это было. Почему его отец молчал? А кто стал бы сообщать при советской власти о родственниках за границей? Отец и дома ничего никому не говорил. Объявление было в какой-то российской газете? Но он тех газет не читает, и там было напечатано «Сисикин», что близко к китайскому произношению. Он ни о чем понятия не имел, пока его не нашли.

Саша уйму времени и денег – правда, в основном редакционных – потратил на это расследование, собрал все, что было в Интернете. Собрал, насколько возможно, биографию покойника и доступные данные о его бизнесе, фотографии. Фирма относительно солидная, не однодневка, не прокладка, двадцать лет как минимум.

Чичигин имел сайт – играл в современность. Саша собрал его посты и форумы за несколько лет, это были открытые источники, ими можно пользоваться. Ничего интересного.

Покойный Мандарин, кстати, был похож на нашего полицейского, хотя его мать – китаянка, сильна российская порода!

Он открыл в компьютере дело Чичигина, нашел фотографию в газете. Подпись: Сисигин Джу Де. Похож, но не настолько, чтобы его мог узнать далекий родственник. А где по-китайски ударение? Си́сигин? Или Сиси́гин? И называли его фамилию там раздельно: Сиси гин. Гм, сиси… Сиськи-мисиськи…

– Папа, у меня кончились тетради…

– Таня, я занят. Спроси у мамы.

Следом за фото шли посты и форум. Изучил в свое время вдоль и поперек. Думал, что если нужно передать тайную информацию, то по телефону, по почте простой и имейлу побоятся, а на сайте и форуме могут вписать невинную на вид фразу. Саша провел там уйму времени, бесполезно. Сейчас бездумно пробежал глазами одну, другую страницу форума. И вдруг мелькнуло слово «сиси». Он прочитал текст. «Сиси и полное отсутствие мозгов. Если устраивает, дай знать». Он это, конечно, видел, но на форуме были мат, и пошлость, и предложения, и все что угодно… А аватар подходящий, буква «Б» на фоне неразличимого лица. Но сейчас он обратил внимание на «сиси» и поэтому внимательно посмотрел на аватар. А ведь, пожалуй, это мужчина. Но тогда у него нет «сисей» и буква «Б» не означает род занятий.

– Папа, мы закончили. Можно пойти погулять?

– Нужно! Только не мешайте.

Он включил компьютерную лупу, навел на аватар. Изображение увеличилось, но еще больше размылось. Собственно, из-за буквы видны один глаз, часть носа и краешек губ. И на глаз спускается чуб – не часто встречается у мужчин. Может, все же женщина? Нет, мужчина. И глаз, и складка у рта… Мужик. Саша, может быть, выдает желаемое за действительное – очень сильно желаемое, – но чудится ему в этом глазе с чубом что-то знакомое.

Буква «Б» тогда – начало фамилии, раз «Б» большое? Ну, тогда тупик, фамилий миллион… А вот если имя, то проще. На Б – Борис… и, кажется, все… Нет, еще Беня, бандитское имя – Беня Крик. Бандитское…

В это время открылась дверь, и вошла Люба.

– Люба, – заорал, вскакивая, Саша, – тебя мне господь послал!

Он не дал ей сказать ни слова, усадил в кресло и стал целовать. Стоя целовать снизу вверх было неудобно.

– Любочка, ты мне всю жизнь приносишь удачу. Беня Шило, Биньямин Шиловский – вот это кто. Любимая титушка Чичигина, вот это кто!