Глава пятая
Хорошее настроение маршала Маннергейма

«На всякое нападение врага Союз Советских Социалистических Республик ответит сокрушающим ударом всей мощи своих вооруженных сил».

Из проекта Полевого устава 1939 года

1

Главнокомандующий финской армией Карл Густав Эмиль Маннергейм прибыл в Виипури^[11] в прекрасном настроении и в сопровождении офицеров штаба.

Можно сказать, прекрасное настроение и подвигло его совершить эту скорее не инспекционную, а разгрузочную для души поездку. И, конечно, полезную для дела поездку. Не стоит забывать, что лицезрение главнокомандующего должно поднять боевой дух его солдат. Хотя в чем в чем, а в боевом духе своих солдат он не сомневался. Они сражаются на своей земле, они сражаются за свою землю, они слишком не хотят жить под коммунистами.

Офицеры штаба, чуткие к настроению начальства, вели себя сегодня раскованно, не делали задумчивых, напряженных лиц. Они позволяли себе громче обычного переговариваться и даже шутили. Правда, одного шутника Маннергейму пришлось осечь. Некий майор из адъютантов сострил насчет того, что русские иваны должны платить финнам деньги за то, что те учат их воевать. Шутка предназначалась другому адъютанту, но маршал услышал. Слова принес к нему порыв ветра. Но, разумеется, услышанное не испортило настроение Маннергейму. Он же не какая-нибудь кисейная барышня, чтобы его настроение зависело от порыва ветра с чьими-то словами. А такие умонастроения надо рубить, как камыши шашкой. И Маннергейм, подойдя широким, не знающим сомнений шагом и нависнув над шутником, которого одинаково превышал в росте и звании, отчетливо, раздельно, не повышая голоса произнес:

– Я, как вы должно быть знаете, молодой человек (услышав, что маршал обратился к нему как к гражданскому, майор побледнел), был генерал-лейтенантом русской армии. И я горжусь этим. Я учился воевать у русского солдата. У Ивана, как вы его изволили назвать. Если вы думаете, что тогдашние воевали тогда хорошо, а нынешние разучились, то вы ошибаетесь. В вас вселяют восторги наши победы, я понимаю. Но у русских такая национальная черта – они учатся через собственные мучения. К сожалению, очень быстро учатся. И дай вам бог на себе не испытать, как умеют воевать Иваны.

Выслушав отповедь, майор поднял взгляд с финского льва в круглом венке на шинельных пуговицах маршала на лицо маршала.

– Прошу меня простить, господин главнокомандующий, но я разговаривал не с вами.

– Ха, – барон Маннергейм обвел взглядом всех, кто прислушивался к их разговору, а прислушивались все. Вернул взгляд на дерзкого адъютанта. – Приношу свои извинения, майор.

Раздался всеобщий выдох. А Маннергейм, слегка улыбаясь, шел уже дальше вдоль линии окопов третьей линии укреплений. Третий, последний, тыловой рубеж «линии Маннергейма» начинался здесь, перед Виипури, и тянулся на северо-восток до озера Вуокса. Русскими не преодолен пока и первый рубеж. Полученные сегодня известия позволили маршалу, который до начала войны честно заявлял в правительстве, что его армия не продержится дольше двух недель, надеяться на самый лучший исход. На то, что в ближайшее время можно будет возобновить переговоры с Москвой и заключить мир на выгодных для Финляндии условиях, уступив всего лишь остров вместо полуострова Ханко. Зато так и не уступить первый рубеж обороны. А здесь, под Виипури, ничто так и не нарушит этой тишины.

Маннергейм остановился. Внизу, курчавыми волосами на теле альбиноса тянулись ряды колючей проволоки, выходя из леса и скрываясь в лесу. Снежную целостность нарушали также противотанковые рвы, надолбы, борозды траншей и видимые только отсюда, сверху, трапециевидные входы в доты и дзоты. А сколько всего не видно с этой прекрасной точки обзора! Подземные ходы, соединяющие огневые сооружения, двести подземных казематов. Не доступно глазу, не могущему проникнуть под покрывало из гранита и земли, устройство дотов и дзотов, а некоторые из них – просто чудо инженерной мысли. Чего только стоят, скажем, многоэтажные доты с пушечными и пулеметными амбразурами, закрывающимися бронеколпаками. А в этом месте под Виипури сама природа помогала защитникам города. Как, допустим, танки и люди смогут преодолеть тот скалистый, едва не прямоугольный обрыв под огнем артиллерии и пулеметов? Это невозможно.

Маршал развернулся и сбежал вниз по естественной лестнице из валунов, покрытой естественной же ковровой дорожкой из снега. За ним устремились офицеры штаба. Мимо отдавшего честь часового Маннергейм прошел в дот, служивший также и полевым штабом. В нем сейчас прихода маршала ждало командование третьей и пятой дивизий, обороняющих Виипури.

Через пять минут главнокомандующий открыл совещание. (Маннергейм единственный из всех присутствующих обходился без знаков различия на мундире. Зачем они ему, когда его и так знает в лицо вся Финляндия). Начать маршал решил с того, чтобы поделиться частью своего хорошего настроения. Вернее, частью того, что сделало это настроение. Прекрасные известия пришли из Франции. Генерал Гамелен через несколько дней представит премьер-министру Даладье записку о высадке морского десанта под видом добровольцев в районе Петсамо^[12], захвате города и дальнейшем его использовании как перевалочной базы англо-французских сил.

И уже известно, что Даладье одобрит план и его реализация – дело самого ближайшего будущего.

Маршал Маннергейм

Вот та часть, которой собирался поделиться с офицерами главнокомандующий. К сожалению, он мог поделиться частью, а не целым. Еще одни приятные известия, поступившие сегодня утром, носили строго конфиденциальный характер и не подлежали разглашению. Сообщил их маршалу начальник финской разведки полковник Меландер, сведения пришли по его разведканалам. Но в их достоверности сомневаться не приходилось. Так вот, англичане и французы готовят бомбежки с воздуха советских нефтепромыслов с одновременным введением союзнического флота в Черное море и вторжением экспедиционного корпуса на Кавказ. Чем думают подтолкнуть Германию к вступлению в войну с Россией, а переговоры с Гитлером о совместных действиях против Сталина, которого боятся больше Адольфа, они начнут сразу после первых бомбежек нефтепромыслов. И тогда Сталину сразу станет не до Финляндии. Англичане с французами, просмаковал Маннергейм приятную мысль, собираются поторопиться, пока Сталин занят войной с Суоми, поглощен ею, она оттягивает его ресурсы.

Если бы маршалу сказали бы, что люди, которые нарушат англо-французские планы, находятся сейчас в колонне, остановленной взрывом моста на одной из лесных дорог, соединяющих русский тыл с передовой, стоят возле горящих автоцистерн, он бы только рассмеялся и с его прекрасным настроением ничего бы не случилось…

2

Лейтенант Перепелкин оказался старшим из оставшегося в живых комсостава пехотного батальона, направлявшегося на передовую. С ним сейчас и говорил капитан Шепелев. Они сидели на ящиках с консервами на обочине дороги неподалеку от одного из уцелевших грузовиков.

– Это уже хорошо, что все трактора целы. Цистерны спихнете на обочину. Туда же разбитые грузовики. Груз из них распределите по оставшимся машинам.

Капитан взглянул на догорающие автоцистерны, которые скоро превратятся в обугленные скелеты. Мимо них бойцы пронесли раненого, зажимавшего живот руками в вязаных перчатках. Перчатки были насквозь мокрые от крови.

– Дальше, товарищ лейтенант. Вы поедете старшим колонны.

Капитан прервался, потому что к ним бежал младший комвзвода, отправленный Шепелевым с поручением.

– Товарищ капитан, тот грузовик, в котором лыжи, сгорел, – молодого командира трясло, кадык ходил вверх-вниз, он тяжело проглотил слюну и продолжил. – Но я нашел другие. Они, наверное, не поместились, – он опять замолчал, тяжело вздохнув. – Тридцать пар. Сломанных много… Пули, осколки. Пар двадцать можно…

– Извините… – вдруг крикнул младший комвзвода, отбежал шага на два и его вырвало.

Капитан и лейтенант переглянулись. Понятно, что война вблизи оказалась не такой, какой казалась юноше на учебных занятиях. Оторванные ноги, вывалившиеся кишки, агония, крики, от которых закладывает уши – и это только по дороге на передовую.

– Танк доедет один, я решил, – сказал Шепелев лейтенанту. – Без лыж никто не пойдет. Все вернутся назад.

– Всего-то осталось…

– А вы пройдите, лейтенант! Зажмут вот также на дороге и куда денешься! Идти можно только лесом и только на лыжах. Хорошо, сколько-то лыж нашлось. Мне хватит.

– Идите, помогайте грузиться, – это капитан сказал оправившемуся от приступа рвоты и утирающему рукавицей рот младшему комвзвода.

– Вы продолжите путь? – с обреченностью спросил лейтенант, уже зная ответ. Блеснула в глазах Перепелкина надежда, когда услышал, что лыж почти не осталось, но вот она пропала. Теперь именно ему придется докладывать о гибели колонны. Именно ему придется привести в тыл искалеченные машины, а также погибших, раненых и уцелевших людей, а также недоставленные боеприпасы и провиант.

– У меня свой приказ, – капитан встал с ящика. – Я обязан его выполнять. Я понимаю вас, лейтенант. Сейчас напишу рапорт о случившемся, думаю, это вам поможет. Идите, товарищ лейтенант, командуйте.

Капитан поманил Жоха, которому велел дожидаться поодаль. Вор поднялся с корточек, подошел.

– Решил? – спросил капитан.

Они пошли по дороге, направились к тому грузовику, на котором ехал капитан и его отряд.

– Отомстить хочешь? – вопросом ответил Леня-Жох.

– Я хочу их уничтожить. Потому что это возможно. Лыжи оставляют следы. Еще – потому что завтра будет следующая колонна на этой или другой дороге. Тем более я уверен, у них тут где-то лежбище и серьезное. Надо попробовать до него добраться.

– Много нас пойдет?

– Ты торгуешься?

– Не угадал. Я к тому, что мужика дельного присмотрел. А за себя если говорить… то куда мне деваться теперь, капитан!

– Тогда вот что, – капитан остановился. Они только прошли грузовик с развороченными миной капотом и кабиной, с которого два красноармейца снимали уцелевшее колесо, чтобы поставить его на одну из тех машин, что готовились к выезду.