– Впечатляют. И все же? В эту копилку ваша школа внесла свою долю. Четыре смерти за два года. Вы как-то это анализировали? Советовались с психологами, педсоветом?

– Полиция и даже вы лично, мистер Хикманн, проверяли все их телефоны, все контакты. Никаких суицидных сайтов, никаких угроз или шантажа. Есть, правда, у меня одно подозрение.

Джон и Эйлин разом опустили стаканчики и подняли головы. Джим прекратил писать.

– Мне не нравится наша новая учительница по искусству. Она так хорошо начала: организовала школьную радиопостановку по рассказам О’Генри; выставку творчества из разных отходов – пустых банок и пластиковых бутылок, но…

– Что «но»?

– Она зарабатывает дешевый авторитет у детей. Разбирает картины художников, рассказывает всякие сплетни и непристойные подробности из их личной жизни. Зачем-то учит их иероглифам и зеркальной письменности Леонардо. Ты бы, Джим, – она как-то незаметно переходила с официального «вы» на школьное «ты» и обратно, – допросил ее. К сожалению, у нас с мисс Брантон контракт на весь этот год, а то я бы ее уволила прямо сейчас.

– Конечно, мы ее допросим. Вы пока идите. Возможно, Джефри уже вернулся, а вы здесь. И сообщите, если узнаете что-то раньше нас, – он протянул ей визитку.

Не успела за директрисой закрыться дверь, в нее уже заглядывала Оливия. Ее хитрая мордочка светилась любопытством.

– Что-нибудь прояснилось?

– Н-е-е-е-т! – рявкнул Джим, – Оливия, не мешай работать! Я прикажу тебя вообще на порог полиции не пускать. И без тебя голова пухнет.

– Не имеешь права, но ухожу-ухожу.

– Я тоже. – Эйлин поднялась со стула. – Спасибо за кофе. Мне кажется, у меня брезжит идея, но пока какая-то туманная.

Оливия ждала в машине, нервно отбивая ладонями чечетку на руле. Эйлин устало села рядом.

– До дома подбросишь?

– О чем разговор? Ну, рассказывай, не томи, что эта старая курица поведала.

– Да ничего нового. И, между прочим, «старая курица» разыскивает сына. Исчезновение которого в свете последних событий не выглядит так, будто он где-то на пикнике тусуется.

– А где?

Эйлин только плечами повела. Иногда Оливия бывает просто невыносимой.

 
III
 

Было у Эйлин одно укромное местечко, куда она любила удалиться, когда нужно было сосредоточиться.

Оседлав жесткую и холодную скамейку в домике-укрытии для наблюдения за птицами на берегу тихого залива в устье реки Дарт, Эйлин сфокусировала окуляры бинокля и не спеша вела взгляд вдоль берега, отмечая новых обитателей. Вот вернулись из Норвегии на зимовку канадские гуси. Они хоть и называются так, но Канады в жизни своей не видали. Их длинные черные шеи и белые воротники ярко выделяются на фоне серого сушняка, опоясывающего заводь. Время от времени вожак взлетает и бóльшая часть стаи устремляется за ним. Но не далеко. Садятся на маленькие островки в заливе. Уточка-крохаль тюкнула своим буратиньим носом поверхность воды, встала свечкой, поджала лапки и исчезла под ней. Эйлин медленно вела бинокль, прикидывая, где малышка вынырнет, но ее все не было видно. «Не могла же она утонуть», – Эйлин мысленно одернула свою тревогу, но та как заноза залезла под кожу, и когда птичка наконец-то вынырнула на дальнем конце залива, Эйлин обрадовалась, но от сердца не отлегло. Мысли вертелись вокруг одного. Дети, ныряющие вот так в тяжелую, темную глубину и… сколько ни жди, уже никогда не вернутся. Зачем? Почему? Если бы это был единичный случай, но их уже четыре, и кто знает, кто на очереди, а главное, зачем и почему?

На миг заходящее солнце окрасило воду красным и весь залив стал похожим на ту ванну, в которой умерла мать Эйлин, вскрыв себе вены. Господи! Когда же это видение уйдет из ее головы?

Темнота и густой туман одновременно спустились на берег залива. Предчувствие беды, несмотря на благополучное возвращение крохаля, не покидало Эйлин. Она сняла с шеи бинокль и заспешила назад к машине. Завела мотор, но свет фар уперся в белую стену тумана и ослепил ее. Решила подождать. Откинула спинку сиденья, укрылась пальто, голову устроила поудобнее на подголовнике. Кругом стояла абсолютная, обволакивающая тишина. И вдруг… Шаги по песку прибрежного откоса и тяжелое, с храпом на выдохе, дыхание. Сердце заколотилось так, что казалось, машина сотрясается от его ударов. Эйлин схватила с пассажирского сидения сумку и стала ее трясти: «Стив, Стив, проснись. Здесь кто-то есть». Прислушалась к тишине, потянулась и низким басовитым голосом сказала: «Ну что ты паникуешь? Спи уже. Показалось». «Лошадь, наверное», – подумала она и обрадовалась. Как ловко она придумала обмануть незваного гостя, кто бы он там ни был. Лошадь или ночной рыболов. В то же время она мысленно пнула себя. Почему Стив? Подсознательно она все еще считает его своим мужчиной? Чушь собачья!

Эйлин подняла спинку сиденья, снова завела мотор. Туман уже не стоял стеной, а стелился над водой и паутиной обволакивал заросли камышей. Гукнула засыпающая птица, мелькнула летучая мышь, и, как бы ей вдогонку, мелькнула в голове мысль: «Не там ищем! Не там!»

– Джим, мы идиоты, – кричала она в трубку, рассекая одинокой стрелой темноту ночного шоссе.

– Два часа ночи – самое подходящее время для такого откровения, – без восторга ответил он.

– Джим, Джим, я поняла. Мы не там ищем!

– Где еще мы должны искать? Мы проверяли телефоны и электронную почту всех погибших детей – там ничего не было. Эти смерти чистый суицид. Их никто не провоцировал, никто не угрожал. Они не были членами никакой секты.

– Были! Именно поэтому они НЕ пользовались телефонами и соцсетями. Переписку можно отследить. Ты сам говорил, что у Камиллы был найден блокнот с какими-то закорючками. Ты еще спрашивал ее мать, не ходила ли она на курсы стенографии. Это была не стенография. Это была зеркальная запись. Проверь, есть ли что-либо такое среди вещей Руперта Филипса и Джефри Макгроя. И, пожалуйста, посади своих ребят снова проверять телефоны. Те, кого нет в соцсетях, у кого нет электронных аккаунтов – эти наши клиенты.

– Без присутствия адвоката я все равно их допрашивать не могу, а для обыска в доме Джефри мне нужен ордер. Он же еще живой… – голос Джима как-то запнулся, – я надеюсь.

– Да брось ты. Миссис Макгрой тебя и без ордера пустит. Я утром буду у тебя.

– Ты подозреваешь, что учительница могла создать секту?

– Подозревать – это твоя работа. Моя – копаться в причинах и искать смягчающие обстоятельства. У меня садится телефон и нет шнура зарядки. Я позвоню тебе уже из дома.

– Умоляю, дай поспать. Звони не раньше восьми.

 
IV
 

Эйлин проснулась от трели дверного звонка. Ощупью нашла тапочки, отметила, что в окне уже светло, и, еще не открыв дверь, почувствовала запах кофе. Оливия. Кому ж еще не терпится ее разбудить.

– Нет от тебя покоя, за кофе спасибо, проходи, я сейчас, – все на одной ноте.

– Не спросишь, какие новости я принесла?

– Зная твою профессию, – уже из ванной крикнула Эйлин, – новости либо плохие, либо очень плохие. Но сенсационные.

Она вернулась в гостиную, умытая и причесанная. Свежий запах зубной пасты мирно смешивался с запахом кофе. Так уютно, так по-домашнему.

– Да. Ты права. Плохая новость – это то, что Ана Мидлтон – девочка из класса Джефри, по утрам помогает матери-почтальону разносить почту – вчера видела Джефри на причале, где паркуется катер его отца. Миссис Макгрой позвонила в охрану причала, и ей сказали, что лодки в доке нет. Очевидно, что парень ушел в открытое море. Береговая охрана уже оповещена, но поиски затрудняются низким туманом. С вертолета ничего не видно.

– Так…

Эйлин не успела донести стаканчик до рта. У нее заметно затряслась рука, противная вчерашняя заноза страха снова зашевелилась под кожей спины. Она поставила стаканчик на стол.

– …Если это была плохая новость, то я не хочу слышать очень плохую.

– Придется. Очень плохая – это то, что катер все-таки нашли. Его протащило течением на запад, и он застрял в подводных скалах у острова Силли, – Оливия явно с удовольствием наблюдала ужас в глазах подруги, – все плохо, но не критично. Катер застрахован. Спасательной надувной лодки на нем не обнаружено и Джефри тоже.

– Остается только надеяться, что лодку подберут либо рыбаки, либо французские пограничники.

– Ты думаешь, он планировал суицид? – с тоской в голосе спросила Эйлин, и сама удивилась никчемности этого вопроса.

В тишине гостиной трель телефона прозвучала как какофония.

– Привет, это я, Джон. Как видишь, не дождался твоего звонка. Есть новость. Джефри нашелся. Он жив и здоров, слегка охлажден и сильно напуган. Скоро будет дома. Я не смогу его допрашивать без твоего присутствия. Так что, до скорого.

 
V
 

Куда подевались стать и заносчивость Джеффри Макгроя. За столом напротив инспектора сидит маленький напуганный мальчик. Ладони его длинных рук зажаты между колен. Колени слегка дрожат и ритмично открываются и закрываются. Он почти шепотом отвечает на вопросы следователя.

– Ты знал о намерениях ребят?

Молчание. Джим вынимает из папки мятый листок.

– Можешь сказать, что это такое?

Джеффри равнодушно смотрит на него.

– Каракули какие-то.

Джим достает из ящика стола зеркало и прикладывает к листку бумаги. Паренек меняется в лице, колени сжимают его запястья так, что слышен хруст пальцев.

– Каракули, да не совсем, – Джим ведет зеркалом вдоль строчек. – Не вздумай меня отговаривать… Я все уже решил… Умереть под залпы салюта – это круто… – Джим кладет зеркало на стол.

– Вы не имеете права копаться в моих вещах, – парень еще пытается как-то оттянуть момент.

– Ага. Ты о моих правах не беспокойся, а твои, – он кивнул в сторону Эйлин, – тебе мисс Колд разъяснит. Будешь помогать следствию – тебе на суде зачтется. Так что же это было?

– Я не хотел… – Губы Джеффри складываются точно в такой же залом, какой два дня назад был на лице его матери.

– Все началось с Виктории. Она выпила бутылку водки, сидя на самом высоком обрыве, уснула и упала в море. Девчонки говорили, что ее лапал отчим и грозился изнасиловать, если она не будет «хорошей девочкой». Тогда дело замяли и ее отчим избежал скандала о педофилии.

Он замолчал.

– Это мы знаем. Ты-то тут при чем? – напирает Джим.

– Мисс Стоун брала у нас интервью для своей статьи и как бы в шутку заметила, что Виктория «украла» у отчима звездный час – вместо его фотографий, которые были бы во всех газетах, теперь у всех на слуху имя самой Виктории Адамс. «Это как Марк Чепмен – убийца Джона Леннона. Жил себе никому не нужный и безызвестный, а один выстрел – и он уже знаменит не меньше своей жертвы», – объясняла она свою мысль.

Джим и Эйлин молча переглянулись.

– Всем хочется славы. Разве не так?! Вот я и придумал, как сделать, чтобы нас помнили. Это была моя идея создать клуб «Стань знаменитым сегодня». Мы бросали жребий – кто следующий и вместе обсуждали метод самоубийства. Каждый должен был уйти своим путем.

У парня потекли слезы. Он их и не скрывал, и не вытирал.

– Я никогда не думал, что кто-то из нас пойдет до конца. Это была игра. Как отражение смерти в зеркале жизни. Тогда мы и стали писать друг другу, как Леонардо. Леннон – Леонардо, понимаете? Накануне ночи Гая Фокса жребий вытащил я, но Руперт настоял, что это сделает он. Фейерверк – отличное прикрытие для выстрела. Я согласился, но надеялся, что он раздумает. Потом, когда это произошло, я решил, что ребята меня никогда не простят, и потому ушел в море. Там это больше походило бы на несчастный случай, но члены клуба знали бы, что я не трус и не прячусь ни за чьими спинами.

 
VI
 

Эйлин вышла из здания полиции. Придется серьезно подумать, как вытягивать парня. Хорошо, что ему еще нет восемнадцати. Если судьей будет мэтр Стравински, старика можно будет уболтать трудностями переходного возраста, разводом родителей, желанием самоутвердиться среди одноклассников. Ну и все такое.

Она не успела пересечь двор и открыть дверцу машины, как снова полил дождь. Ноябрьский, нудный, серый. «Хорошо, что у меня нет собаки, – подумала она, – выводить бедное животное в такую погоду, да еще и два раза в день – это бесчеловечно». Села за руль, включила телефон. Нашла опцию «Контакты». Прокрутила до буквы «О». Оливия Стоун. На экране высветилось: «Вы уверены, что хотите удалить данный контакт?». Эйлин жестко надавила зеленую точку на дисплее.

Она пристегнулась, уже привычно устроила поудобнее левую ногу и с удивлением отметила, что, несмотря на дождь, нога не болит.