Стиви-и-и-и, Стиви-и-и-и! – я слышу чей-то настойчивый и, похоже, немного обиженный голос, и даже через закрытые веки чувствую, что мне в глаза светит что-то яркое. – Ты что, уснул? Стив, вставай!
Я приподнимаюсь на локти, приоткрываю правый глаз и тут же его закрываю. Около меня сидит Джинни и пускает мне прямо в лицо солнечных зайчиков своим карманным зеркальцем.
– Эй, убери зеркало, слепит ужасно, – я прикрываю глаза рукой и снова пытаюсь их открыть. На этот раз вспышки от зеркальца не чувствую, но глаза открыть все равно не просто – вокруг и без солнечных зайчиков все прямо пылает от яркого света.
Я, так толком и не открыв глаза, делаю резкое движение, подаваясь вперед и садясь, обхватываю Джинн за талию, и мы тут же вместе валимся обратно на землю. Она явно уже не дуется, смеется во всю и даже не пытается вырываться. Так, обнявшись, мы лежим еще с минуту, пока мои глаза привыкают к свету.
– Стив, пойдем купаться, мы же сюда не спать ехали, – Джинни так по-детски надула губки, что сопротивляться ее уговорам не было никаких сил.
Я поднимаюсь, протягиваю руку вниз и поднимаю ее. Мы не спеша идем по горячему песку пляжа Ньюпорт-Бич в сторону воды. Рядом с нами со всех сторон загорают, куда-то идут, слушают радио или просто дурачатся такие же молодые и загорелые парни и девушки – студенты из Беркли, серферы, просто местные бездельники и их приехавшие на каникулы друзья. Что может быть лучше лета на пляже, особенно лета на пляже в Калифорнии.
Окунувшись с головой, я понемногу начал приходить в себя. Голова прояснилась, окружающая действительность перестала казаться туманной. Видимо, я сильно перегрелся на солнце, да и дневной сон на жаре после пары банок пива тоже не добавлял бодрости. Джинни же чувствовала себя отлично и пыталась обрызгать меня, что есть мочи ударяя руками по поверхности воды. Я с удовольствием принял вызов и окатил ее самой мощной волной, которую смог вызвать силой своих рук.
Вдоволь наплававшись, мы вышли на берег, добрели до своих полотенец и уселись на них. Только я очутился на полотенце и устроился поудобнее, моя подруга объявила, что хочет пить. Я же, кроме жажды, почувствовал и вполне себе зверский аппетит. Поэтому, недолго думая, мы решили дойти до ближайшего пляжного кафе и там чего-нибудь перекусить.
В забегаловке для серферов, что расположилась в сотне метров от нас, выбор блюд был невелик – пара видов бургеров, хот-доги, пиво и кола. Как раз то, что нужно. Я подошел к кассе и заказал два чизбургера (себе с двойным луком, Джинн совсем без него) и две колы – пива больше не хотелось.
Пока собирали бутерброды и наливали колу, я стоял, облокотившись на стойку, и слушал самую свежую и популярную сейчас песню «Пляжных мальчиков» – «I Get Around». Песня была действительно классная, но мне с этого альбома больше нравилась «Little Honda» – о таком же, как у меня, малыше Хонда 50.
Мы и сюда, на пляж, приехали именно на нем – быстро, удобно, с ветерком. Я, пока во всяком случае, ни на какую, даже самую крутую тачку, не променяю свой Honda 50: галлон бензина почти на 200 миль, три передачи, да и скорость больше 40 миль в час мне для поездок по городу и на пляж не нужна.
Взяв заказанное, я сразу расплатился и пошел обратно к столику. Джинн смотрела в окно и даже не сразу поняла, что я уже вернулся.
Мы молча жевали чизбургеры и попивали ледяную колу. В стакане льда было явно больше, чем самого напитка, впрочем, в такую жару я был не в претензии к бармену – сейчас «на ура» пошел бы и просто стакан льда. Бургеры же напротив, были очень и очень ничего: котлета, похоже, сделана прямо в кафе, прожарена хорошо, сыра и лука не пожалели – все как я люблю.
Я хорошо понимал, почему Джинн притихла. Скоро закончится лето, и я должен буду уехать. Я вернулся сюда, в Ньюпорт-Бич, только на каникулы. Скоро начнется новый семестр и нашей беззаботной пляжной жизни придет конец.
Мои родители не жалели сил и времени, чтобы их единственный сын получил лучшее образование и стал «достойным членом общества». К тому же, им казалось, что надежнее отправить меня подальше от школьных приятелей, пляжных вечеринок с неизменным рок-н-роллом из открытых окон и распахнутых дверей машин, выпивкой и горячими местными девчонками.
Кончилось это противостояние тем, что я уехал учиться в Принстон, но, по взаимной договоренности с родителями, лето оставалось полностью в моем распоряжении.
Не стоит и говорить, что, как только заканчивалась учеба, я первым же рейсом улетал домой, где и начиналась моя «вторая жизнь» – пляжная и веселая.
Джинн же училась здесь, ее родители, напротив, очень не хотели отпускать куда-то в неизвестность «свою малютку», боясь всех этих студенческих загулов, вечеринок, гадких искусителей-старшекурсников и прочих ужасов, которые представляют себе родители девушки, уезжающей учиться в другой город.
Пока лето было в самом разгаре, ни я, ни она не хотели думать о будущем расставании – гуляли, ездили на пляж, смотрели в Drive-In новые фильмы с Элвисом, которые в этом году выходили один за другим, что-то беспрестанно ели в придорожных забегаловках и, конечно, слушали музыку.
Первым делом, по приезду домой после долгой разлуки, я брал Дженн, мы ехали в самый большой музыкальный магазин и покупали с десяток новых пластинок. Этим летом это были синглы «Everybody Loves Somebody» Дина Мартина, «I Get Around» The Beach Boys, «A Hard Day’s Night» The Beatles, «Oh, Pretty Woman» Роя Орбисона, «Hello, Dolly!» Луи Армстронга и еще целая гора дисков. Каждая из этих песен крепко засела в моей голове, я, вероятно, уже не смогу забыть их мелодии и слова.
Самое интересное, мы почти не виделись с друзьями, которых в городе было невообразимое количество – все-таки мы здесь выросли и отучились в школе. Но летом нам никто не был нужен. Это было только наше время. Может быть потому, что это время было строго ограничено, мы не хотели тратить его на других. Конечно, мы периодически встречали кого-то из знакомых, иногда они присоединялись к нашим обедам и ужинам или подходили на пляже. Но это была просто неизбежность, которую мы с Джинн стойко переносили и старались больше в том месте не появляться.
На моей Honda мы объездили все самые красивые, самые уединенные пляжи побережья. Джинн училась на художника-оформителя и увлекалась фотографией. В этом году на день рождения я подарил ей только что вышедший Canon FX с парой сменных объективов. Теперь она не выпускала камеру из рук, снимая меня и мою Honda, пляжи, на которых мы бывали, закаты и рассветы, которые мы встречали вместе, людей, которые нас окружали.
Пленки улетали с какой-то невероятной скоростью, вся моя комната была увешана ее работами: вот я с пачкой пластинок сажусь на мотоцикл, вот уличные музыканты-хиппи играют на гитаре, вот загорелая до черноты surfer girl седлает волну. Самое удивительное, что снимая так много, Джинн не делала лишних кадров. Почти все снимки были если и не выдающимися, то очень талантливыми и уж точно интересными. В них чувствовалась жизнь и ее вкус. Это была Калифорния в чистом виде, такая же легкая и светлая, как местное вино.
– Эй, Джинни, не кисни. Осталось подождать всего один год, и я вернусь сюда насовсем. Или ты сможешь приехать ко мне. Или мы вместе уедем в Нью-Йорк, Чикаго или, если захотим – на Аляску. Нас уже никто не сможет удержать.
– И что мы будем там делать? Ты сможешь жить без пляжей, волн и своего мотоцикла? Будешь ходить в офис и каждый день составлять финансовые отчеты, или чем там занимаются после окончания экономического? А я устроюсь художником в школу и буду обучать детишек рисовать яблоко? – она выглядела немного странно, голос был не грустный, не веселый, какой-то бесцветный, совсем без эмоций.
– Давай уж лучше, если мы выдержим еще один год, ты вернешься сюда, и мы решим, как быть дальше. Я бы не хотела уезжать. Переехать – да, в свою квартиру или маленький домик, жить там с тобой, но не уезжать. Мы слишком привыкли быть вместе именно здесь. И само наше «мы» без Калифорнии и ее пляжей может рассыпаться и исчезнуть.
Я был немного ошарашен и не знал, что сказать. У меня и в мыслях не было, что Джинн так серьезно воспринимает все происходящее, переживает, как сохранить наши отношения, боится неизвестности и перемен.
– Ок, Джинни, даже не бери в голову – я приеду сюда, ты будешь фотографировать, я устроюсь в какую-нибудь фирму или банк, мы снимем лучшую квартиру с видом на океан, мы будем вечерами гулять вдоль воды и будем так же счастливы, как и теперь.
Она кивнула. Мне показалось, что это был кивок не столько в знак согласия с моим высказыванием, сколько подтверждение какой-то ее собственной, не высказанной вслух мысли или решения. Чтобы там ни было, но после этого моя подруга сильно повеселела, достала из своей пляжной сумки кофр с фотоаппаратом, откинулась назад и сделала несколько кадров того, как я вгрызаюсь в бок своего чизбургера. Я же при этом состроил неимоверно злодейскую физиономию и начал немного рычать, всячески показывая свою свирепость. Похоже, опасный кризисный момент мы преодолели без серьёзных последствий.
Выйдя из кафе и снова попав в дневное пекло, мы стали думать, как провести остаток времени до вечера так, чтобы не помереть от жары, и не смогли придумать ничего лучше, чем поход в кино. Во всяком случае в зале не должно быть так жарко и светло.
Оставленная в тени Honda, судя по всему, уже довольно давно стояла на солнце, поэтому, чтобы сесть на сидения, нам пришлось сначала положить на них наши полотенца. Не очень стильно, зато можно не беспокоиться о том, что едешь на раскаленной сковороде.
До ближайшего кинотеатра мы доехали минут за пять и сразу же отправились к бару за чем-нибудь холодным. Напившись, мы подошли к расписанию сеансов и стали выбирать, какой из двух ближайших фильмов нас меньше разочарует: уже по названиям и описанию можно было понять, что обе ленты – полная чепуха и недоразумение. Но решение было принято – в кино, так в кино. Значит, оставалось только сделать выбор в пользу меньшего из зол. В итоге следующие полтора часа мы провели, созерцая что-то невообразимое – музыкальный вестрен-мелодраму – ну хоть Элвиса туда не зазвали, и то ладно.
Убивать время – самое неприятное и одновременно самое ценное занятие лета безработного студента. Когда еще у нас будет такой момент в жизни, когда можно делать все, что хочешь, или не делать вообще ничего, и это никак не повлияет на твои планы, дела, обязательства и прочие элементы нормальной взрослой жизни. С этой точки зрения все просто прекрасно: бездельничай, и ничего тебе за это не будет. Но когда этим приходится заниматься чуть ли не каждый день, начинаешь сильно напрягаться и думать о том, что, возможно, стоит найти себе какое-нибудь более осмысленное занятие.
Вот и сейчас я был немного расстроен потраченным впустую временем и хотел срочно заняться чем-нибудь полезным, о чем сразу и сообщил Джини. Она, похоже, очень обрадовалась тому факту, что мне надоело бездельничать, и сразу предложила на выбор несколько возможных дел на вечер. Во-первых, можно было заняться проявлением и печатью с недавно отснятых пленок в фотолаборатории при университетской библиотеке (у Джинн уже давно был свой ключ от нее). Во-вторых, оказывается, я сам говорил ей, что мне давно пора разобраться в гараже в домике на пляже и выкинуть все ненужное оттуда. Ну, а в-третьих, ее родители давно звали нас на ужин и сегодня как раз отличный момент для такого визита.
Конечно, второй и третий варианты были для меня сейчас одинаково неинтересны. Ну что я не видел в гараже пляжного домика? Свои старые доски? Поломанные велосипеды и колонки? Нет, это точно может подождать еще … лет пять.
А про ужин с ее высокоморальными родителями и говорить нечего – я даже не представляю, что нужно делать и какую роль играть, чтобы они остались довольны моим визитом. Думаю, что вечер накануне моего отъезда, точнее последние его несколько минут – вот отличное время для такой встречи: я привезу Джинн домой (после нормального прощального вечера с ней одной), заведу ее в дом, поговорю пару минут с ее родителями о своей специальности и завидных перспективах и уйду, возможно, даже не наговорив глупостей.
Поэтому вариант оставался только один. И он мне очень и очень нравился: можно было побыть с Джинн наедине в свете красного фонаря и посмотреть первым ее новые фото.
– Я так и знала, что разбирать гараж тебе будет лень, а встречи с моими родителями ты опять испугаешься, – Джинн совершенно бессовестно смеялась, похоже, раскусив меня еще на этапе, когда только предлагала свои три варианта.
– Ладно, Холмс, поехали уже, – мне не понравилось, что она была, как всегда, права и все знала про меня заранее. Вот главная проблема долгих и тесных отношений: про тебя всегда знают все заранее. И, что самое страшное, – не ошибаются. Во всяком случае, Джинн еще ни разу не ошиблась, если пыталась угадать мой выбор или решение.
От кинотеатра до университета ехать было порядком дальше, чем от пляжа до кинотеатра, поэтому по пути мы успели вдоволь налюбоваться морскими пейзажами, а когда углубились в город – суетной повседневностью горожан, лишенных нашего с Джинн состояния полной свободы.
Как всегда, кивнув охраннику на проходной, Джинн провела меня коридорами в уже знакомую маленькую комнатушку, находящуюся на задворках помещений, в которых создавалась студенческая газета, открыла дверь своим ключом, включила свет (пока обычный) и начала приготовления к таинству проявления фотопленки.
Все эти закрепители-проявители, фиксаторы и фотоувеличители, рамки, прищепки, лотки для промывки и прочие химико-технические объекты и явления всегда действовали на меня успокаивающе. Я мог, не двигаясь по много минут к ряду, смотреть на Джинн, погруженную в процесс. Иногда она просила что-то подать или что-нибудь подержать, тогда я вставал с совершенно шикарного дивана (зачем в фотолаборатории кому-то понадобилось ставить такой диван можно только догадываться – и я догадывался) и делал то, что она просила.
Еще одним приятным моментом во всем этом было то, что в прихожей, если можно так назвать маленький коридорчик, перед дверью в саму темную комнату, стоял простенький радиоприемник, который, впрочем, отлично принимал несколько радиостанций, играющих популярную музыку.
Пока Джинн готовилась, я вышел в прихожую, настроил радио на нужную волну, сделал погромче и зашел обратно, закрыв за собой дверь. Музыка доносилась немного приглушенно, но от этого звук был еще более приятным, появлялось чувство, что мелодия берется из ниоткуда – приемника видно не было, да и Джинни уже погасила свет и зажгла свой красный фонарь, прямо магия какая-то. Я устроился на диване, прикрыл глаза и стал слушать The Beach Boys – похоже, это было их лето. Наше с Джинн и «Пляжных мальчиков». Прекрасное, жаркое лето 1964-го в Калифорнии.
О проекте
О подписке