Сказать, что я немного подвис от такого разговора, – значит, ничего не сказать. У меня в голове роились мысли и вопросы, которые никак не хотели формироваться во что-то связное и внятное, поэтому какое-то время я просто молчал, смотрел на своего собеседника и выглядел наверняка как полный остолоп. Испугавшись того, что такого тугодума ни в какие Голоса не возьмут, а передумают и отправят на Землю жить новую жизнь, я собрал остатки своего разума в кулак и продолжил разговор.
– То есть вы хотите сказать, что все творческие люди просто ретранслируют, например, на бумагу то, что им вещают отсюда? – Я понимал всю масштабность и, как мне тогда казалось, катастрофичность и несправедливость такой ситуации.
– Не совсем. Голоса не диктуют каждое слово или ноту человеку, они просто направляют его мысли в нужное русло, что-то подсказывают, нашептывают, напевают, а дальше каждый принимает решение сам – прислушаться к своему внутреннему «я» (как это называют люди) или заставить его замолчать. Те, вторые, кто предпочитает оставаться глухим к нашим Голосам, так и продолжают строить из себя работников почты или бухгалтеров, например, а кто-то бросает всё и садится за свой первый роман, который, при определенной доле везения и мастерстве Голоса, всколыхнёт мир.
– Непонятно. Если вы, то есть мы, можем стать внутренним голосом человека, почему нельзя дожать, убедить его в том, что нужно становиться творцом, а не сидеть и дальше за конторкой? – я с ужасом прикидывал, сколько же, на самом деле, на Земле людей, занятых не своим делом.
– А тут всё зависит только от тебя. Точнее, от таких, как ты теперь. От Голосов. Если Голос сильный, уверенный и настойчивый, если он хочет повести своего подопечного вперёд и быть с ним до самого конца – всё у него будет. Ты пойми, что и я, и вы, Голоса, мы все не боги и не волшебники, мы такие же – в прошлом – люди. Конечно, Голосами становятся далеко не все, на этот счет у нас тут свои критерии отбора, но всё равно сочетание упёртости и зажатости человека и недостаточного желания Голоса бороться за результат очень часто приводит к тому, что мы вместо нового Керуака получаем ещё одного недовольного жизнью обывателя.
– А если один Голос не справился, то всё, на человеке ставят крест, условно говоря, и больше ему творцом не стать? – Мне стало очень обидно за тех, чей Голос-наставник оказался слабаком и не довёл своё дело до конца.
– Ну, нет, это было слишком просто и расточительно – талантами земными разбрасываться из-за ошибки Голоса. Ты же, наверное, и по себе должен помнить, как то самое «вдохновение» куда-то пропадает, а потом снова возвращается. Но после его возвращения хочется писать что-то совсем другое. Было? – Песочный Лев Толстой прищурился.
– Было. Так это что было? Пересменка Голосов? – Кажется, я начинал понимать, что к чему.
– Можно сказать и так. Когда один Голос не справился, не смог раздуть в человеке пламя из его искры, бросил всё на полпути, тогда мы начинаем искать для него кого-то понастойчивее, посильнее, чтоб громче и четче мог зазвучать в человеческой голове. Иногда на это уходит земная неделя, иногда месяц, а иногда и годы.
– И что, всегда находится более полезная для человека замена?
– Не всегда. В таких случаях мы собираем целую комиссию, да-да, не смейся, прямо заседание присяжных целое, и решаем, как быть. В каких-то случаях понимаем, что нужно попробовать послать Голос совсем из другой области, тогда, например, музыкант начинает внезапно писать картины, а поэт переходит на прозу. А иногда, к моему великому сожалению, мы осознаём, что уже все ресурсы исчерпаны и пора человеку из роли творца перейти в состояние рядового обывателя. И ездят потом такие лишенные Голоса творцы с гастролями лет тридцать пять подряд, исполняя одни и те же свои суперхиты, написанные много лет назад, когда они ещё слышали Голос – печальное зрелище. Но их тоже нужно понять – пока у тебя есть тело, оно требует еды, воды, крова и тепла. Правда, сейчас у большинства «звёзд» все эти простые вещи приобрели несколько извращенные формы, требующие миллионы долларов ежегодно, ну да ладно, это уже нас не касается.
– И что, каждому человеку на Земле назначается свой Голос? – Мне показалось, что миллиарды наставников – это как-то чересчур масштабно.
– Конечно, нет, иначе мир бы рухнул, лишившись поддержки крепко стоящих на ногах и рационально мыслящих людей. Что ни говори, а отдавать весь мир в руки творческих личностей нельзя – кто-то же должен и продовольствием всех обеспечивать, и за порядком следить, и лечить окружающих. Одними картинами, музыкой да книжками сыт не будешь. Да и многие люди просто не хотят свой Голос слышать. И если мы видим, что разжигать там почти нечего изначально, к тому же сам человек «не настроен на сотрудничество», то и не тратим время зря.
– И что я теперь должен буду делать? – Я понимал, что раз меня назначили Голосом, то просто отсидеться где-то уже не выйдет.
– Писать. Как и раньше. Только теперь чужими руками. На Земле ты записывал то, на что тебя наталкивал наставник, а сейчас уже твой подопечный будет писать то, что ему расскажешь ты сам.
– И всё? – Мне показалось, что так просто ничего не бывает.
– Не совсем. Конечно, придётся ещё иногда играть роль его, если тебе так будет понятнее, подсознания, ангела-хранителя, внутреннего голоса, чтобы твой человек вообще встал на нужную дорожку. Ты же и сам помнишь, как в том мире непросто решиться стать писателем. Вот ты и должен будешь сначала направить его в это русло, а уже потом помочь написать то, что не успел написать ты сам. Чем-то похоже на реализацию родителей через детей, не находишь? – И Mr. Sandman впервые с момента нашей встречи широко улыбнулся.
Закрепление за мной подопечного было назначено на завтра. Остаток же сегодняшнего дня я мог посвятить знакомству с новым миром, с городом, со своим домом. Хоть Mr. Sandman и утверждал, что мы все и не боги, и не волшебники, но и абсолютно нормальным то, что тут происходило, назвать тоже было нельзя. Так, например, я сразу после нашего с ним разговора точно знал, где находится мой дом и как до него дойти пешком, хотя, конечно же, мне об этом никто не говорил.
Выйдя из старой ратуши, я походкой туриста отправился на юг, в сторону, как мне казалось, своего дома. То ли от того, что теперь я был более внимателен, то ли оттого, что я никуда не спешил, а может быть, потому что я теперь стал, если так можно выразиться, «своим», мне на глаза стали попадаться другие обитатели моего нового места пребывания. Выглядели они, по большей части, как и полагается жителям маленького немецкого городка – в простой одежде, без каких-либо жабо или шляп с перьями. Люди как люди. Только чуть прозрачные, как и я.
Я пока точно не знал, как устроены самые простые бытовые моменты в этом городе. Ну, например, придется ли мне ходить в магазин? Нужно ли покупать лампочки для люстры? Есть ли тут вообще люстры, или свет появляется сам по себе безо всяких дополнительных приспособлений? Думая о таких вот глупостях, я буквально за пять минут дошел до своего дома. Как я понял, что это именно мой дом? Так и понял – проходил мимо очередного пряничного красавца, и меня как будто осенило – это же мой дом, чуть мимо не прошел!
Двухэтажный коттеджик с миниатюрным садиком и старинной деревянной дверью, украшенной клёпками и металлическими рейками-лентами, был чист, светел и в нем не хватало только одного – хозяина, меня то есть. Заходя в дом, я мысленно представлял себе обычное жилище, к каким привык в пору своего земного этапа жизни: шкафы, посудомойка, плита с духовкой, ТВ на полстены. Да, я это представлял. Но не хотел. Поэтому, когда я оказался в просторной прихожей-гостиной, в глубине которой виднелись проходы еще в две комнаты, моему взгляду предстал огромный камин, выложенный плоским камнем, да пара английских кресел с высокой спинкой цвета ночного неба. Больше тут не было ничего.
Пройдя в дальний конец прихожей, я заглянул сначала в правую арку. Моему взору открылся небольшой кабинет или, скорее, библиотека с массой старинных книг на высоких, под самый потолок, стеллажах красного дерева. Стол и кресло у окна, камин поменьше, чем в прихожей, напротив камина – кожаный диван тёмно-вишневого цвета. Левая же арка привела меня в спальню – ничего сверхъестественного: окно, кровать, какая-то странная, но притягивающая взгляд картина у изголовья.
Я вернулся в кабинет и уселся на диван. Уютный домик. Для меня одного – в самый раз. Только, что показалось мне странным, не было ни кухни, ни уборной. Неужели тут удобства на улице, а кухня где-то на заднем дворе в сарайчике? И тут я вспомнил про второй этаж. Точно, видимо, всё это располагается там – странно, но не критично, надо пойти посмотреть.
Поднявшись на второй этаж по отличной, широкой и крепкой лестнице я был несколько ошарашен увиденной картиной. Весь второй этаж представлял собой одну огромную комнату мансардного типа. У небольшого окна стоял на треноге телескоп начала XX века от Джона Брашира, отлитый словно из золота. В другом же конце комнаты виднелись стеллажи с пластинками, стойка с проигрывателем и колонками да точно такая же пара кресел, как и в гостиной.
Пройдя через пространство комнаты, я уселся в одно из кресел и попробовал осмыслить, что же всё это значит. И как мне кажется, пришел к единственно верному выводу. Как бы странно это ни звучало, но я теперь – бестелесный дух, мне уже просто не нужны столовые и ванные комнаты, а всё остальное в доме – инструменты, необходимые именно мне для сохранения душевного покоя, равновесия и поддержания некой творческой активности, которой мне предстоит заниматься теперь следующие n-цать лет, веков или тысячелетий.
После такого открытия мне стало гораздо легче. Всё-таки не каждый день умираешь и становишься неким Голосом в городе, где живут не боги, по их собственному утверждению, которые способны управлять всем творчеством людей на Земле. Кухню жалко, конечно, поесть я всегда любил, ну да ладно, переживу. Я уже вообще всё пережил, в некотором смысле.
Все эти мысли и откровения каким-то странным образом истощили меня, и захотелось банально поспать. Спальня была на первом этаже, значит, Голосам спать не противопоказано. Немного странно, конечно, но, думаю, что нет ничего неправильного и противоестественного в том, чтобы и таким существам, как я сейчас, перезагружаться время от времени или, что звучит более убедительно, уходить в состояние полного покоя для накопления энергии. Я и ушел. На первый этаж, в спальню, чтобы накопить немного энергии космоса для дальнейших свершений.
– Валян, мать твою растак! Куда ты её тащишь, сказано ж было, во второй цех неси! – Бригадир Олег Палыч был, говоря литературным языком, крайне раздосадован нерасторопностью и неопытностью своего нового сотрудника – студента педвуза Валентина Васильевича Крылова.
Валентин, а для всего остального мира просто Валя или Валян, худощавый юноша девятнадцати лет, пришел на завод не от хорошей жизни. Денег не то чтобы не хватало… Их просто не было. Совсем. Те крохи, которые принято называть стипендией, уходили на какие-то мелкие бытовые нужды вроде шампуня, лезвий для бритья и дешевого растворимого кофе в банке. А еще нужно было есть, хотя бы раз-два в день. И одеваться тоже нужно было, особенно зимой, когда температура в не самом северном городе – Борисоглебске – все равно вплотную приближалась к пятнадцати градусам мороза.
Вот и вынужден был Валя подрабатывать. Студенты – исконно русские подработчики в любой сфере деятельности человека: на стройке, в магазинах, на разгрузке чего угодно и во всех прочих, не самых престижных областях народного хозяйства. Сначала Валентин с друзьями, такими же будущими учителями математики и информатики, шабашили – то забор кому-нибудь помогут поставить, то выгребную яму для уличного туалета выроют, то фуру металлочерепицы или труб разгрузят.
И вот однажды, при разгрузке очередных ржавых труб, постоянный заказчик Олег Палыч предложил Вале и одному из его товарищей войти в коллектив, так сказать, на правах полноправных его членов. И парни, покурив и посовещавшись тут же за углом, приняли судьбоносное для всех решение и в один момент превратились в настоящих пролетариев, став работниками трубопрокатного завода.
В этот же вечер было принято еще одно важнейшее решение – потратить заработанные на разгрузке труб деньги на вечеринку (попойку, если называть вещи своими именами) по случаю приобретения нового статуса рабочего человека. Потому что подработка, шабашка – это одно, а вот стать членом трудового коллектива – это уже что-то совсем другое, более важное, ответственное, взрослое.
О проекте
О подписке