– Что будем делать? – спросил командира экипажа второй пилот Свенсен, швед, тот самый высокий молчаливый мужчина с жёлтыми волосами, который шёл теперь вместе с Уиллисом и другими. – Может быть, сделаем запрос?

– Чушь какая-то, – пожал плечами командир. – Ничего не будем делать. Не будем смешить людей. Продолжим полёт.

А неизвестный у радиопередатчика не унимался.

– До столкновения осталось три минуты, – передал он каким-то холодным потусторонним голосом. Лишь эта его неестественная тональность настораживала, а суть слов воспринималась не более чем обычный розыгрыш.

– Вот чудик, как старается, – командир покачал головой и усмехнулся. – Если было бы что-то серьёзное, нас бы предупредили.

– До столкновения осталось сорок… тридцать секунд, – неслись в эфире слова неизвестного. – Нам всем осталось только попрощаться друг с другом! – торопливо выкрикнул он фразу, диссонансом выбившуюся из его однообразного отрешённого монолога.

– Сейчас наступит конец света, – пошутил командир, но его никто не поддержал.

– До столкновения осталось десять секунд, – передавал неизвестный. Видимо, он решил сыграть свою роль до конца. – Семь, шесть, пять, четыре…

Что-то всё же в этом голосе было такое, отчего все, кто слышал его, внутренне напряглись и с замиранием сердца ждали окончания представления.

– Три, две секунды, – неслось в эфире, – одна, прощайте, земляне!!!

Всё так же спокойно, монотонно пели свою песню двигатели, и авиалайнер всё так же уверенно держался на курсе. Прошло ещё немного времени, и ничего не изменилось, ровным счётом ничего. Командир с улыбкой повернулся к другим членам экипажа.

– Вот шельма, а? Надо же придумать – астероид!

И тут произошёл сбой в навигационной системе; с ней стало твориться что-то такое… Что-то непонятное началось и на земле, и в атмосфере.

Море осталось позади, под ними проплывал какой-то город. И вдруг создалось впечатление, что землю встряхнуло – города не стало, а над местом, где он только что стоял, вспухло огромное серое облако. Серой пеленою застило всё внизу; видимость быстро ухудшалась и наверху, небо помутнело, солнце померкло, и они влетели во тьму. С навигационной системой продолжало твориться невообразимое, и, как со слов Марты понял Игорь, экипаж потерял всякое представление о местонахождении авиалайнера и направлении его движения.

Мощный нестерпимый гул, исторгнувшийся, казалось, из сердцевины земли, обрушился на сознание людей, повергая их в состояние полной невменяемости. Внезапный шквал смял спокойную до того атмосферу, яростные воющие вихри подхватили самолёт и, играя им, понесли, потащили в какой-то кромешный ад. Началась ужасная болтанка, самолёт швыряло вверх и вниз, он должен был сразу же разрушиться и исчезнуть в этом аду, но почему-то не разрушался и вновь и вновь возвращался на прежнюю высоту. Двигатели работали, и пилоты в полуобморочном состоянии стремились удержать авиалайнер от штопора. Большинство пассажиров без чувств лежали в креслах. Лишь единицы сохраняли присутствие духа и как-то ещё пытались осмыслить происходящее.

Время шло. Ураган неистовствовал, но конструкции самолёта выдерживали его удары. Свенсен переглянулся с командиром и встретил его напряжённый и одновременно торжествующий взгляд – у них зародилась надежда, что всё обойдётся. Очередная воздушная яма, однако, оказалась последней. Самолёт задрал нос, повалился набок, и его неудержимо потащило вниз. Пилоты делали отчаянные усилия, чтобы избежать падения, но всё было напрасно. Находившиеся в сознании пассажиры поняли, что развязка близка, и, вжавшись в кресла, закрыли глаза.

Самолёт ударило о поверхность какого-то озера, протащило по волнам и выбросило на пологий берег.

От пыли было темно, как ночью. Самолёт разгерметизировался, пыль проникала в салоны, и нечем было дышать. За бортом ревело, подземные толчки вытрясали души, и всё же это были лишь слабые отголоски того, что происходило в районе падения каких-нибудь полчаса назад.

Когда толчки прекратились и люди стали приходить в себя, обнаружилось, что половина пассажиров и экипажа погибли и на борту искорёженного авиалайнера полно раненых.

Мёртвых перенесли в один из салонов, раненым была оказана посильная медицинская помощь. Командир экипажа поведал о необычном радиоперехвате и высказал предположение, что столкновение астероида с Землёй действительно произошло.

– Боюсь, – заключил он, – у спасательных служб много работы и им сейчас не до нас. Не исключено, что какое-то время нам придётся полагаться только на собственные силы.

В числе погибших были и родители Марты, и четырнадцатилетняя девочка осталась одна среди незнакомых людей.

Территория, прилегавшая к озеру, представляла собой долину гейзеров, окружённую горами. Земля курилась и бурлила. Здесь и там из её недр вырывались струи пара и фонтаны горячей воды. Переувлажнённый воздух был насыщен запахом серы. Они словно попали на поверхность плоского вулкана. Пар и термальные воды, несомненно, имели недавнее происхождение. Некоторые гейзеры образовались посреди искалеченных садов, и струи пара обжигали ещё не помертвевшие до конца листья финиковых пальм, персиковых и других плодовых деревьев.

Вскоре после падения самолёта на долину гейзеров обрушился небывалый грязеподобный ливень, который затем перешёл в сильный непрекращающийся дождь, сопровождаемый ураганными порывами ветра. По земле побежали бурные потоки воды, озеро вышло из берегов и поднялось выше отметки, на которой находился самолёт, нижние его отсеки оказались затопленными.

Когда буря немного утихла, несколько человек под началом Свенсена отправились на поиски какого-нибудь населённого пункта.

Вернулись они через трое суток. Везде, где бы они ни были, земля представляла собой сплошной лунный ландшафт.

– Этой долине ещё повезло, – сказал в своём докладе Свенсен. – В других местах мы вообще не нашли ничего, что напоминало бы о деятельности человека. Не осталось даже развалин домов, абсолютно ничего.

– Ты забыл о посевах риса, – сказал ирландец О’Брайен, который тоже был в поисковой группе.

– О посевах?.. Ах да, конечно! Мы видели клочок земли с прибитыми колосьями. А может, это и не рис был, а что-то другое.

Дождь шёл ещё несколько суток, а когда он прекратился и серая мгла немного развеялась, пережившие аварию увидели, что горы, окружавшие долину и озеро, оделись глубокими серыми снегами. Все перевалы были завалены, в первых же сугробах проваливались по пояс, и преодолеть их не было никакой возможности. В горах властвовал холод, а в долине, согреваемой многочисленными горячими источниками, было сравнительно тепло и можно было обходиться летней одеждой.

Стало ясно, что заперты они здесь надолго. Погибших отнесли повыше от уровня озера и похоронили ещё во время затяжного дождя. Вскоре умерли многие раненые, и их отправили на тот же погост. Трое покончили с собой. Двое сошли с ума, и их век тоже был недолог.

* * *

Первые месяцы были самыми тяжёлыми. На психику давило осознание непоправимости случившейся трагедии. Мучил голод. Питались в основном падалицей, которую отыскивали под обломками садов. Большинство плодов были испорчены, и употребление их в пищу не проходило бесследно. Желудочно-кишечные расстройства были обычным явлением. За полгода умерли все пожилые и дети. Хоронили едва ли не каждый день.

Из подростков выжила одна Марта – сильная выносливая девочка, недавняя горнолыжница. Неутомимая добытчица, она шестым чувством определяла, где может иметься что-нибудь съедобное, находила, ела сама и подкармливала других, менее удачливых.

В конце концов в живых остался только тридцать один человек. Это были исключительно крепкие, здоровые люди, стойко переносившие любые невзгоды.

Сперва жили в фюзеляже самолёта. Позже построили конусообразные шалаши. Их назвали вигвамами, а место поселения – стойбищем.

В начале весны следующего года холода в горах, окружавших долину, пошли на убыль. В апреле морозы сменились оттепелями, стало выглядывать солнце, побежали ручьи, снега стали отступать. Первыми от них освободились южные склоны, за ними горные перевалы, а за ними всё остальное.

Путь был открыт, и в стойбище только и говорили, как связаться с внешним миром. Прошлым летом поиски велись к северу от долины. На этот раз было решено попытать счастья на юге. В южном направлении было пройдено километров двести пятьдесят – никаких следов пребывания человека. Когда группа поисковиков вернулась ни с чем, отправили другую – на запад. И снова всё было напрасно.

Посовещавшись всем миром, снарядили ещё одну экспедицию, которая двинулась в обход озера на восток. Как и все предыдущие экспедиции, её возглавил Свенсен. У него уже был опыт преодоления труднодоступных местностей, он был вынослив и мог, не повышая голоса, добиваться выполнения своих приказаний. Его спутниками в этот раз были двое пассажиров: рыжий Фергюссон – энергичный подвижный малый и флегматичный плотный и сильный коротышка Рейли.

В путь трогались ещё до восхода солнца, а на ночь располагались, когда послезакатное небо начинало меркнуть. В течение дня делали два привала. Чтобы не заблудиться на обратном пути, оставляли за собой памятные знаки из камней, собранных в небольшие пирамиды. Не слишком-то полагаясь на них, Свенсен чертил карту маршрута на светлой внутренней стороне дермантина, который вырезал в одном из отсеков самолёта. На этой карте он обозначал все мало-мальски заметные особенности рельефа местности, все перевалы и ущелья, которые им довелось преодолевать. Вместо карандашей командир разведчиков использовал кусочки древесного угля.

В дорогу им выделили небольшой запас сухофруктов – примерно по полкилограмма на каждого – и по две пластиковые литровые бутыли с водой.

Карту и остальные принадлежавшие ему походные вещи Свенсен поместил в свой самодельный рюкзак. При нем находились и сухофрукты, которые он выдавал по несколько штук, когда останавливались на ночлег. Рейли и Фергюссон съедали всё сразу. Свенсен половину своей доли оставлял на завтрак. Если бы не травы, которые они поедали и при переходах, и на стоянках, на сухофруктах долго бы они не протянули. Однажды им попалась большая двухметровая змея. Они убили её камнями. Фергюссон сказал, что не помнит, как она называется, но знает – мясо её съедобно. Будучи в Юго-Восточной Азии, он видел, как их там готовят.

– Отличное кушанье, – сказал он, – надо только к нему привыкнуть.

Змею зажарили на углях, разделили на три равные части и съели всю, не оставив даже кожу.

На другой день они наткнулись на птичье гнездо, в котором лежали три яйца. Яйца были крупнее голубиных, но мельче куриных. Они оказались свежими, и их сразу же выпили.

Потом каждый поймал по несколько особей бескрылой саранчи, так называемые акриды; все их съели живьём, без остатка.

На девятый день пути сухофрукты закончились и Рейли и Фергюссон заявили о необходимости возвращения в стойбище.

– А с чем мы придём? – возразил им Свенсен. – Что мы узнали, что открыли? Нам скажут: вы просто прогулялись туда-сюда, съев понапрасну провизию, собранную с таким трудом.

– Мы узнали, что земля разрушена, – в свою очередь возразили ему. – Разрушена везде, где мы ни побывали. Следы человека стёрты с её поверхности. То же самое было и в предыдущие экспедиции. Нас не в чем упрекнуть, и никто не посмеет это сделать.

– Всегда найдётся в чём упрекнуть, – сказал Свенсен. – Но дело не в этом. Нельзя исключать, что земли, которые мы прошли, не были обитаемы и до землетрясения. Пусть у нас не осталось еды, всё равно мы должны дойти до какого-нибудь города или селения. Мы устали, нам тяжело, очень тяжело. Но подумайте, что произойдёт, если мы всё же выйдем к людям? Может, в других местах разрушения не так велики, и нам помогут вернуться к нашим семьям! Ради этого я готов преодолеть любые трудности.

Последний довод подействовал. Прекратив разговоры о возвращении, участники экспедиции возобновили движение на восток.

Они шли ещё два дня.

…Был полдень. Было жарко. Они вышли из раскалённого каньона на открытое пространство, продуваемое ветрами. От жары и слабости темнело в глазах, и потому они не заметили необычные, геометрически правильные каменные россыпи, лежавшие на некотором расстоянии справа от них. Поддерживая друг друга, измученные люди дотащились до какого-то озера, расположенного в неглубокой лощине. Берега его зеленели травой и молодым кустарником, похожим на ивняк.

Они напились, прямо в одежде окунулись с головой в воду и, выбравшись на берег, растянулись на траве.

Рейли и Фергюссон мгновенно уснули, а Свенсен не мог сомкнуть глаз. Каньон, в котором не было ни одного растения и ни капли воды, едва их не угробил. Мучила мысль, что это он, настояв на продолжении поисков, поставил под угрозу жизнь своих товарищей. Рейли и Фергюссон истощены до предела и не могут больше двигаться. Да и ему каждый шаг даётся с великим трудом. О том, чтобы идти дальше, нечего и думать. Повернуть назад? Но в том состоянии, в каком они сейчас находятся, каньон им не пройти. Он посмотрел на спящих спутников. Ах, если бы он их послушался! До долины гейзеров было бы уже рукой подать. В тех местах вода на каждом шагу и много съедобных растений. Здесь же… Вода – вот она, а что касается еды…

Свенсен поднялся и оглядел прилегающую местность. На западе, откуда они пришли, находился каньон с его отвесными неприступными скалами. Севернее, в нескольких километрах от озера, скалы сменялись чередой волнообразных возвышенностей. Ещё дальше поднимались, подпирая небо, горы, которые тянулись на восток и где-то там пропадали во мгле. Южнее озера обзор закрывал полого поднимавшийся пригорок, а что за ним – Свенсен никак не мог припомнить, хотя что-то они там видели, когда выходили из каньона.

Оставив спящих товарищей, он пересёк ложбину, перевалил через пригорок, переправился через овраг с чистым прозрачным ручьём, обогнул лишённый растительности крутой косогор и незаметно для себя углубился в своего рода коридор, по обеим сторонам которого возвышались груды щебня. Миновав его, Свенсен вышел на покрытое наносной землей пространство с редкой колючей травой и свернул в ещё один коридор, где щебня было ещё больше. Завалы его перегораживали проход, и через них приходилось пробираться с риском сломать ноги.

Он бы не скоро догадался, что оказался среди развалин большого города, если бы не почтовый ящик, лежавший среди камней. Обозначенные щебнем коридоры – и первый, и тот, в котором он сейчас находился, – были не что иное, как развалины городских улиц.

Свенсен склонился над ящиком и, поворачивая его с боку на бок, заглянул в открытое днище. Он наделся увидеть почтовые отправления – адрес на них мог бы подсказать название города и местность, где они находились. Но ящик был пуст. Оставив его, Свенсен взобрался на груду щебня.

Развалины тянулись на многие километры на юг, запад и восток. Стихия перепахала город вдоль и поперёк. Это было какое-то месиво, состоявшее из земной породы и обломков домов. Кое-где земные недра поглотили целые кварталы и на их месте виднелись голые гранитные утёсы, соседствовавшие с высокими, в рост человека, зарослями бурьяна.

Свенсен прошёл до конца улицу, где нашёл почтовый ящик, свернул в переулок, обозначенный всё теми же грудами каменных россыпей, вышел ещё на одну улицу, потом ещё на одну и здесь увидел стены домов. Одни из них едва возвышались над фундаментом, другие поднимались до уровня второго этажа.

Медленно перебираясь через завалы, Свенсен обходил один дом за другим. Внутренние перекрытия в большинстве из них рухнули, и за фасадами домов виднелись лишь нагромождения балок, покорёженных бетонных плит и других строительных конструкций. Уцелело лишь три или четыре помещения на первом этаже, и Свенсен не преминул их тщательно обследовать. Потолки и стены в них были повреждены, но казались достаточно прочными, и он надеялся, что его не придавит. На полу – осколки оконного стекла, отвалившаяся штукатурка, обломки кирпичей, разбитая люстра, опрокинутый столик, сломанный стул, какие-то доски с остатками полировки, расколотый пополам шкаф с кипами слипшихся почерневших бумаг, плоский монитор компьютера – ничего, что могло бы представлять интерес.

Он проник ещё в одно помещение. Большая часть потолка в нём рухнула, а остальная просела и еле держалась. По уходившей под завал барменской стойке у задней стены, опрокинутым столикам, стульям и битой стеклянной и фарфоровой посуде Свенсен понял, что здесь был бар или какое-то кафе.

За стойкой под обломками полок и разным хламом он откопал несколько десятков банок с консервированными продуктами, среди которых были сосиски, тушёная говядина, печёночный паштет, сардины, лосось, морская капуста, сгущённое молоко, мармелад, быстрорастворимый кофе. Судя по всему, помещение затопляло водой, и продукты, заключённые в менее надёжную упаковку, пришли в полную негодность. Наверно, под завалом было ещё много чего, что могло бы им пригодиться, но голыми руками его было не разобрать.

Под конец Свенсен нашёл бутылку с золотисто-коричневым напитком. Этикетка на ней отсутствовала. Он отвинтил пробку и пролил несколько капель на язык. Это был коньяк, и довольно неплохой. В углу возле завала стоял бочонок из светлого металла, в каких обычно держали пиво. Рядом с бочкой валялся специальный пробочный ключ. Несколько оборотов, и из отверстия бочки побежала, пузырясь, пышная пенистая гирлянда. Ноздри уловили знакомый запах. Слегка наклонив бочку, Свенсен приложился к отверстию и сделал несколько глотков. Это было пиво – крепкое, отличного качества. Подобное он пил в одном из пражских баров, будучи проездом в чешской столице.

Среди битой посуды Свенсену попалось несколько пластмассовых стаканчиков и одна пивная кружка с отбитой ручкой. Отчистив кружку от грязи, он наполнил её пивом, подождал, пока немного спадёт пена, подул, освобождая местечко для губ, и медленно выпил до дна. «Отличное пиво, – снова подумал Свенсен. – Если бы оно ещё было охлаждённым».

Свенсен был крупный мужчина. Однако он был истощён, а пиво было крепкое. Он почувствовал, как благородный напиток ударил в голову, покачнулся и, чтобы не упасть, привалился к стойке. Минут через пять воздействие алкоголя ослабло и к нему вернулась способность совершать координированные движения.

Погрузив в рюкзак несколько банок с продуктами, Свенсен поспешил к озеру, где они остановились на отдых.

Рейли и Фергюссон уже проснулись и, сидя под кустом, молча встретили его появление. Свенсен поставил перед ними рюкзак и сел напротив.

– Мы думали – ты нас бросил, – задушенно просипел Фергюссон, не спуская со Свенсена подозрительных глаз.

– Плохо, значит, вы обо мне думали.