Вернувшись от ювелира, тётя Роза вновь привела меня в свои комнаты, сказала, за сколько продала золотое украшение, и спросила, что бы я хотел получить в качестве награды за найденный клад.
Я без утайки рассказал о моей с друзьями мечте купить надувную резиновую лодку.
– Хорошо, – сказала тётя Роза. – Вот деньги. Покупайте своё плавсредство. А это тебе сверху. На рыболовные снасти. За то, что ты такой замечательный мальчик – честный и много на что способный.
И она вручила мне ещё почти столько же, сколько выделила на лодку.
Когда я уже взялся за ручку двери, тётушка остановила меня.
– Вас ведь четверо, – сказала она. – Не тесновато в резиновой лодочке будет?
– Так лодки-то разных размеров бывают. Хоть на четверых, хоть на пятерых. Купим такую, чтобы всем поместиться.
– Ладно, иди. Если не будет хватать, ещё добавлю. Но не роскошествуй – не злоупотребляй моим расположением!
Позвонив Василию, я сообщил насчёт денег.
– Можно идти покупать.
– Ух ты, вот молодчага! – послышалось в ответ. – Сказал – сделал! Своё слово держишь. Ладно, сейчас уже поздно, все магазины, кроме продуктовых, закрыты. Собираемся завтра утром у «Белого теплохода». Там самый большой выбор. Рыжвана и Файзулу я предупрежу.
«Белым теплоходом» назывался магазин, где продавали разные рыболовные снасти, а также спортивные и туристические товары.
Тёти-Розиных денег хватило на пятиместную «Чайку» – лодка так называлась – и на спиннинг для меня.
Из магазина мы сразу же направились к Ольме. Накачали насосом надувные секции, спустили «Чайку» на воду и разместились, кому как понравилось.
Хорошо, что купили пятиместную лодку. Немалая длина и ширина нашего плавсредства позволяла располагаться с полным комфортом.
Василий сел на вёсла, Гриша разлёгся на заднем сиденье, закинув ногу на ногу, Антошка расположился возле него на днище, а я устроился на самом носу.
Сначала мы взяли было курс туда, где чаще всего виднелись лодочки рыбаков и где, по мнению моих товарищей, мог быть самый хороший клёв. Но я предложил ехать дальше, к противоположному берегу.
– Зачем? – недоумённо спросил Гриша. – Откуда тебе знать, в каких местах рыба водится?
– Мне кажется, там больше повезёт.
– Камаш, слышишь, что он говорит?!
– Слышу! Давайте туда, куда Чалдон покажет.
Мы пересекли фарватер, по которому ходили крупные речные суда, и остановились метрах в трёхстах за ним.
Водный участок для ловли был выбран удачней некуда. К полудню на куканах у нас уже были четыре крупные щуки, три судака, тоже не маленьких, два жереха, два сазана килограммов на семь каждый и ещё десятка полтора рыбёшек помельче.
Наш командир предложил сделать так: по щуке – семействам каждого из нас. Остальную крупную – Розе Глебовне. В знак признательности за денежное обеспечение. А из мелкой рыбёшки сварить уху для нашей рыбацкой артели. Прямо на берегу Ольмы.
Так и сделали. Мои товарищи пошли разносить рыбу по адресам, а я остался собирать хворост и разводить костёр.
Уха получилась на удивление. Мы съели её всю без остатка и решили на следующее утро возобновить ловлю.
Мои товарищи думали, что я заберу лодку к себе, но я сказал, что лучше оставить её у Камаша. От их дома до Ольмы ближе всего было.
Не передать словами, как тронуло Василия моё доверие. С того раза лодка так и прижилась у него.
Тётя Роза из доставшейся ей части улова распорядилась приготовить разные блюда и постояльцам, и обслуге, в том числе моим родителям. Ну и сама попробовала судачьей ушицы.
Вечером, когда я явился с Ольмы, она погладила меня по голове и с ласковой улыбкой сказала:
– Кормилец.
Наш квартет рыбачил почти всё лето. Я-то ладно, мне можно было возле таверновской кухни столоваться, и проблемы с едой для меня и без пойманной рыбы не существовало. А вот у моих товарищей речная добыча стала заметной добавкой небогатым семейным финансам и провианту. Потому как родители их порой оставались без зарплаты, а бывало, что и без работы, неделями, а то и месяцами. Иногда им даже буханку чёрного хлеба не на что было купить.
Не единожды я отдавал свою часть улова друзьям.
После рыбалки они в большинстве случаев сразу бежали на рынок или пристраивались возле какого-нибудь бойкого магазина и продавали рыбу прохожим. Цену слишком не набивали, и товар у них разбирали слёту.
Случалось, к нам подъезжала рыбоохрана, но, помнится, дважды на куканах вообще ничего не было, а в третий раз…
В тот день у меня появилось предчувствие, что надо быть настороже.
– Робя, – сказал я, оглядывая из-под ладони водный горизонт, – а давайте привяжем куканы и садки к бакену, – нам везло, рыба так и шла на крючки. К тому времени мы уже килограммов шестьдесят наловили и хотели продолжить путину. – Вон к тому, ближнему, – я показал на красный плавучий знак, возвышавшийся над водой в сотне метров от нас.
– Зачем, Макс? – спросил Антошка.
– Так лучше будет, – ответил я и потрогал шнур одного из куканов. – Для всех нас. Вот увидите.
– Да ладно… – начал было возражать Гриша, но наш командир его остановил.
– Раз Чалдон сказал к бакену, значит, к бакену.
Едва мы отошли в сторону, оставив рыбу у конусовидного плавучего знака, как к нам подрулила моторка с рыбинспекторами. Хотели они взять нас «за жабры», а на единственном нашем кукане, прицепленном к надувашке, один лишь окунёк болтается.
– Что-то вам не везёт и не везёт, – сказал старший инспектор по фамилии Арзамасцев.
Он достал сигарету и закурил. Облачка ядовитого дыма поплыли в нашу сторону. От невыносимого противного запаха невозможно было дышать.
– Да, не везёт, – продолжил инспектор, буравя нас начальническим взглядом. – Сколько ни подъезжаем, всё в вашей лодчёночке пусто. Ну-ка признавайтесь, куда рыбу подевали?!
– Нет у нас никакой рыбы, – преспокойно ответил Василий. – Мы ведь больше загораем здесь, отдыхаем от школьной учёбы. Рыбалка – это от нечего делать, чтобы не скучно было.
– Ну-ну, загорайте, – хмуро буркнул инспектор. – Только не перегрейтесь на солнышке.
Моторка отвалила от нас и погнала дальше вверх по Ольме.
– Вот гады, – прошипел Василий. – Первые браконьеры на реке. Только вид делают, будто порядок наводят, а сами…
– Что сами? – спросил я.
– Так говорю – первые браконьеры. От них весь вред.
Поймав мой недоумённый взгляд, Василий пояснил:
– Рыбу они ловят: и осетров, и стерлядь, и шемаю, и вырезуб – любую запретную к ловле. Хоть в нерест, хоть когда. Себе и своим дружкам. И городским начальникам.
– Начальникам – это кому?
– Мэру Гнездилину, начальнику милиции Сушакову, главному прокурору Хрунову – всех не сосчитать. И Тиняеву, конечно.
– Тиняев – это кто?
– Это банкир, владелец заводов, газет и пароходов – местный денежный мешок. Без его согласия не назначаются ни мэр города, ни остальные большие властители.
Так я впервые услышал о Тиняеве. Потом судьба не раз сводила меня с ним лицом к лицу, и именно по его милости я оказался погребённым в Галаевой пещере.
– Да ведь мы тоже браконьеры, – сказал я после недолгого размышления.
– Нет, – возразил Василий, – мы не браконьеры. Мы только разрешённую рыбу ловим. А если когда больше вылавливаем, чем по закону положено, так это не с жиру, а от нужды, потому что дома, бывает, жрать нечего – по милости этих же начальников, банкиров и прочих кровососов, сидящих на шее народа.
Поймав ещё несколько рыбин общим весом килограммов восемнадцать, мы погребли к бакену и, забрав ранее припрятанную добычу, направились к берегу.
– А вот это уже серьёзно, – сказала Роза Глебовна, когда я пришёл с полным рюкзаком лещей, судаков и сазанов. Примерно треть своей части добычи я оставил родителям, а две трети преподнёс тётушке. – Только, милый мой, рыбалкой ведь нельзя злоупотреблять. Потому как рано или поздно вы с ней залетите. И за вас родителям придётся расплачиваться.
После случая с рыбинспекторами, когда нам удалось обвести их вокруг пальца, Василий Камашов стал относиться ко мне с ещё большей уважительностью. И при выезде на рыбную ловлю непременно спрашивал у меня, где лучше всего поставить лодку.
На что я скромно отвечал примерно следующее:
– Кому, как не тебе, знать, куда! Ты же у нас самый опытный рыбак.
– Ладно, Макс, не прибедняйся. Говори.
– Мне кажется, опять будет клевать по ту сторону фарватера. Только не где мы в прошлый раз вставали, а вон там, напротив затонувшего баркаса.
Корма этого баркаса виднелась на отмели возле противоположного берега, заросшего тростником.
Без всяких разговоров Камаш гнал лодку к указанному месту, и нам снова везло.
Я же как свои пять пальцев видел несметные косяки судаков, сазанов и бёршей, позёмкой проплывавшие над самым дном Ольмы. И заранее знал, в какую сторону лучше забросить удочку.
Со временем Гриша с Антошкой тоже поверили в моё предвидение и неизменно ждали, когда я скажу, на какой курс ложиться, чтобы выйти к очередному скоплению рыбы.
И в большинстве случаев я знал куда. Но иногда нарочно указывал пустое место. В те дни, когда семейства моих друзей и так были обеспечены уловами под завязку. Нет, не с целью умерить рыбацкий азарт. Просто мне хотелось, чтобы все считали меня не ясновидящим, а всего лишь удачливым рыбаком. Которому, однако, не каждый раз везёт.
Напутствие директора Чукалинской школы не забылось, и я по возможности скрывал свои необычные внутренние качества.
Однако порой в голове у меня словно что-то замыкало и способности предвидения и другие экстрасенсорные восприятия окружающего мира исчезали сами собой. И тогда на вопрос, где лучше заякорить лодку для рыбалки, я честно отвечал, что не знаю.
– Как это? – недоумевали солодочники. – Всегда знал, а сегодня не знаешь!
– Сегодня мой мозг отдыхает, – говорил я. И приводил запомнившееся выражение из какой-то книжки: – Если у тебя есть фонтан – заткни его, дай отдохнуть и фонтану. Мой же «фонтан» заткнулся по собственному желанию, не спрашивая моего согласия.
– Опять о своём «фонтане»! – говорили мне в ответ. – Надоел ты уже с ним. Придумай что-нибудь новенькое.
Все городские пацаны из простых, с которыми я в ту пору приятельствовал, отчаянно нуждались в деньгах. Наверное, не меньше, чем их вечно безденежные родители. И не только потому, что кругом было множество соблазнов в виде разных магазинных вкусностей и соблазнительных штучек вроде игровых приставок к телевизору и других наворотов, но и для удовлетворения самых насущных потребностей.
На покупку, к примеру, приличных штанов или обуви. Чтобы не стыдно было выйти на улицу. Большинство родителей насчёт обнов были чрезвычайно скупы и обряжали своих чад в новьё или достаточно крепкое бэушное только при крайней необходимости, когда те совсем уж в дранье оказывались. А некоторые из ребят так в изношенной до крайности одежде и хаживали.
Мои друзья промышляли тем, что солили, вялили и продавали речную рыбу, преимущественно мелкую и средних размеров: плотву, ершей, окуней, густеру, чехонь, подлещиков. Где-нибудь на улице возле продмагов. Случалось, торговали и сигаретами – большей частью штучно, редко когда у них брали целыми пачками. Или картошкой, купленной на рынке мелким оптом – одним мешком – и предлагаемой затем прохожим килограммовой розницей.
Антон Файзулин кроме рыбы приторговывал овощами и цветами со своего огорода. Для этого мать – отца у него не было, погиб в заводской аварии – выделила ему целую грядку в огороде, на которой он выращивал редиску, помидоры и цветы – астры и лилии.
Мне тоже деньги были нужны позарез. Но к добыванию бабла, как именовали дензнаки мои товарищи, у меня были другие, совершенно отличные пути.
Во-первых, я чуть ли не ежедневно выполнял обязанности посыльного в заезжем доме. Приветствовал гостей, провожал в номер после регистрации, посвящал в особенности работы нашего «караван-сарая», в том числе ресторанного зала, принимал и передавал поступающую корреспонденцию.
Эта служба занимала у меня не больше двух-трёх часов в дневное время суток. Чаще в отсутствие тёти Розы. Если же она находилась на своём рабочем месте, то обычно сама и регистрировала новоприбывших и сопровождала их до номера.
Кроме этого я выполнял другие её поручения. За что тётушка примерно раз в неделю награждала меня купюрами разного достоинства – в зависимости от объёма выполненной работы.
Но не это стало главным источником моих доходов.
Как-то раз один из постояльцев, некто Виссарион Герасимович Тризубцев, обратился к владелице гостиницы с заявлением, что у него пропала банковская карточка, на балансе которой была значительная сумма денег, предназначенная для текущих расходов на весь период его пребывания в Ольмаполе. И высказал предположение, что пропажа – дело рук обслуживающего персонала.
– Вот мальчик, что меня сопровождал, – сказал он, заикаясь от волнения и ещё больше приподнимая и без того приподнятые брови. – Не мог ли он? Или горничная, убиравшая номер. Мне рекомендовали вашу гостиницу как самую лучшую, а оказалось, что тут не всё чисто.
Дальше Тризубцев упомянул милицию, к которой он вынужден будет обратиться.
Роза Глебовна выслушала его и, дождавшись, когда он выплеснет своё возмущение, спокойно сказала, что весь персонал заезжего дома отличается безукоризненной честностью и что она за всех ручается. Тем не менее она вызвала меня и мою матушку, выполнявшую обязанности горничной; кроме нескольких других комнат за ней был закреплён и номер, в котором проживал Тризубцев.
– Вот, Люба, – сказала тётя Роза, – наш гость не может найти свою банковскую карту. Не видела ли ты её где-нибудь? Это такой красивый пластиковый прямоугольничек.
В те времена эти штуковинки были большой редкостью.
– А везде ли Виссарион Герасимович посмотрел свою карту? – неожиданно для всех вмешался я в разговор. – Заглянули ли вы под передний коврик своего автомобиля? – вопрос уже непосредственно виновнику переполоха.
Замечу к месту, что «Бентли» гостя стоял у всех на виду, во дворе гостиницы, на охраняемой территории, недоступной для посторонних.
Постоялец на несколько секунд замер с открытым ртом, затем изумлённо вскинул брови и довольно-таки растерянно пробормотал:
– А ведь я в самом деле доставал там карточку, хотел переложить её из одного кармашка бумажника в другой. Но переложил ли?! Давайте посмотрим.
Прекратив обсуждение неприятной ситуации, мы все четверо спустились во двор. Тризубцев открыл дверцу своего автомобиля и приподнял правый передний коврик; под ним и оказался злополучный пластиковый прямоугольник, действительно красиво оформленный, цветной такой, яркий на сером фоне пола.
Все с облегчением вздохнули, а владелец карты пожал мне руку и на радостях вручил две довольно крупные купюры.
– Спасибо, молодой человек! – сказал он, повлажнев глазами. – А то у меня сердце от переживаний покалывать стало. Прошу прощения за недостойные подозрения.
Матушка одарила меня нежным счастливым взглядом, Роза Глебовна погладила по голове, и я, спросив у неё разрешение, отправился на встречу со своими друзьями.
Как говорится, легко пришло – легко ушло. На денежки, полученные от постояльца, мы купили самого лучшего мороженого – четыре брикета, каждому по одному, четыре же батончика дорогого заграничного шоколада и выпили по стакану вкуснейшего клюквенного морса.
Затем побывали в развлекательном центре для подростков под названием «На краю Ойкумены», где прошли маршруты приключений повышенной сложности.
Ещё до наступления вечера от моих купюр не осталось и мелочи.
– Деньги-то, что тебе постоялец вручил, ты мне отдай, – сказала матушка, когда незадолго до наступления ночи я вернулся в гостиницу. – У меня они сохранней будут.
– Так нет их уже, – ответил я, испытывая нарастающее чувство вины.
– А где они?
– Мы их истратили.
– На что?
– На «Ойкумену».
– С Гришей и Васей истратили? И с этим, как его, Файзулой?
– С ними.
– Ясно. Промотали, стало быть, прокутили. Хорош сынок, нечего больше сказать! Ты хотел к школе новый костюм заполучить. Так вот, нет тебе ничего! В старом походишь.
О проекте
О подписке