Читать книгу «Лента Мёбиуса» онлайн полностью📖 — Александра Кучаева — MyBook.
image
cover

Александр Кучаев
Лента Мебиуса

© Кучаев А, текст, 2021

© Геликон Плюс, макет, 2021

* * *
 
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул автомата заряд.
 

Глава первая
Не с одесского кичмана

– Давай, шевелись, клоуны! – крикнул Христофоров, и его трубный голос, подхваченный эхом, пронёсся по всей лесосеке.

Христофоров – бригадир «Кентавра», московской компании, занимавшейся лесозаготовками, наш временный начальник, двухметровый сорокалетний мужичина по кличке Бедила, весом около ста шестидесяти килограммов и невероятной физической могучести. А «клоуны» – это мы, зэки исправительной колонии строгого режима «Полярный медведь», работавшие на лесоповале.

Спереди, ближе к левому боку, за поясом у Христофорова плеть, а справа, чуть сзади, кобура с пистолетом ТТ. Плеть не простая, в хвосте её была завита довольно-таки увесистая свинчатка. Рассказывали, что этой штукой Христофоров на спор сокрушил быка-трёхлетку, попав ему промеж рогов. Не стеснялся он потчевать своей плетью и зэков, правда, в четверть силы, чтобы не убить и не покалечить серьёзно, дабы не лишить работоспособности.

Однажды и я испробовал её воздействие. За то, что не слишком быстро уступил дорогу начальнику. Удар пришёлся наискосок по спине, от правого плеча и до низа левой лопатки; обожгло, как огнём, а в месте, куда угодила свинчатка, образовалась долго не заживавшая рваная рана; я тогда упал, не помня себя, и после неделю не мог вдохнуть в полной мере.

– Шевелись, бездельники, тунеядцы, нажимай! – продолжал кричать Христофоров, поворачиваясь во все стороны. – Давай, давай, нажимай!

– «Давай» в Москве сам знаешь, чем подавился! – раздался злой голос за деревьями, сопровождаемый смачным звуком плевка.

– Кто сказал?! – закричал начальник, ещё больше повышая голос. – Ты, Карузо?

Карузо – это я, Валентин Измайлов, один из зэков «Полярного медведя».

– Нет, что вы, Алексей Иваныч, не я! – крикнул я с максимально выраженной лояльностью и даже с подобострастием. – Вы же знаете, мы люди смирные, нам лишние проблемы ни к чему.

– Смотрите, черти, а то быстро в карцер полетите – в гости крысам, они будут вам очень рады! – бригадир поправил на себе пояс и уже более спокойно продолжил: – Давай шевелитесь, а то вон какая туча надвигается. До дождя надо делянку закончить.

В северо-западной части неба действительно творилось что-то невообразимое. Огромная чёрная с синим отливом кучево-дождевая туча, казалось, вздымалась от земли до стратосферы. И что-то там слишком уж быстро всё перемещалось относительно друг друга, какие-то недобрые тёмно-серые вихри и другие страховидные атмосферные течения, освещаемые вспышками молний.

– Давай, нажимай!

И мы старались, нажимали. Кому охота попасть под ливень и грозовые разряды, способные к уничтожению! Хотя жизнь зэков – фактически недочеловеков, – по общепринятому мнению, мало чего стоила, каждый из нас цеплялся за неё до последнего мгновения.

Это был ураган – страшный, невиданной силы. Он сбил меня с ног ударной волной, и некоторое время я не осмысливал, что происходит, – только слышал, как воет ветер, трещит и ухает лес и стонет земля. А когда поднял голову, увидел, как вырывает с корнем деревья, а крыша вагончика, в котором базировалась лесосековская канцелярия, летит по воздуху.

Я посмотрел вправо и столкнулся взглядом с Сипаем, моим дружбаном и напарником на валке леса. Сипай – это за хриплый голос. Ещё в СИЗО – следственном изоляторе, – до приговора суда, местные вертухаи жестоко избили его, повредив при этом горло, и в лагерь он прибыл уже хрипатым.

Он со значением кивнул, я понял, мы поднялись и, преодолевая неистовые порывы ветра, двинулись туда, где темнела гнувшаяся до земли тайга.

У самого края делянки под поваленной лиственницей лежал Христофоров. Острый сук попал ему прямо в висок, и лицо под хлёсткими струями дождя уже начало отливать мертвенной глиноподобной желтизной. На правом боку начальника топырилась расстегнувшаяся кобура, а в ней чернела тыльная часть пистолета. Я без раздумий наклонился; рукоять оружия удобно расположилась в ладони. Ещё секунда – и из кармашка кобуры извлечён запасной магазин с патронами.

Побег задумывался нами на следующий, последний вахтовый день, перед концом работы, когда охрана устаёт и несколько расслабляется, но такой благоприятный случай с непогодой упускать было нельзя.

Сипай, он же Петька Вешин – мой земляк. Сорвались мы с ним не просто так, а всё тщательно обдумав и неплохо подготовившись.

Главным козырем в нашем обстоятельстве было содействие Николая Колгонова, вольнонаёмного из юкагиров, малочисленного северного народа, самого древнего на территории России.

Николай три года находился в колонии-поселении, после чего был условно досрочно освобождён; на кентаврском лесоповале он числился помощником кладовщика на хозскладе и по совместительству – грузчиком. В колонию же попал за преступление, совершённое в армии. Солдатом он был четыре месяца, последний из которых просидел на гауптвахте.

Закон освобождал Колгонова от призыва ввиду небольшой численности юкагиров, но он надел солдатскую лямку добровольно – приехал в военкомат и простенько так заявил, что хочет служить на пользу Родине.

– Я на охоте белке в глаз попадаю, – говорил он со своеобразным юкагирским акцентом, – ни разу не промахивался. Моё стрелковое умение может пригодиться, я так думаю.

Парня отговаривали, посмеивались над ним, но тот стоял на своём и в конце концов был призван.

В охранной роте, в которой оказался Колгонов, дедовщина – в самой худшей её разновидности – давно уже стала нормой и фактически поощрялась командиром подразделения, являвшего собой образец самодурства.

Деды издевались над всеми салабонами, как в части называли новобранцев, но особенно доставалось нашему юкагиру – за азиатский разрез чёрных глаз, глубоко посаженных, большой рот и другие физические особенности, не европейские. И за исключительную честность и стремление к справедливости, что нередко не прощается людьми подлыми, приоритетом которых, наоборот, являются разного рода гнусные дела и привычки.

В первый же день старослужащий ефрейтор Саврасов избил Николая за отказ чистить его берцы, то есть ботинки с высокими голенищами. И с того момента глумление и побои продолжались на протяжении всего времени службы юкагира. Даже при нахождении в строю.

Стоит, к примеру, шеренга солдат в казарме во время вечерней поверки, Саврасов же сзади – хрясь Колгонову оплеуху по затылку. Тот дёрнется, чтобы ответить недоброхоту, а сержант, выкликивавший фамилии по списку:

– Рядовому Колгонову за нарушение построения два наряда вне очереди!

Подзатыльник – мелочи, молодого солдата избивали и втроём, и вчетвером; свалив на пол, охаживали ногами и били кроватными дужками. Случалось, после таких экзекуций он не сразу мог пошевелиться.

Несколько раз его окунали лицом в унитаз.

– Это чтобы служба мёдом не казалась! – со смехом говорили старослужащие, они же – деды.

Саврасов называл Колгонова не иначе, как чукча.

– Я не чукча, я юкагир, – отвечал молодой солдат, пытаясь сохранить достоинство.

– Хоть юкагир, хоть кто, всё равно чукча, – изрекал Саврасов и презрительно осклабивался.

– Чукчи умный, смелый народ, – заявил однажды Колгонов, – а ты дурак!

– А, так! – воскликнул ефрейтор и ударом кулака в челюсть сбил несчастного с ног, после чего плюнул и высморкался на него, лежачего.

Как-то незадолго до отхода ко сну трое старослужащих во главе с Саврасовым схватили бедного юкагира и несколькими слоями скотча примотали ему руки к голове. Вся казарма надрывалась от хохота, глядя на беспомощные попытки солдатика стянуть с себя клейкие ленты.

Когда всё же он сумел освободиться, Саврасов сказал:

– Завтра перед отбоем будет ещё чуднее: мы тебя всей ротой опустим, и ты, петушок, будешь до утра кукарекать.

На следующий день Колгонов и его преследователь встретились у вещевого склада подсобного хозяйства гарнизона. Молодой солдат колол дрова, предназначенные для отопления бани на генеральской даче, а ефрейтор проходил мимо. И вот…

– Встать смирно, когда перед тобой старослужащий! – приказал Саврасов, останавливаясь и принимая строгий командирский вид.

– Да пошёл ты! – огрызнулся молодой солдат и принялся укладывать наколотые дрова в поленницу.

– Ух ты, нашлась вошь на гребешке, ещё корячится!

Схватив Колгонова за шею, Саврасов пригнул его к земле и локтевым сгибом передавил горло; от нехватки воздуха у юкагира потемнело в глазах, и он еле удержался, чтобы не упасть. Под руку ему попался топор, прислоненный к цоколю складского помещения.

Ефрейтор заурчал от получаемого удовольствия и ещё больше нагнул свою жертву.

Не осмысливая, что делает, многострадальный юкагир из-под низа ударил своего мучителя лезвием топора по спине; тот дико вскрикнул, распрямился, на какие-то мгновения словно остолбенел, затем бросился бежать. Колгонов за ним. Жертва мгновенно превратилась в хищника. Несколько быстрых настигающих шагов, и рубящий удар по голове свалил старослужащего наземь.

Отбросив окровавленный топор в сторону, Колгонов сел на чурбак и уставился перед собой невидящим взглядом.

«Когда лоби в горшке кипит, что огню говорит? – раскачиваясь взад-вперёд, произносил он слова вычитанной где-то кавказской сказки. – Не грей меня, хватит, а то выплеснусь и залью тебя всего, погаснешь».

Ефрейтор с разрубленной головой лежал ничком в нескольких метрах – Колгонов не смотрел на него.

А к месту происшествия у склада уже бежали дежурный офицер с двумя солдатами.

«Не грей меня…» – не переставал повторять юкагир.

Суматоха в воинской части поднялась ещё та! Командиры хватались за голову, не зная как преуменьшить чрезвычайность случившегося. К счастью, Саврасов был только ранен, и его срочно госпитализировали, а виновника происшествия арестовали и препроводили на гауптвахту.

Через месяц содержания под стражей Колгонова по приговору гарнизонного суда, состоявшего из прокурора и судьи с офицерскими званиями, двух солдат и почти безмолвного адвоката в штатском, уволили с военной службы и отправили в колонию-поселение.

Саврасова же несколько позже комиссовали по инвалидности; двое сопровождающих солдат отвезли увечного к постоянному месту проживания, в восьмитысячный районный городок, где он с малолетства считался полным ничтожеством – что примечательно, ни одна девушка не водилась с ним – и откуда он был призван в армию.

Моё с Петром уважительное отношение к юкагиру переросло в настоящую дружбу, и когда мы – отдалённо – намекнули ему о намерении рвать когти, он сразу без колебаний сказал, что хорошо, коли мы такие решительные.

– Я подсоблю вам! – горячо заявил Колгонов, пылая чёрными глазами. – Не сомневайтесь. И пойдёте не абы как, а снаряжёнными. Уж я постараюсь!

– А если прочухают, что это ты помог! – сказал Пётр с некоторым предубеждением к настроению юкагира. – Не страшно тебе?

– Так мы аккуратненько всё сделаем, – последовал ответ. – Не спеша, потихоньку, полегоньку; не беспокойтесь, никто обо мне ничего не узнает.

Ниже по течению Енисея, в десяти километрах от Улыдинской пристани, возле которой зэки «Полярного медведя» формировали плоты с лесом, он оставил для нас лодку с кое-каким имуществом и небольшим запасом продовольствия – всё, что, по его мнению, могло понадобиться в тайге.

– По тёмному поплывёте, – говорил Николай, наставляя нас. – А до того оставайтесь на берегу. Ночи сейчас короткие, но всё прикрытие.

Вот к этой лодке мы, поливаемые дождём, и пошли. Не прямиком, конечно, а вкруговую, чтобы сбить с толку неизбежное преследование. Река – с юга на север – протекала на востоке; ближе всего к лесосеке она была в районе пристани. Мы же с Петром взяли направление на запад. Чтобы потом сделать крюк.

Я шёл первым, мой товарищ – за мной в нескольких шагах.

Ветер со струями небесной воды бил в лицо, затрудняя движение, и я сквозь стиснутые зубы проговаривал слова зэковской песни: «Дождь нам хлещет по рылам, свищут пули нагана, лай овчарок всё ближе, автоматы стучат»; иногда со мной случалось такое – напевать при прохождении серьёзных преград на пути следования, каждое слово – в ритме хода.

Дождя и ветра было с избытком, но, слава Богу, ни пуль, ни овчарок не слышалось, и мы безостановочно углублялись всё дальше в тайгу.

Иногда я оглядывался на Петра; на сосредоточенном лице его были написаны неустрашимость и готовность идти столько, сколько понадобится, какие бы препятствия ни случились, и его непреклонный настрой вселял в меня дополнительные силы.

Километра через два с половиной нескончаемо потянулась топкая водяная низина; мы ступили в воду и, прощупывая дно шестами, выломанными в завалах сухостоя, двинулись краем её; дважды проваливались по пояс и один раз – по грудь, но дальше опять началось мелководье. Спустя минут сорок, выбрались на сушу и повернули на север, постепенно забирая на восток.

Енисей, тёмный, с белыми гребнями волн, гонимыми ветром, открылся перед нами часа за полтора до сумерек. Дождь стал убывать, и эти гребни было хорошо видно на значительном расстоянии. Ещё километра три шли берегом опять же на север.

Николай говорил, что лодку, небольшой чёлн, он спрятал в устье ручья, впадавшего в реку, среди высоких прибрежных тростников.

Челнок оказался точно в месте, которое наш помощник описывал. Мы тут же забрались в него, огляделись – укрытие было полностью заслонено от чужих глаз травянистыми растениями, вздымавшимися из воды и по краю берега, – и принялись разбирать оставленное нам имущество.

Кажется, Николай предусмотрел всё, что могло понадобиться в дальней дороге: двуствольное ружьё с патронами и запасом пороха, дроби и капсюлей; две телескопические удочки с несколькими крючками, сапёрная лопатка, топор, оцинкованное ведро, рюкзаки, небольшая брезентовая палатка, телогрейки, кирзовые сапоги. В отдельном полиэтиленовом пакетике – спички, зажигалка. Из кухонной утвари – две кружки и две миски, алюминиевые ложки, чайник, армейский овальный котелок.

Ещё в одном пакете – иголки, нитки, несколько кусков хозяйственного мыла, ножницы, две безопасные бритвы многоразового пользования, медаптечка с бинтами, йодом, аспирином и какими-то другими лекарствами. Наручные часы с механическим заводом – и те юкагир положил в застёгнутый булавкой карман одной из телогреек. В кармане другой телогрейки – компас. В заклеенном полиэтиленовом пакете – карта местности.

И продовольствие. Чай, соль, сахар, мука, сухари, макароны. Из круп – гречка, рис и овсянка. Кроме этого пластиковая литровка растительного масла, несколько банок тушёнки, шмат солёного сала, круг копчёной колбасы, несколько пластин сушёного мяса. И две полулитровые бутылки спирта-ректификата.

 





...
9

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Лента Мёбиуса», автора Александра Кучаева. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Современная русская литература». Произведение затрагивает такие темы, как «смертельная опасность», «остросюжетная проза». Книга «Лента Мёбиуса» была написана в 2021 и издана в 2021 году. Приятного чтения!