Полицию Шарику пришлось вызывать самому. Раньше него никому не удалось наткнуться на труп бездомного мужчины. Полицейские приехали в течение получаса, взяли с Шарика показания, и, бегло осмотрев место происшествия, уехали, чертыхаясь на очередного «глухаря». Труп тоже достаточно быстро забрали с территории бдительного дворника. А вскоре снова начавшийся дождь, окончательно перемешал всю оставшуюся кровь с грязью, и через пару часов уже ничего не напоминало о событиях, случившихся здесь прошлым поздним вечером.

Утро Максима было тяжёлым. Он налил себе в стакан вискаря, некоторое время смотрел на него, потом выпил. Сморщился. Выдохнул. Потом пошёл умываться.

После кратковременных водных процедур он съел упаковку активированного угля, и запил всё это тёплым пивом. Приняв холодный душ и одевшись в свежую одежду, Макс понял, что всё равно чувствует себя очень неважно и отражение в зеркале это подтверждало. Он вызвал такси. Машина приехала быстро. На выходе из дома он прихватил с собой ещё бутылку «Хугардена» в дорогу.

На работу приехал он вовремя. Спешно поздоровался с коллегами, которые обсуждали вчерашний матч у кофемашины. Лишний раз не делая выдохов, чтобы не создавать негатив за своей спиной, он добрался до своего кабинета. Максим включил компьютер, открыл первый попавшийся документ, устроился удобнее в кресле, и закрыл глаза. Вчерашний вечер серьёзно подпортил ему настроение на ближайшее время. Ещё он чувствовал, что серьёзно простыл – его знобило. Постучавшись, и не дождавшись приглашения, в кабинет зашла Лена. Максим смог только открыть глаза.

– О, я вижу, работа кипит, – её сарказм был, как всегда, безобидным.

– У меня болит голова, – с трудом ответил Макс.

– Отговорка не принимается, – Лена была в бодром, приподнятом настроении.– Я тебе принесла документы, в которых ты напортачил. Надо переделать, я отметила ошибки.

Она протянула ему несколько листов с его недавним отчётом, с которым он, откровенно говоря, не справился. Не было в тот день настроения. Он взял бумаги, взглянул на объём работы и страдальчески вздохнул.

– Так, половину ошибок я исправила, а самое очевидное давай уж сам, с меня руководство будет завтра всё это требовать. Тут работы на два часа, если ты черновики не удалил.

– Да не удалил я ничего, – с раздражением сказал Максим и закашлялся. Лена сжалилась над ним.

– Как всё сделаешь, иди домой, только мне всё покажи сначала. Дома только лечись, пожалуйста, а в понедельник выходи.

– Спасибо, ты очень добра.

– Ну, работай! – Лена вышла из кабинета. Макс не мог её подвести и принялся медленно, но сосредоточенно переделывать свою работу.

* * * *

– Чё какой грустный? – спросил Василий у Владислава.

Влад не знал, что ответить незнакомому мужчине на такой вопрос.

Пока он думал, сосед, ухмыляясь, уже вышел из лифта на седьмом этаже. Влад покинул узкую кабинку лифта на последнем, девятом.

Мужчина действительно растерялся от такого вопроса. Он не знал, что можно дожить до пятидесяти лет, и услышать такой неуместный вопрос в свой адрес. Вопрос от человека, с которым они никогда не общались, даже не здоровались, хоть и виделись изредка – всё-таки в одном подъезде много лет живут. Неудобный вопрос.

Закрыв за собой дверь своей квартиры, Влад продолжал думать об этом, и даже начал переживать.

Ему всегда крайне неприятно, когда ему задают необязательные вопросы. Стоит ли на них вообще что-то отвечать? Например, вопрос «как дела?» уже не вводит в ступор, но так же неуместен от людей, которых твои дела совершенно не касаются. Не касаются и не интересуют, но они всё равно спрашивают. Самое плохое в ситуации, что спрашивают так, по ходу дела, не планируя услышать развёрнутый ответ. Но если спросил, то уж будь добр, слушай! Ведь не всегда можно дать однозначную и содержательную оценку своих дел, поэтому не будет лишним и рассуждение о том, где какая неприятность тревожит, а что можно занести в актив из того, что случилось в последнее время. Но отвечать приходится так, чтобы было коротко, ясно. И не обременительно для того, кто задал вопрос. То есть ответить одним словом «плохо» нельзя. Ведь спрашивающий тогда сочтёт должным узнать, что же случилось. А это уже будет не вежливо задерживать человека своими жалобами, ведь он спросил лишь для того, чтобы оказать некоторое внимание, либо для того, чтобы не возникало неловких пауз. Может быть, другу и следует поведать обо всём, как на духу. Но лучше всего ответить «нормально», «хорошо» или «отлично», если действительно настроение позволяет. Можно в ответ поинтересоваться о делах собеседника, если тот ещё не убежал своей дорогой, услышав, либо пропустив мимо ушей, дежурный ответ. А так, ритуал вежливости закончен, всё идёт по плану.

Сам Влад таких вопросов не задавал, только если кому-нибудь из давних знакомых. Правда, один раз он поинтересовался у коллеги положением его дел, когда воцарилось неприятное молчание, после того, как они поздоровались, и стояли друг напротив друга. Только потом Владислав заметил, что вопрос вывел его сослуживца из состояния задумчивости, и тот кратко, как и подобает ситуации, ответил: «лучше всех». После этого вновь погрузился в раздумья, и Влад поспешил незаметно покинуть общество хмурого товарища, чувствуя дискомфорт. Но он был удовлетворён ответом, ведь коллега отсутствовал две недели, видимо, был в отпуске. Разумеется, ему на тот момент было немного грустно, что отпуск закончился, но провёл-то он его на должном уровне, отдыхать – не работать! Больше он этого человека в своей жизни не видел, узнав несколько позже о том, что тот ходил не в отпуск, а в запой, и на работу он тогда вышел лишь для того, чтобы получить расчёт, и забрать трудовую книжку при официальном увольнении за прогулы. Вот такая получилась ситуация, в полной мере показывающая неуместность вопроса и статичность ответа.

Что же касается фразы, сказанной соседом в лифте, то здесь имеет место лишь некультурное воспитание того, кто задал такой вопрос. Его ведь так же не заботил полноценный ответ, и совершенно не волновало то, что у Влада такое выражение лица на протяжении всей сознательной жизни. Вопрос-издёвка, для акцентирования внимания на собственном позитиве и мнимом остроумии. Поэтому Влад не знал, что ответить. Дела у него были действительно «плохо», и ему было очень грустно. Как обычно.

А Василию было весело, он возвращался с работы с чувством собственного восхищения. В последние годы его это чувство посещало не редко. Он умел радоваться тому, что имеет. Вернее, он научился радоваться тому, что имеет. По крайней мере, со стороны именно так и казалось. И из любого малейшего обстоятельства, что имело, и имеет место в его жизни, он (с должными манипуляциями с самовнушением и фантазией), мог сделать предмет для гордости. Даже его чувство юмора, которое привыкли игнорировать коллеги Василия Кошкина по работе, вполне устраивало мужчину – самого себя он видел образцом блестящего интеллекта, остроумия и находчивости. Он часто смеялся над своими шутками во весь голос, не видя хмурых лиц своих сослуживцев. В моменты таких приступов личного неудержимого веселья, он даже не замечал, что никто, кроме него, и не смеётся.

Работал Василий в полиции, был оперуполномоченным в местном ОВД в должности капитана. Разумеется, данный статус был особым предметом гордости сорока двух летнего мужчины. Служба ему нравилась, хотя на первых этапах своего карьерного роста, он часто задумывался о том, что выбрал не свою профессию – слишком сложно ему давались служебные обязанности. Но года шли, к работе он в полной мере приспособился, и теперь наслаждался тем, что его умений было достаточно для того, чтобы занимать такую должность.

Ещё его не могла не радовать его полноценная, во всех отношениях, семья. Женился он рано на девушке, которая была на четыре года его старше, и которая украсила его жизнь двумя сыновьями. Особенно, он гордился старшим, Ромкой, который учился на юридическом, и хотел пойти по стопам своего отца. А младший, Антон, решил стать врачом. Но оно и к лучшему, ведь парень был более застенчивым и скромным, нежели его старший брат. Парням было двадцать один и девятнадцать лет соответственно. А жена Василия Людмила была директором сетевого продуктового супермаркета, женщина строгая, но уверенно ведущая своё домашнее хозяйство и дела своего небольшого магазина, которым управляла.

Всё в жизни мужчины шло по плану ещё и потому, что он не умел завидовать так же, как и не умел шутить. Жизненная философия мужчины была твёрдой, и логически сформированной – если не умеешь радоваться тому, что у тебя есть, то прилагай усилия к совершенствованию своей жизни. Но, значительно меньше усилий требуется на то, что бы всё-таки стать фальшиво счастливым сейчас, чем бороться за неизвестное, призрачное завтра, которое, как известно, не наступает никогда.

Другие оперативные работники относились к нему со снисхождением, и не особо уважали его, как опытного сотрудника. Они были злые и упёртые, не такие, как Василий. Зато Вася много лет дружил со следователями, Кириллом и Михаилом, которые более охотно общались и сотрудничали с ним. Таким образом, мужчина не часто давал себе отчёта в том, насколько его реальность соответствовала действительности, ведь в его мироощущении всё было хорошо и очень бы ещё хотелось, чтобы это самое «хорошо» видели все вокруг и завидовали бы такому успешному, несколько располневшему за последние годы, Василию Кошкину.

Позитивный настрой Васи сменился полным недоумением, когда на входной двери своей квартиры, он увидел нарисованный мелом узорчатый крест, обведённый в три неровных круга. К странным рисункам была прикреплена записка. Она торчала из двери, около ручки.

Мужчина долго разглядывал эту инсталляцию, и не решался что-либо с ней сделать. Весь рисунок был начерчен не ровно, будто дрожащей рукой. Но крест получился убедительным – на нём была обозначена косая перекладина, находящаяся ниже прямой. Такая же, как и на крестах, что водружались на церковные купола. Либо на могилы.

Как ни странно, никаких мыслей и догадок у мужчины не было, когда он рассматривал это творение. Тщательно исследовав каждую линию рисунка, он вытащил записку. Это оказалось не просто, пришлось её немного надорвать и серьёзно помять. С какой же силой её запихнули в узкую щель проёма! Но, Вася справился. Прочитав записку, он озадачился её сильнее. На помятом клочке бумаге были написаны стихи. Не сразу он узнал почерк своего младшего сына.

Семейный вечер в этот раз удался на славу – смеялись все, даже сам виновник веселья, хоть ему и было сильно неловко. Хотя, чего греха таить, Антон хотел просто провалиться под землю от переполняющего его стыда и необъяснимого дискомфорта. Он искренне желал, чтобы это всё поскорее закончилось, и никак не отразилось на его дальнейшем существовании в виде постоянных шуток и напоминаний о том, в чём он сам, по сути, и виноват.

А получилась такая ситуация – ещё вчера он прибирал свой бардак на столе. Выбросил ненужные бумажки в мусорной пакет, что был практично вложен в ведро, которое стояло на кухне для соответствующих нужд. На следующий день ведро было переполнено, и мать, выходя утром на работу, попросила вынести мусор. Разумеется, Роман эту просьбу проигнорировал, а отцу тем более было не до мусора. Вернувшись раньше всех домой, Антон так же не торопился убрать из квартиры чёрный пакет. Он долго собирался с силами, чтобы это сделать, но выйти из дома ему мешала лень и компьютерная игра, что увлекла своим сюжетом. Студент решил просто вынести пакет за пределы квартиры. Он, без каких-либо задних мыслей, положил его на пол у входной двери, чтобы тот не разносил зловония по квартире, а наполнял соответствующим запахом лестничную площадку этажа, где проживало семейство Кошкиных. Молодой человек надеялся на то, что вскоре он закончит играть, и донесёт пакет до мусорного контейнера, который стоял во дворе дома. Либо кто-нибудь из домочадцев вернётся, и сделает это за него, немного пожурив неряху.

Но случилось целое представление.

По всей видимости, древняя бабушка, что жила этажом выше в компании со своим старческим сумасшествием, каким-то образом заприметила это безобразие. И указала грешникам на их грехи. Что она делала на их этаже – неизвестно, но кроме неё подумать было не на кого. Все соседи были спокойными, в своём уме, тем более знали, что глава семейства работает в полиции.

Поэтому все в семье Кошкиных пришли к выводу, что бабушка-колдунья (как иногда её звали), поковырялась в мусоре, и нашла бумажку со стихами, которые когда-то написал Антон, будучи под впечатлением от творчества какой-то мрачной рок-группы. Вообще, парень сам давно хотел заняться музыкальным творчеством, но для того, что бы сколотить группу у него не хватало лидерских и организаторских качеств (да, вероятнее всего, и таланта), поэтому дальше написания плохих стихов и бренчания на гитаре в полном одиночестве, дело не доходило. И именно это стихотворение, не ставшее песней, зато ставшее, на время, мусором, внезапно приобрело популярность, ведь с ним ознакомилось такое большое число людей.

Обычно, никто кроме Антона, да тайком смеявшегося над братом, Ромки, не знал о самобытном рифмоплётстве молчаливого паренька. А сегодня, та самая бабушка, разум которой собрал чемоданы и свалил от неё лет двадцать-тридцать назад, наткнулась на самое плохое, по мнению Антона, стихотворение, авторство которого принадлежало ему. Обычно мирная престарелая женщина не оценила красоты словообразований, и разгневалась не на шутку. Мелом она начертила необычайно узорчатый крест на двери семейства Кошкиных, обведя его тремя неровными кругами. Кроме неё на такое хулиганство никто не был способен.

А бабушка, помимо своего странного поведения, ещё славилась тем, что снимала порчи, творила любовные привороты и вообще давала ценную информацию о грядущем будущем, посредством профессиональной дружбы с чёрной магией и, возможно, с самим богом. Или чёртом. Люди к ней ходили, хоть и не часто, пользовались её знаниями и умениями. Об этом знали все жильцы дома. Относились все к данной деятельности скептически, кроме, конечно, постоянных её клиентов – нескольких женщин лет сорока-пятидесяти. Знал об этом и Василий, но уголовный кодекс не запрещал ни белую, ни чёрную магию, а за свои услуги бабушка денег не брала, и никаких жалоб на неё не поступало. Своеобразный кружок по интересам несколько лет функционировал в этом многоэтажном доме, не принося никаких неприятностей местным жителям.

О том, кто нарисовал крест, приложив записку со знакомым почерком, сам Василий догадался не сразу, но приложив свои способности в области логики и дедукции, пришёл к надлежащему выводу. Автора стихотворения он распознал по почерку и направленности творчества – Антон всегда увлекался всякой ерундой, связанной с музыкальными направлениями, превозносящими несчастную любовь, страдания и смерть. Одно время он хотел отвести сына на приём к психологу, но лень (похоже, передающаяся по наследству особенность), и предположения о том, что это всего лишь пережитки подросткового возраста, оставили его мысли в разделе нереализованных планов, которых было и так не мало.

И вот теперь, собрав вечером всю семью за кухонным столом, он во второй раз, но с большей наигранностью, перечитывал вслух стихотворение сына:

«Мёртвые чувства!»

Ты больше не дышишь,

И высохли слёзы.

Мы были не ближе,

Чем яркие звёзды

Своего небосклона.

Проклятая высь.

Твоего последнего стона,

Отпустившего жизнь!

На моих руках

Ты, как ветер, легка.

Заблудилась во снах

Мёртвая красота.

Твоё холодное тело,

Погасшая душа,

Полюбить меня не успела,

Жаль, что ты умерла…

Я несу тебя в лес,

Что б дыханьем согреть!

Твоей судьбы крест,

Моей любви смерть!

Целомудренный взгляд

Нетронутой чести.

Наш последний закат,

Мы проведём вместе.

Я постелю тебе одеяло

Из мёртвых цветов.

Этой жизни было так мало,

Что б сохранить любовь!

Я ласкаю твои волосы,

Целую твои губы.

Не услышать мне твоего голоса,

Несчастны наши судьбы!

Оставлю в молчанье

Среди мрака,

Убьюсь своей печалью

И своим страхом…

– Сынок, в лес-то зачем?! – смеялась мама Антона.

– Это уже некрофилия, Антошка! – вторил отец.

– Это диагноз! – заливался смехом Рома.

Парень ничего не отвечал, только глупо улыбался. Он понимал, что будет выглядеть ещё глупее, если выхватит листок из рук отца, и убежит в комнату сжигать остатки своего постыдного творчества. С этого момента он твёрдо решил больше не марать бумагу своими стихами. Осталось только подождать, когда все забудут про этот конфуз. Но пока на это надеяться не приходилось.

– Сынок, у тебя есть какое-нибудь позитивное стихотворение? – спросила мама.

– Мам, я это написал лет в пятнадцать! Просто нашёл, и решил выбросить! – оправдывался Антон. На самом деле стихотворению было чуть больше года.

– Надо будет Инне рассказать, она оценит! – поделился планами ввести в курс дела свою девушку Рома.

– Ну, тут дело даже не в том, что творчество плохое, а в том, чтобы ты впредь выбрасывал мусор вовремя, и в нужное место, – сказал Вася и выпил пивка. – Сейчас поешь и вытри дверь по-нормальному, а то у меня всё стереть не получилось.

Вроде бы все успокоились. Принялись за вечернюю трапезу. Клочок бумаги с «Мёртвыми чувствами», только уже в разорванном виде, снова отправился в мусорный пакет.

– По ночам в тиши, я пишу стихи, пусть твердят, что пишет каждый, в девятнадцать лееет! – пропел Роман.

Все снова рассмеялись. Антон тоже смеялся и надеялся на то, что его не сдадут в психушку и не оставят в роли семейного посмешища навечно.

Пока в квартире Кошкиных шло веселье, в одинокой берлоге Владислава Бекетова была тишина. Мужчину весь день мучили неприятные ощущения в желудке, а вечером начались приступы боли. Он съел таблетку, и просто сидел на кухне, думая о своей усталости и о том, чтобы отложить своё кулинарное шоу на завтра.

Готовить Влад любил и умел. Жаль, что сейчас некого кормить, кроме себя самого. Но он старательно гнал подальше плохие мысли. Сконцентрировался на том, какой суп он завтра сварит, из каких ингредиентов. Стал вспоминать содержимое своего холодильника, хватит ли продуктов на очередной кулинарный шедевр. Боль отпустила, и он шаркающими шагами направился в спальню. Он всегда очень рано ложился спать, в районе восьми часов вечера. Зато просыпался утром бодрым и отдохнувшим. Насколько это было возможно для него.

Проходя мимо комнаты дочери он, как всегда, тяжело вздохнул. Но на этот раз не стал проходить мимо, а заглянул внутрь. Включил свет, но дальше порога не зашёл. Ему не хотелось нарушать своим частым вниманием то ощущение присутствия, которое ещё оставалось в уютном интерьере маленькой комнаты площадью восемь квадратных метров. Заправленная кровать, цветы в горшочках на окне. Большой письменный стол, на котором всегда царила аккуратная чистота. Тетрадки, книги, письменные принадлежности – всё лежало на своих местах, в правильном, заведомо обозначенном владелицей, порядке. У стола на стене висел большой прошлогодний календарь, на котором был изображён смешной толстый кот. А на стуле сидел большой плюшевый заяц розового цвета. Остальные мягкие игрушки своими пустыми взглядами взирали на Влада с невысокого шкафчика. Мужчина не знал, почему в тот день, перед отъездом на дачу, дочь посадила за стол именно зайца, которого они с женой подарили ей, когда девочке было лет десять, или одиннадцать. Другие игрушки ей нравились не меньше, но именно заяц остался сидеть на стуле и ждать свою хозяйку. Ждать до тех пор, пока Влад ещё в силах волочить своё существование в этом дурацком мире. Он никогда не решится убрать игрушку с её законного места, никогда не поменяет местами остальных плюшевых жильцов комнаты, никогда не снимет со стены неактуальный календарь с фотографией забавного котика. И никогда не увидит свою дочь.