Стихотворения

«Ранним утром ветреная осень…»

 
Ранним утром ветреная осень
Постучалась мне в окно дождём.
Был призыв её тревожно-слёзен,
Опоясан призрачным огнём;
Был наполнен криком журавлиным,
Сиротливо тающим вдали,
И последним писком комариным,
И сопрелым запахом земли.
 
 
Грусть витала в домике прогретом
Оттого, что лето прочь ушло,
Оттого, что мне уже с рассветом
Листопадом душу обожгло.
Прерывая осени рыданья,
Я кричал в окно, терзая грудь:
– До свиданья, лето, до свиданья,
Не забудь мой адрес, не забудь…
 

«Сосновый бор: маслята, грузди…»

 
Сосновый бор: маслята, грузди,
Тропинка вьётся вдоль ручья.
Откуда, братцы, взяться грусти,
Коль ни жары, ни комарья;
Когда красавица брусника
Горит рубиновым огнём —
Сладка, горька и многолика…
Не зря мы ей поклоны бьём.
 
 
И вновь во мне азарт бушует,
И сердце рвётся из груди…
Душа неистово ликует —
Боровиков узрел ряды.
Полным-полно моё лукошко
(Как жаль, что маленькое взял),
Хотя и думал «на дорожку»,
Но вот опять не угадал.
 
 
А запах, Боже, что за запах:
Сосновой хвои, прелых трав…
Его несёт на быстрых лапах
Проказник-ветер вдаль стремглав.
Бреду. Схожу с ума от счастья.
И даже туча в небесах,
Пророча скорое ненастье,
Во мне не множит древний страх.
 

Я благодарен, Русь

 
Пришла весна. Смеясь, бегут ручьи,
Звенит капель с рассвета до заката,
Галдят безумно бойкие грачи,
Седых сугробов оседает вата.
Ах, сколько тем! Казалось бы, пиши,
Отображай природы пробужденье,
Среди берёзок птичьи кутежи,
И тёплых южных ветров дуновенье.
 
 
А я опять: о думах, о лугах,
Каких грибов по осени набрали,
О позабытых всеми деревнях,
О бедах, что доныне мы не знали;
Какою болью полнится душа,
Когда припомнишь в мир иной ушедших;
О том, как косы истончает ржа,
И о садах безвременно отцветших
 
 
И всё же, хоть горька моя печаль,
Я благодарен, Русь, за это небо,
Прохладу рек и родников хрусталь,
За вкус пахучего ржаного хлеба;
За старый дом, рябину у крыльца,
Простор полей, неведомые дали,
Лихую трель весёлого скворца…
За счастье жить, как предки завещали!
 

Разговор с Емелей

 
Где-то дождик в ночи шепелявит,
Полонила низины вода,
А у нас стынут снежные лавы
И снежинок царит чехарда.
– Подскажи, добрый друг мой, Емеля,
Скоро ль солнце снега обожжёт,
Можно ль будет с приходом апреля
Пить нектар из берёзовых сот?
– Ой, Виталя, да ты, верно, шутишь,
Кто же точно сумеет сказать…
Может завтра тулупы да шубы
Нам придётся опять надевать.
Видно будет весна затяжная —
Не вернулись бродяги-грачи.
Да и кошка, сбежав из сарая,
Как в морозы, всё жмётся к печи.
Неизвестно, какие подарки
В этот год нам весна принесёт…
Ты насыпь-ка побольше заварки,
Положи в плошки липовый мёд.
Самовар – ишь, как паром исходит,
На шестке заждались пироги…
Пусть старуха-зима колобродит,
Износились её сапоги.
Может, тяпнем по стопочке браги,
Раззадорим с тобой аппетит.
У меня есть с пол-литра во фляге.
Слышишь – гулко о стенки стучит.
– Наливай, нынче не помешает…
Ух, аж сперло дыханье в груди!
А гадать…
Только Боженька знает,
Что да как будет там, впереди.
 

«Здесь раньше пели бубенцы…»

 
Здесь раньше пели бубенцы,
И от копыт земля звенела,
На тройках мчались удальцы,
А в поле рожь густая зрела.
И каждый житель – стар и мал —
К родному краю как к святыне
Свои молитвы обращал,
Болел за всё душой…
А ныне —
 
 
Среди некошеных лугов
Просёлки тянутся пустые,
В «трущобах» брошенных домов
Гнездятся ветры озорные;
Весёлый гул коровьих стад
Забыт. Паршой исходят нивы,
И полоняют всё подряд
Осот да полчища крапивы.
 
 
Я сам когда-то здесь гулял
По рощам трепетно-певучим.
Сирень в букеты собирал,
Пленяясь запахом пахучим.
И слушал песни под гармонь
И деда долгие рассказы
О том, как бьёт копытом конь
В местах, где спрятаны алмазы;
О смелых, дюжих молодцах,
Что в стругах на Хвалынском море,
На дальних русских рубежах
Служили бдительно в дозоре.
 
 
Теперь не вьётся шлейф дымов
Из труб над чахлыми домами,
Не слышно скрипа ондрецов
С тугими хлебными снопами;
Не пляшет звон напевных дрог,
В полях репей стоит рядами…
Лишь я брожу в краю сорок
С корзинкой ветхой за грибами.
 

«В сотый раз вспоминаю картину…»

 
В сотый раз вспоминаю картину,
Ту, что в детстве я видел не раз:
У крыльца ветер нянчит рябину,
Словно дочку, любя и гордясь.
 
 
Отгоняет лоскутья тумана
От её заалевших кистей,
Будто бьёт по рукам великана,
И кричит: «Прикасаться не смей!»
 
 
Осушает от капелек влаги
После хмурых осенних дождей,
Воробьёв-хулиганов ватаги
Выселяет с плакучих ветвей…
 
 
Вновь и вновь вижу эту картину,
Но никак до сих пор не пойму,
Почему ветер нянчил рябину?…
То известно ему одному.
 

«Плывут по небу облака…»

 
Плывут по небу облака,
Отображаясь в тёмной речке.
Нежны, как пенки с молока,
Что до утра томилось в печке.
Не торопясь, грибных дождей
Скупые слёзы проливают,
Кресты поруганных церквей
Подбрюшьем мягким задевают.
 
 
Как звонкий мартовский ручей,
Спешат в неведомые дали,
В густые кроны тополей
Ложатся спать, когда устали.
Просторы брошенных полей
Под ними плещутся волнами
(И разрастается репей
По телу Родины моей…
И души полнятся грехами).
 
 
Смотря вечернею порой
На их извечное движенье,
Теряю благостный покой
И ощущаю вновь влеченье
Раскинуть руки и стремглав
Взлететь в сиреневые выси.
Над буйной зеленью дубрав
И разноцветьем пряных трав
Забыться в сладостном круизе!
 

«Укрытый тёплой простынёй тумана…»

 
Укрытый тёплой простынёй тумана,
За огородом спит лебяжий луг.
Петух-безумец, весело горланя,
Бездумно будит всех и вся вокруг.
 
 
Встаёт, зевая, зорька молодая,
Росинок слёзы стынут на траве.
Телок спросонок, мамку вспоминая,
Загон бодает в глупом озорстве.
 
 
В избе тепло и пахнет пирогами,
От самовара запах чабреца.
Рябинки нежно шепчутся листами
Промеж собой у моего крыльца.
 
 
Смотрю в окно на розовые дали,
На бесконечность голубых небес,
На поле ржи, что лишь вчера убрали,
За деревушку на речной урез.
 
 
Ещё чуть-чуть, и осень будет плакать,
Лес в полинялый вырядит хитон
И разведёт на всех тропинках слякоть…
Мне так не люб осенний моветон.
 

«Мне не спится. Рассвет недалече…»

 
Мне не спится. Рассвет недалече.
Бьются в окна избы мотыльки.
Вскоре звонкое птичье вече
Зазвучит средь кустов у реки.
 
 
Распахнув невысокие двери,
Выхожу босиком на луга,
Наблюдаю, как отблеск Венеры
Холодит пряных рос жемчуга.
 
 
А в лугах к василькам льнут ромашки,
А кузнечики в росной траве
Веселятся, играют в пятнашки,
Словно дети в простом озорстве.
 
 
Непоседливы ранние пчёлы —
В ульи тянут авоськами мёд,
И летит их гудёж развесёлый
От янтарных наполненных сот.
 
 
Ночь туманом седым опадает.
Истончается северный крест.
И заря не спеша вышивает
Алой нитью на пяльцах небес.
 

«В который раз истаял день…»

 
В который раз истаял день.
Ночь тёмный бархат расстелила,
И, сдвинув шапку набекрень,
Сосна с луной заговорила.
Бесценным грузом серебра
Лежит сугроб на стылой крыше,
А полог звёздного шатра
С минутой каждой ниже, ниже…
Скребётся веточкой ветла
В окно приземистой избушки.
 
 
В ней сидя около стола,
Старик с гармошкой жжёт частушки.
Вновь засиделся допоздна,
А рядом с ним, лицом светлея,
Его любимая жена —
Седая бабка Пелагея.
Не помнят сами, сколько лет
Они живут в законном браке.
В обед сто лет, а может, нет…
Повыцвел штемпель на бумаге.
 
 
И мне так хочется порой
На склоне лет, любовь лелея,
Встречать с любимою женой
День векового юбилея!
 

«Захудалые домишки…»

 
Захудалые домишки,
Бани жмутся вдоль реки,
Сараюшки-замухрышки,
Нараспашку погребки.
Лебеда стеной у тына,
Борщевик, крапива, грязь…
Невесёлая картина,
Замечаю, торопясь.
 
 
Вдруг смотрю – избушка с краю
Из трубы печной – дымок.
Повернул и к ней шагаю
Сквозь репей наискосок.
– Эй, – кричу, – есть тут живые
Аль живых и вовсе нет?
Петли скрипнули дверные,
И выходит древний дед.
 
 
– Здравствуй, дедушка. Давно ли
Ты кукуешь здесь один,
И по чьей недоброй воле
Поселился средь руин?
Через эту деревушку
Ещё в детстве я ходил.
Помню, в здешних развалюшках
И тогда никто не жил.
 
 
Отвечает дед небритый:
– Здравствуй, добрый человек.
Да, деревня позабыта,
Да и мне уж скоро век.
В этом стареньком домишке
Я с женою проживал.
Родила она малышку,
Но её Господь прибрал.
 
 
И тогда, быть может, с горя,
Безо всякого добра,
Мы с женой, недолго споря,
Подались на севера.
Годы шли – не оглянуться.
Жинка сколь уж лет в раю.
Я ж задумал возвернуться,
Встретить смерть в родном краю.
 
 
Здесь в лесах – грибов богато.
Ну, чего ещё желать? —
Огород, топор, лопата…
Буду тута доживать.
Оглядел его избёнку,
Не спеша простился с ним
И пошёл… А дед вдогонку:
– Приходи, поговорим.
 

«Между сотен русских деревень…»

 
Между сотен русских деревень,
Уцелевших в бурной свистопляске,
Есть одна, где у плетня сирень
В детстве мне рассказывала сказки.
 
 
Там меня поили молоком
По утрам белёсые туманы.
Там в реке купался нагишом,
За конями хаживал в ночном
Да играть учился на баяне.
 
 
Набирался мудрости веков
Из простых народных разговоров.
Ароматы впитывал дымов
Средь осенних сказочных просторов.
 
 
И вбирая свежесть родников,
Познавал земли российской святость,
А в пахучей нежности стогов —
Самых первых поцелуев сладость.
 
 
Деревенька милая моя,
Снова память душу мне тревожит,
А ночная песня соловья
За твою судьбу тревоги множит.
 

«Зачем опять мне сердце гложет грусть…»

 
Зачем опять мне сердце гложет грусть,
Ведь осень нынче дарит много света?…
Её повадки знаю наизусть,
Увы, недолгим будет бабье лето.
 
 
Совсем недолго стареньким домам
Давать приют гостящим однородцам^[1].
Приходит время заметать ветрам
Листвой дорожки к брошенным колодцам.
 
 
И мне настало время уезжать,
Ронять, прощаясь, горькие слезинки.
До большака меня проводит мать
Через овраг по узенькой тропинке.
 
 
И будет долго вслед махать рукой,
Пока не скроюсь я за поворотом.
А я увижу в небе клин косой,
Спешащий к южным бархатным широтам.
 

«Плачет зорька на рассвете…»

 
Плачет зорька на рассвете
Перламутровой росой.
Песню светлую о лете
Исполняет козодой.
Жадно тянет шмель мохнатый
Сок хмельной из василька.
Воздух нюхает сохатый
У лесного ручейка.
Обнимает дуб берёзку,
Что на грудь ему легла.
Мёда полную авоську
Тащит бедная пчела.
Над рекой снуют стрекозы,
Пьют из лилий аромат.
Заплетает ива косы,
Новый меряет халат.
Блещет радуга-царевна
Посередь брегов речных.
 
 
Просыпается деревня,
Валит дым из труб печных…