Должна сказать, что я не представляла себе, что можно предпринять в такой ситуации. Но делать было нечего, кроме как со всех ног броситься бежать к выходу из подземелья. Мною владело единственное желание – вновь обрести хоть какой-нибудь источник света. А поскольку нашим двум фонарям, судя по всему, пришёл конец, то единственная надежда оставалась на моего пса. Вернее, на то устройство, которое на овчарке было надето. Устройство это называлось «Голиаф» и служило для поиска собаки в темноте. А именно, подавало световой сигнал маленькой красной лампочкой, противно при этом пища. Крепилось оно вместе с аккумулятором к шлейке собаки, и вследствие его редкого применения была надежда, что аккумулятора хватит часа на два работы. Как я добиралась до выхода – отдельная история, закончившаяся, к счастью, благополучно. Буквально сорвав с ошалевшего от такой беспардонности Дика шлейку и опять рявкнув «Охранять!», я устремилась вниз. Сбежав по уже знакомым ступенькам и включив сигнальное устройство, я громко выругалась. Оно давало света не больше, чем зажжённая в кромешной темноте спичка. Но всё-таки это было лучше, чем ничего. Оставалось добраться до Лавра и попытаться открыть эту чёртову решётку, поджидавшую нас здесь не одно столетие. Вероятно, у подземного хода было ещё одно ответвление, не замеченное нами раньше. И учитывая наше потрясающее «везение», я свернула совсем не туда, куда было нужно. Сначала, конечно, меня ничто не настораживало. Но когда я увидела в красных проблесках «Голиафа» стройные ряды деревянных ящиков, то остановилась в недоумении. Поняв, что заблудилась, я хотела уже было вернуться на исходную позицию, чтобы начать путь к Лавру снова, но вдруг явственно услышала немецкую речь. В недоумении я остановилась. Прислушавшись, медленным шагом двинулась прямо на звук. Впереди подземный ход делал поворот, и я, осторожно передёрнув затвор автомата и повесив его на плечо, поочерёдно стала приоткрывать крышки верхнего ряда ящиков. К моему удивлению, они оказались доверху заполненными патронами, гранатами и консервами. Почти отовсюду с ящиков на меня хищно смотрели намалёванные белой краской орлы, сжимающие в когтях свастику. Уже собираясь осторожно опустить крышку последнего ящика, я вдруг с ужасом ощутила на своём плече чьё-то прикосновение. Резко повернувшись, я встретилась глазами с человеком. Маленького роста фигурка во всём белом смотрела на меня, прижимая указательный палец к губам, и я вдруг поняла, что передо мною женщина. Она проворно ухватила меня за плечо и с неожиданной для такого хрупкого телосложения силой толкнула за ближайший штабель ящиков.

– Группа погибла, – она сразу приняла меня за свою. – Немцы за тем поворотом, – она указала стволом автомата ППШ влево. – Меня зовут Таня.

Сказать, что я была ошарашена, – значит не сказать ничего. Не каждый день встречаешься с призраком. Уже через мгновение стало понятно, что незнакомка тоже облачена в маскхалат. Хорошо, что с утра сыпал редкий сухой, как сахар, снежок, и мы на службу вышли в белых маскхалатах. И поскольку одеты мы были практически одинаково, мой вид не вызвал у Тани никаких вопросов. Вот только автомат. Но в темноте она, скорее всего, не обратила внимание на то, что на плече у меня висело оружие неизвестной ей конструкции. Присмотревшись, я увидела мерцающие желтоватые огни, прыгающие по каменным стенам штрека.

– Halt! – внезапный окрик стеганул, как хлыст, заставив меня буквально вжаться в холодную стену. И сразу на тишину подземелья обрушился грохот автоматной очереди.

На меня напал ступор, мысли спутались, и я, как во сне и будто со стороны, увидела, что тёмный продолговатый предмет вылетел из-за угла и, ударившись о каменный пол, с деревянным стуком покатился мне под ноги.

Граната-«колотушка» на длинной ручке, подпрыгивая, приближалась. Татьяна ловко подхватила её и, широко размахнувшись, бросила обратно. Потом замерла на месте с поднятой после броска рукой и вдруг медленно осела на камни. Я сорвала с плеча автомат, дала в сторону немцев длинную очередь, заметив, как в отблесках огня две тёмные фигуры кулём повалились и исчезли в темноте. Я схватила Татьяну за руки и оттащила за ящики, не обращая внимания на пули, которые с противным визгом впивались в доски, выбивая из них длинные щепки, а некоторые, попадая в металлическую окантовку, зелёными и красными свечками взмывали вверх к каменным сводам и пропадали в извилистом лабиринте ходов. Перевернув Татьяну на спину, я сразу почувствовала что-то горячее и липкое под руками. Весь маскхалат на животе разведчицы набух, пропитавшись кровью. Татьяна на мгновение очнулась и, глядя на меня широко открытыми от боли глазами, прошептала:

– Уходи, я задержу их. Передай Колесникову. Все погибли. Рация разбита. Объект очень важен. Всё. Уходи, – и отвернувшись от меня, как будто меня уже здесь не было, подтянула к себе подсумок с гранатами, дала в сторону немцев скупую очередь.

Я, как во сне, опираясь на стены руками и натыкаясь на углы, как слепой котёнок, стала пробираться среди нагромождения ящиков и свернула в боковой ход. Нужно было срочно помочь Лавру, а потом вернуться. Обязательно вернуться. Эта мысль засела у меня в голове, как раскалённая стальная игла.

Однако стоило мне свернуть в боковой проход, как грохот боя позади меня внезапно стих и я услышала то, что вернуло меня к действительности:

– Чёрт тебя подери, где тебя носит? Я чуть дух не испустил в этой проклятой яме, а она где-то прохлаждается! – сразу набросился на меня Лавр.

– Заткнись, – прорычала я и начала нащупывать защёлки, удерживающие решётку в горизонтальном положении. Их оказалось две. Подложив под них по гранате и выдернув чеки, я рявкнула Лавру: «Ныряй!» И убедившись, что Димка выполнил мою команду, отпустила рычаги гранат. Через мгновение я уже лежала на животе, прикрыв руками голову, за поворотом метрах в пяти от ямы, а ещё через несколько секунд раздались последовательно два взрыва. Как только вой осколков эхом прокатился у меня над головой и затих в тёмных коридорах подземелья, я встала и, отряхнувшись от пыли, с удивлением заметила, что освобождённая решётка со скрежетом сама поползла вверх и приняла вертикальное положение у стены. Вытащив мокрого и дрожащего от холода Лавра, я потратила ещё минут пятнадцать на то, чтобы отговорить его от затеи остаться здесь и понырять в поисках его автомата. Сокрушаясь о том, что теперь за утрату личного оружия ему не сносить головы, Лавр грустно поплёлся к выходу. Признаться, я тоже от всего этого еле волочила ноги. Поднявшись на поверхность и вздохнув полной грудью, я почувствовала себя значительно лучше и, похлопав напарника по спине, сказала:

– Когда я ушла, ты что-нибудь слышал? – и глядя в удивлённые Димкины глаза, успокоилась, махнула рукой. – Ну, вы тут с Диком пока покурите. А я спущусь ещё на пару минут и вернусь. И не забудьте выходить на связь с заставой, а то на этот раз капитан точно нам нахлопает по заднице. Да, вот ещё что. Не вздумай сказать по рации, что мы нашли лаз в подземный ход. А то нас тут похоронят к чёртовой матери. Безо всяких почестей. И пикнуть не успеем.

– Нет. Всё-таки ты – чокнутая! – услышала я за спиной возглас Лавра, уже спускаясь в плотную тьму средневекового подземелья.

Зачем я спустилась снова? Наверное, тогда я и сама не знала. В том, что Татьяна погибла, сомнений не было, а вот нарваться на немцев вполне было реально. Но я должна была попытаться хоть как-то помочь разведчице. Или, по крайней мере разобраться во всём сама. Это и тянуло меня вниз. Ход делал ещё один поворот и опять раздваивался. Я решила пройти более широким проходом. Поднеся компас к самому носу и убедившись окончательно, что двигаюсь чётко в сторону границы, я прибавила шагу. Внезапно передо мной выросла стена. Ход явно кончился. Место боя как сквозь землю провалилось! Чертовщина какая-то! Хотя, скорее всего, я опять свернула не туда. Доверяя больше рукам, чем неверным бликам «Голиафа», тщательно ощупала каждый сантиметр тупика и, развернувшись, бросилась обратно. Поплутав по лабиринту и убедившись, что кругом стоит абсолютная тишина, а место боя мистическим образом испарилось, я вдруг опять упёрлась в тупик и с ужасом поняла, что заблудилась. Снова миллиметр за миллиметром ощупала каменную кладку и представьте себе – нашла! Слева от меня виднелась довольно широкая щель, позволяющая, пусть с трудом, но протиснуться в неё. Что и пришлось сделать, пожертвовав при этом несколькими пуговицами. Тут мне показалось, что сверху вроде как пробивается слабый свет, да и пыль опять начала забиваться в нос. Всё говорило о том, что выход близок. Только куда он выведет этот выход? Я рванула вперёд и тут же пожалела об этом. Видимо, я зацепилась ногой за ступеньку лестницы, ведущей наверх. И, соответственно, упала, ободрав руки и подвернув ногу. Наконец я поднялась настолько, что смогла дотянуться до проржавевшего металлического люка, закрывавшего вход. Поднявшись ещё чуть выше, я с удивлением должна была констатировать, что люком этим пользовались в последний раз очень давно. Возможно, аж с моего собственного рождения, а то и раньше. Я упёрлась в люк, руками пытаясь вытолкнуть его наружу, однако он даже не шелохнулся. А что, если этот люк заперт на замок снаружи? Тогда мне его не открыть. Я стала спускаться обратно вниз по лестнице, при каждом шаге опираясь на гранитную стену справа от меня. Спустилась почти до конца, как моя рука, внезапно не найдя опоры, провалилась куда-то внутрь стены. Я еле удержалась на ногах. И даже не успела испугаться, как сверху на меня хлынул солнечный свет!

Я подняла голову и увидела, что люк, всего несколько минут назад надёжно закрывавший выход из подземного хода, – исчез! Как только глаза немного привыкли к яркому свету, я стала подниматься и вскоре вылезла наружу. И оказалась посреди большой поляны, поросшей высокой, но уже жухлой травой. Вокруг возвышался смешанный лес с явным преобладанием сосен. Понимая в душе, что пора возвращаться, я всё-таки упрямо пошла к тому месту, где сквозь деревья виднелся явный просвет. Выглянула из леса, и прямо перед мной раскинулось широкое поле на котором стоял небольшой, но очень красивый дом, возле которого копошились какие-то люди. Повернув голову в другую сторону, я увидела то, что внутренне никак не была готова увидеть. А именно – пограничные столбы. Причём финские пограничные столбы были ко мне явно ближе. В данной ситуации не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить – я оказалась на территории Финляндии! Надо было сматываться и побыстрее. Ноги сами понесли меня в обратном направлении, и в считанные секунды я оказалась в центре поляны. То, что я увидела там, заставило меня похолодеть. Лаза под землю не было… Я опустилась на колени и принялась, судорожно хватая вмиг пересохшим ртом воздух, шарить в траве. Правда, с каждым мгновением убеждаясь, что люк каким-то непостижимым образом закрылся и я оказалась в ловушке. Причём в ловушке гораздо более опасной, чем та, в которую недавно попал Лавр. Проклиная всё на свете, я ползала на коленях по поляне и молила только об одном, чтобы нелёгкая не занесла на эту поляну кого-нибудь из местных или ещё хуже – финский пограничный наряд. Вскоре стало ясно, что все мои усилия отыскать ход бесполезны, и я даже немного успокоилась. Трезво оценив ситуацию, поняла, что не всё так плохо. На крайняк, можно попробовать пересечь границу в обратном направлении по поверхности. Мысль о том, какие неожиданности могут подстерегать в этом случае, вновь заставила меня содрогнуться. Нужно было попробовать сосредоточиться и спокойно всё обдумать. Я доползла до большого плоского камня и уселась на его прогретую солнцем поверхность. Хотела было достать сигареты, как вдруг услышала иностранную речь. Причём совсем рядом. Не надо, я думаю, говорить о том, что самым моим горячим желанием было провалиться сквозь землю. Но поскольку это было так же невозможно, как и оказаться на Луне, пришлось вжаться как можно сильнее в камень. Через несколько минут всё стихло. Выждав ещё минут сорок, я ящерицей подползла к опушке леса и стала наблюдать за линией границы. Оставалось дождаться пограничного наряда и, пропустив его, прошмыгнуть обратно на территорию СССР. Ждать пришлось недолго…

Первое, что я услышала, благополучно добравшись до замка, – так это возмущённый голос Лаврушина, который горячо объяснял Дику, какая кретинка его хозяйка…

– Лавр, – воскликнула я, видя, какой натюрморт собирается оставить после себя Лаврушин, – ты что, не соображаешь? Ты не на пикнике. И вообще, если хочешь жить, то подбери все окурки и консервные банки, и валим на заставу.

– Уже в пути, – без особого энтузиазма согласился Лавр и, скрупулёзно уничтожив все следы нашего пребывания в этом квадрате, «рысью» побежал за мной.

Конечно, начальник не погладил нас по головке за столь длительное отсутствие. Но, по крайней мере, терпеливо выслушал наш совершенно детский лепет про то, как Дик сбился со следа и мне пришлось плутать битых три часа в поисках учебного нарушителя. То есть Лаврушина. Конечно, капитан не поверил ни одному нашему слову, но не показал виду. Это, понятное дело, меня устраивало как нельзя лучше. По крайней мере, больше не пришлось ничего сочинять, но стало совершенно ясно, что Пустой всерьёз озабочен и ему просто не до нас.