– Осмотр проводится в светлое время суток при естественном дневном освещении, – следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Константин Иванович Мазин привычно бросил грустный взгляд на часы, – осмотр начат в 14.57, по адресу: Котельническая набережная, дом 1, квартира 5 бис. Отдельная квартира находится на втором этаже. Комната, в которой обнаружены трупы – прямоугольная, первая направо от входа в квартиру. В коридор выходят ещё три двери: одна на кухню, вторая в спальню и третья – в санузел. Комната, где обнаружены трупы, имеет прямоугольную форму, занимает площадь 30 квадратных метров. Прямо напротив двери два окна. Створки открыты, выходят во двор. Справа, при входе, расположен шифоньер тёмного цвета. В правом большом отделении висят на плечиках: пальто мужское зимнее с каракулевым воротником светлого цвета, женская норковая шуба, два мужских костюма, четыре женских кримпленовых платья, два ситцевых сарафана. В левом отделении на полках: постельное бельё. Всё чистое, выглаженное, аккуратно сложено в стопки. В углу слева – кожаный диван с высокой спинкой. Над ним на стене несколько фотографий в рамках. Посреди комнаты круглый стол, накрытый скатертью ручной вышивки. На столе фарфоровый чайник, – Мазин кончиками пальцев поднял его, – работы Кузнецова. Чашка чайная с синей каймой, с остатками тёмной жидкости и характерным запахом чая. Сахарница круглая бесцветного стекла наполовину наполнена белыми кубиками, по внешнему виду похожими на рафинад. На чайнике, чашке и сахарнице видны отпечатки пальцев. Записали? Так, далее: на полу, у левой стены, лежит труп женщины, – следователь взял со стола паспорт и перелистнул страничку, – Блюмкиной Елены Владимировны, 1923 года рождения. Труп лежит на животе, лицом вниз, головой к окну. Голова повёрнута влево и касается лбом ножки дивана. Правая рука откинута в сторону. Далее… Семенихин, успеваешь записывать? – уловив кивок лейтенанта, сидящего за столом и кропотливо составляющего протокол осмотра места происшествия, продолжил:

– На чём я остановился? Так: левая рука вытянута вдоль тела. На голове в области теменного бугра округлая припухлость диаметром 5 сантиметров. На правой височной области прямолинейная рана длиной 4 сантиметра с неровными осаднёнными краями. Рана направлена сверху вниз и внутрь. Вокруг головы трупа тёмное пятно размером примерно двадцать сантиметров на десять. На трупе домашний халат зелёного цвета, поверх него – безрукавка тёмного овчинного меха.

Мазин махнул рукой эксперту, и тот продолжил:

– Трупные пятна выражены незначительно. При надавливании пропадают. Трупное окоченение не выражено. Ребра, грудина, кости тела на ощупь целы. Других повреждений на трупе женщины не обнаружено. Предположительно смерть наступила примерно в диапазоне между 11.00 и 12.00 часами, то есть около трёх часов назад, – эксперт снова склонился над трупом женщины.

– По центру комнаты шерстяной ковёр красного цвета размером… – следователь опять бросил тоскливый взгляд на понятых, пожилую пару, притулившуюся на диване. – Примерно полтора метра на два. Далее, – следователь взял протянутый судмедэкспертом лист бумаги, – у окна лежит труп мужчины, на вид 40-45 лет, нормального телосложения, правильного питания. Трупное окоченение выражено слабо. Глаза закрыты. Носовые отверстия содержат засохшую кровь. Рот закрыт. Под грудиной – входное пулевое отверстие. Выходного отверстия нет. Кости конечностей на ощупь целы. Труп лежит на правом боку в позе «эмбриона», поджав ноги к животу, вследствие огнестрельного ранения в область живота, вероятно, и повлёкшего смерть, – Мазин бросил вопросительный взгляд на эксперта и, уловив едва заметный кивок, продолжил. – Теперь по документам, – Мазин взял со стола тёмно-синюю книжицу с тиснёным имперским орлом, – Карл Вассерман, гражданин ФРГ… Только этого нам не хватало… Далее, дипломатическая карточка пресс-атташе посольства ФРГ в Москве, – следователь оторвал взгляд от документов. – Семенихин, срочно вызывай посольских и следственную группу с Лубянки, пускай летят сюда в темпе и сами эту кашу расхлёбывают. Чего тебе? – Мазин недовольно повернулся, ощутив на плече лёгкое прикосновение Голикова – курсанта Высшей школы милиции, присланного на стажировку из Главного управления.

– Товарищ майор, пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату.

Мазин нехотя повернулся, неприязненно подумав про себя: «Ишь ты какой, пожалуйста, видите ли», – и всё же решительно двинулся в указанном направлении, быстрым шагом прошёл в высокие распахнутые двери в полумрак то ли кабинета, то ли библиотеки. Не успев оглядеться, Мазин остановился за спиной стажёра и, проследив за его взглядом, замер на месте. На зелёном сукне письменного стола, рядом с большой бронзовой чернильницей, как ни в чём ни бывало лежал большой слиток жёлтого металла явно в банковском исполнении, маслянисто сверкая угловатыми гранями в полумраке комнаты. Мазин вдруг почувствовал, как внизу живота мгновенно образовалась пустота, и на непослушных, враз ставших ватными ногах он сделал два шага до стоящего в полумраке кресла и в изнеможении упал на мягкий плюш.

– Всё – приехали. Стоп. Ничего больше не трогать! Семенихин, ты вызвал комитетчиков?

– Уже едут, – доложил стажёр. – Тут вот ещё под каминной полкой коробку нашли…

Мазин показал рукой:

– Поставь на стол, – тяжело поднялся и, достав чистый носовой платок, двумя пальцами осторожно приоткрыл картонную крышку…

– Руками ни к чему не прикасаться! Сидим и спокойно ждём коллег с Лубянки. Всем понятно? – неожиданно совсем севшим голосом проговорил следователь, почувствовав, как в горле пересохло, а в затылок будто воткнули раскалённую иглу.

Смоленск, июль 1941

– Рашид Галиевич, батальоны докладывают: немцы уже полностью заняли южную часть города. С минуты на минуту они перережут последнюю, пока ещё свободную дорогу на Москву. Нужно срочно отправлять колонну. В противном случае я не могу ничего гарантировать, – сказал начальник НКВД Смоленска, выслушав доклад и положив телефонную трубку.

– Товарищ Гудков, я всё понимаю, но команды из Москвы пока не было. Значит, будем ждать, майор.

Во дворе со страшным грохотом разорвался крупнокалиберный снаряд. В кабинете начальника Смоленского отдела Главювелирторга Галиева осыпались все стёкла. Но ни начальник НКВД города Гудков Сергей Владимирович, ни хозяин кабинета, казалось, даже не обратили на это внимания.

– Товарищ генерал, – без разрешения заглянул в кабинет молоденький лейтенант, – связи нет.

– Чёрт знает что, – Гудков тяжело опустился на стул и, сняв фуражку, бросил её на засыпанный штукатуркой и осколками стекла стол, – немедленно высылайте делегата связи, и чтоб через пять минут связь была восстановлена!

Над площадью совсем низко с характерным звуком, напоминающим тонкий визг, пронеслись два «Мессершмитта», поливая всё вокруг из пулемётов. Отпрянувший было от окна Рашид снова выглянул. Грязная, вся в засохших комьях глины, «тридцатьчетвёрка» с выведенным белой краской номером «145» на башне и восемь новеньких полуторок, крытых брезентом, с надписью на синих деревянных бортах «Почта», как заговорённые, абсолютно невредимыми стояли в тени пыльных тополей.

– Не понимаю, чего мы ждём. Немцы уже в двух кварталах отсюда, – Гудков тоже мрачно посмотрел сначала в окно, а потом на сидящего в углу кабинета уже немолодого, но жилистого, спортивного телосложения капитана с тремя эмалевыми шпалами на тёмно-синих петлицах. Этот офицер НКГБ приехал два часа назад, с порога по-свойски за руку поздоровался с Рашидом Галиевичем, уселся в уголок и с тех пор не проронил ни слова.

– Сергей Владимирович, познакомьтесь, – поймав взгляд Гудкова, проговорил Галиев, – капитан Пустовалов Иван Иванович. Он поедет с вами. Специально прибыл к нам из Москвы. Но общее руководство в любом случае остаётся за вами, – генерал сцепил руки на затылке и, потянувшись, опять посмотрел за окно.

…Ещё вчера все улицы города были забиты беженцами. Автомашины, повозки, велосипеды и подводы, гружённые домашним скарбом, непрерывно двигались в сторону Москвы. Этот огромный и, казалось, неиссякаемый поток людей закончился к утру сегодняшнего дня. Это могло означать только одно: немцы ворвались в город. И все те, кто не успел уйти на восток, так и остались по ту, другую, сторону фронта. Теперь шоссе за окном было пустынно. Ветер лениво гонял по щербатому асфальту тучи бумаг, кругом валялись брошенные во время последнего воздушного налёта вещи, в пыльном кювете догорала, завалившись набок, «эмка».

– К чему весь этот риск? Почему нельзя было отправить весь груз по железной дороге? Позавчера же отправляли спецвагон в Москву, что мешало прицепить ещё один? – продолжал возмущаться Гудков. – Чего они там ждут? Пока немцы проедут по этой самой улице? – майор с досадой кивнул на окно.

– И, тем не менее, майор, будем ждать, – Галиев повернулся к присутствующим и укоризненно посмотрел на начальника НКВД:

– Вы, товарищ Гудков, – кадровый офицер и должны лучше моего знать, что бывает с теми, кто не выполняет приказы. – Галиев, высоченного роста татарин, стриженный налысо, застегнул новенький китель с двумя генеральскими золотыми ромбами в петлицах. – Тем более, я считаю, Москве видней, когда и каким способом отправлять груз. Видимо, на этот счёт имеются определённые оперативные соображения, о которых нам с вами знать необязательно. От нас требуется только одно – выполнить приказ.

…Ещё три дня назад он был сугубо штатским человеком. Однако начальство в Москве, вероятно, вспомнило его боевое прошлое. В молодости Рашид несколько лет отчаянно дрался с басмачами в песках Туркестана. О его кавалерийском эскадроне ходили легенды, но сейчас о лихом красном командире напоминал только потемневший орден Боевого Красного Знамени на груди.

– Но связи с Москвой пока нет. И, учитывая сложившиеся обстоятельства, неизвестно, сколько времени займёт восстановление линии, – продолжал нервничать начальник НКВД.

– Товарищ Гудков, я повторяться не буду, всем ждать. И, кстати, дайте команду, пусть ещё раз проверят грузовики.

– Механики уже занимаются.

– Хорошо. Сопроводительные документы и опись у кого?

– Один экземпляр у меня, второй – у старшего инкассатора.

Телефон на столе, усыпанном битым стеклом, зазвонил так неожиданно, что все присутствующие невольно вздрогнули.

– Слушаю, товарищ шестой, «Березина» на связи, – начальник ювелирторга поднял трубку, – так точно, всё готово к отправке. Немцы от нас в двух кварталах. Проскочат, уверен. Понял. Разрешите приступить к выполнению задания? Есть.

Рашид положил трубку на рычаг аппарата и кивнул Гудкову:

– Можете выдвигаться. Помните о неукоснительном выполнении всех без исключения инструкций. Колонну поведёте по Старой Смоленской дороге, на шоссе Минск-Москва ни при каких обстоятельствах не соваться, оно перерезано немецкими танками в районе Ярцево, – Рашид Галиевич внимательно посмотрел на Гудкова. – Напоминаю – движение строго по графику, остановки делать только в установленных пунктах. Очерёдность машин в колонне по возможности не менять. Надеюсь, вы полностью отдаёте себе отчёт в том, что груз не должен попасть к немцам, независимо ни от каких обстоятельств? Вы – в замыкающей машине, капитан Пустовалов – в головной. Всё понятно? Вопросов нет? Тогда приступайте к выполнению, иначе, похоже, действительно будет поздно. И помните, контроль за ходом операции осуществляет нарком внутренних дел. Лично.

– Есть, приступить к выполнению задания! – Гудков бросил руку к фуражке, отдавая честь, с облегчением вздохнул и, несмотря на явную склонность к полноте, проворно выскочил из кабинета. Бегом пересёк большую приёмную и кубарем скатился на первый этаж, где в томительном ожидании курили бойцы и, отдав команду «По машинам!», выскочил на улицу.

…По обе стороны пустынной дороги тянулся бесконечный березняк. Колонна, беспрепятственно миновавшая пригороды Смоленска, начала движение в сторону Вязьмы. Пылившая впереди «тридцатьчетвёрка» угадывалась только по рёву мотора. Гудков, ехавший в замыкающей машине, по пояс высунулся из кабины, пристально вглядываясь в небо.

– Товарищ майор, вы бы сели в кабину. Если что, самолёты издалека услышим.

Гудков недовольно покосился на водителя, но сел нормально, откинулся на спинку сидения и даже постарался придать своей позе некоторую беззаботность, продолжая, впрочем, тревожно коситься на небо. Раньше он никогда не был трусом. Храбро сражался в гражданскую, рвался воевать в Испанию, и не его вина, что начальство решило оставить его в родном городе. Родина решила, что в своём кабинете он нужнее, чем в оливковых рощах Гренады, где сражался с фашистами и умирал братский испанский народ. Но в один роковой день всё изменилось. Тогда его, начальника городского угрозыска, арестовали по ужасному в своей нелепости обвинению в связи с английской разведкой. И потом уже ничто для него не имело значения – ни кошмар ночных допросов, ни издевательства молодых, не знающих жалости следователей, ни даже внезапное освобождение. Он сам каждой клеточкой своего организма чувствовал, что некий стержень внутри него сломался. Он продолжал ходить на работу, выезжать на задержания, подписывать уголовные дела, но это был уже совсем другой человек. Человек, который боялся. Боялся сделать что-то не так и вновь оказаться в сырых подвалах областного НКВД.

– А теперь на мою голову свалился ещё этот капитан из Москвы, – неприязненно подумал Гудков, – значит, мне по-прежнему не доверяют. – И он снова почувствовал, как неприятный холодок страха разрастается в груди.

Гудков опять тревожно посмотрел на небо. Высоко, среди лёгких перистых облаков, медленно ползли на запад три тяжёлых бомбардировщика ТБ. Вокруг них, то пчёлами взмывая вверх, то ястребами падая вниз, резвилась пара краснозвёздных истребителей сопровождения.

Внезапно совсем низко над дорогой, едва не задевая своими серебристыми брюхами брезентовые тенты автомашин, пронеслись два «Мессершмитта». Снова высунувшийся из кабины Гудков, казалось, даже разглядел бледное лицо немецкого лётчика. Через мгновение вражеские самолёты ушли уже далеко, но впереди было хорошо видно, как они заходят на вираж, набирая высоту и перестраиваясь для атаки. Майора прошиб холодный пот. Он сразу понял: пара заходов с воздуха – и от колонны ничего не останется. Однако с высоты, стремительно набирая скорость, наперерез им решительно шёл в бой советский истребитель. Строй немецких машин смешался, пара разошлась в стороны, пытаясь уйти от внезапной атаки. Но было поздно, из-под крыльев советской машины брызнули огнём пулемёты, один из немцев задымил и сразу, быстро теряя высоту, потянул в сторону леса. Второй немецкий самолёт свечой взмыл вверх, пытаясь сбросить с хвоста юркую краснозвёздную машину.

Громкий треск пулемёта впереди колонны отвлёк майора от воздушного боя. Машины одна за другой начали резко тормозить, останавливаясь и едва не налетая друг на друга. Гудков выскочил из кабины, но впереди, за плотной стеной пыли и дыма, уже ничего не было видно. Пробежав вперёд метров сто, он налетел на танкиста в чёрном комбинезоне без шлема, который, больно схватив майора за руку, столкнул его с обочины в кювет. Только теперь, когда глаза немного привыкли к едкому дыму, он понял, что произошло. Они всё же нарвались на невесть откуда взявшихся здесь немцев. «Тридцатьчетвёрка» уже вовсю чадила жирным чёрным дымом, но продолжала огрызаться короткими пулемётными очередями. Из-за грохота орудийного выстрела заложило уши, но Гудков, проследив за торопливыми жестами танкиста, увидел в поле несколько белых парашютных куполов, ещё не погашенных немецкими десантниками. Мгновенно оценив обстановку, майор, наклонившись вплотную к вихрастой голове танкиста и пытаясь перекричать грохот боя, громко приказал:

– Задержите их сколько сможете и отходите в лес!

Судя по тому, как энергично закивал головой танкист, смысл приказа до него дошёл, и Гудков, хлопнув его по плечу, бросился к грузовикам, сбившимся в нелепую кучу на самом виду у немецкого десанта. Несколько раз споткнувшись о растянувшуюся на дороге гусеницу «тридцатьчетвёрки», майор добежал до головной машины. По пути вспомнив, что километра за полтора до этого места они миновали вполне сносную грунтовую дорогу, уходившую влево от шоссе в лес, Гудков принял решение. План родился молниеносно. Другого выхода всё равно просто не было. Подбитая «тридцатьчетвёрка», намертво вставшая поперёк дороги, отрезала колонне путь вперёд. Отдав водителю «полуторки» приказ разворачиваться, он подхватил из кабины автомат и тут столкнулся с капитаном Пустоваловым.

– Занимай оборону, майор, я разверну колонну.

Гудков согласно кивнул в ответ и побежал собирать бойцов. Через несколько минут цепь из бойцов сопровождения заняла оборону.

Немцы, грамотно рассредоточившись по нескошенному полю, залегли и теперь вели прицельный огонь по автомашинам, которые, как неповоротливые черепахи, то сдавая назад, то подавая вперёд и явно мешая друг другу, никак не могли развернуться на узкой дороге.

Гудков краем глаза увидел, как немецкая пулемётная очередь угодила в деревянный борт одного из грузовиков, белоснежная надпись «Почта» брызнула щепками и мгновенно покрылась паутиной чёрных дырок. На обочине, регулируя движение автомашин, в полный рост, не обращая абсолютно никакого внимания на рой трассирующих пуль, шныряющих вокруг него, стоял капитан Пустовалов. Наконец, машинам удалось развернуться, и они помчались назад, к Смоленску. Немецкий десант, видя, что добыча уходит от него, перешёл в наступление. Однако в этот ответственный момент вновь проснулось орудие «тридцатьчетвёрки», и несколько артиллерийских выстрелов заставили немцев торопливо залечь. Минут через десять, окончательно убедившись, что колонна уже ушла на значительное расстояние, а значит, находится в относительной безопасности, Гудков дал команду отходить к лесу.

…Из шестнадцати бойцов сопровождения на лесной поляне удалось собрать всего одиннадцать человек. Последними подошли капитан Пустовалов и два танкиста, таща под руки своего раненного в ногу командира. Пока бойцы оказывали ему первую помощь, Гудков вместе с капитаном изучал карту местности. Лесная дорога, по которой должен был вывести автомашины старший инкассатор Иван Тимофеевич, давала небольшой крюк и километров через пять выходила к реке Вопь, к счастью, с обозначенным на карте мостом. По последним данным, полученным Гудковым ещё в Смоленске, в районе этого самого моста должны были находиться регулярные части 152 стрелковой дивизии. В общем, ситуация складывалась пока не совсем критическая. Напрямик, через лес, до означенного моста, судя по карте, было не более полутора километров.

⁂

…Из разведсводки № 53. Штаб Западного фронта. К 20.00 23.7 1941

Карта 100 000

…Первое. Противник в течение 22 и 23.7, напрягая основное усилие на Витебском и Смоленском направлениях, подтягивает силы с целью ликвидации нашей смоленской группировки…

…На Могилёвском направлении противник перешёл к активной обороне на р. Сож, одновременно продолжает окружать могилёвскую группировку…

Для организации противотанковых районов противник приспосабливает населённые пункты, леса, овраги, дефиле и гати.

…Третье. Витебское направление.

На Витебском направлении противник, основными силами ведя наступление в направлении Ярцево, успеха не имел. Одновременно подтягивает до двух пехотных дивизий в район Велиж, Кресты, Соловьёво с целью обеспечения прикрытия от флангового удара наших частей с севера.

По данным авиации, в период 6.00-17.00 23.7 отмечено движение колонн по шоссе Невель, Усвяты, Лопатино, Соловьёво, Велиж, Кресты, Ильино и подход колонны до батальона танков в район Духовщина.

Четвёртое. Смоленское направление.