От стены снова полетели осколки – фрицы не унимались.
Присмотревшись, замечаю одну особенность – все пули ложатся, в основном, вдоль проема, таким образом, чтобы отсечь любую возможность моего перемещения из того уголка, где я сейчас нахожусь. Так, значит, фрицы не оставили-таки надежду слепить меня тепленького? Отсюда я могу контролировать только узкий сектор между углом общаги и каким-то нагромождением камней. Вся левая часть двора мне для наблюдения недоступна. Чтобы это сделать, надо как минимум встать и подойти к окну. А там меня подстрелят в два счета – это место немцы видят. Странно, как меня там еще в прошлый раз не завалили, должно быть, просто зевнули.
Наверняка сейчас уже кто-то ползет через площадь. Бросят гранату под стену, глушанут – и все… Взрыв жахнет на улице, но легче от этого не станет – боец из меня опосля такого бабаха по ушам будет никакой.
Фигово…
За этой пальбой я не слышу ни шагов, ни чего-либо еще, указывающего на приближение противника к домику.
Ладно… будем воевать, как сумеем.
Высовываю в проем двери автомат и выпускаю весь магазин в сторону стрелков. Понятно, что не попаду, так хоть бошки попрячут на секундочку.
Подействовало! Выстрелы на мгновение стихли, видать, фрицы пригнули головы. После чего с азартом возобновили прежнее занятие.
На здоровье…
Лежа с другой стороны двери, меняю магазин.
Можете хоть до посинения стрелять – меня там уже нет. Разве что рикошетом зацепит… Так это и на прежнем месте могло произойти с той же вероятностью.
Поворачиваюсь на спину и смотрю на стены дома. У домика сохранилась крыша, хотя потолок отсутствует. Имеются только балки, на которых он раньше и был закреплен. Слева от меня полуразрушенная печь, занимающая полстены. Ставлю в угол автомат, сбрасываю вещмешок. Ух ты! В двух местах в нем зияют дырки, немцы все-таки попали. Хорошо хоть, что под углом прошло…. Сую мешок в угол и снимаю со спины винтовку.
Через несколько секунд уже карабкаюсь по печке к потолочным балкам.
Вот и они… Стена здесь толщиной всего в один кирпич, не как внизу, там значительно толще, а тут в случае чего прострелят без проблем. Если догадаются куда стрелять…
В стене широкие щели и в одну из них я вижу, как по площади сноровисто ползет немец. Смотрю в оптический прицел. Ну, точно – и этот с гранатой. Правильно я мыслил…
Выжидаю момент и, когда фрицы возобновляют пальбу, стреляю.
Удачно – подстреленный фриц орет во все горло и крутится на месте. Куда же это я ему попал?
Среди немцев замешательство. Они не могут понять, кто, а главное – откуда, стрелял. От того угла общаги, который я не должен видеть, к раненому быстро ползут два немца. Его тащить или меня валить? Если первое – то черт с вами, мешать не стану, все больше времени выиграю. А вот если второе… Запихиваю в магазин еще один патрон. Второй – в ствол.
Уйти отсюда не выйдет, выходов из дома больше нет. Но и входов тоже не имеется. Здесь мы все в равном положении.
Немцы доползают до своего товарища и волокут его назад. Ага, все-таки человеколюбие взяло верх? Ну, тогда и черт с вами, еще поживите. Оставшиеся солдаты прекратили огонь. Своих подстрелить опасаетесь? Не похоже, угол не тот. Тогда в чем дело? Подвох какой-то готовят?
По краю стены осторожно перебираюсь к балке. Вот и она. Потемневшее от времени дерево еще достаточно крепкое и подо мною только слегка потрескивает.
Отсюда я вижу тыльную сторону площади. На ней нет никакого движения. Облегченно перевожу дух… и вижу шевеление на стене. А вот это – плохо. Стена выше дома метров на пять, как минимум, и оттуда меня одним щелчком сбросят вниз, я и не хрюкну даже.
Стрелять с моей позиции туда бессмысленно – не попаду под таким углом. Спасает меня пока только то, что крыша еще относительно целая (кстати говоря, почему так – чтобы телефон не промок?) и внутренность дома оттуда не просматривается.
Скрип песка под сапогами.
Выбрасываю на улицу последнюю гранату – авось пришибет хоть кого-нибудь.
Два взрыва (почему два?) гремят почти одновременно, дом ходит ходуном, и на улице начинается ожесточенная пальба. Длинными очередями бьют сразу два пулемета, им вторят автоматы, среди которых я различаю скороговорку ППД.
На стене вспухают дымки выстрелов, но огонь направлен куда-то в другую сторону. Во всяком случае, по дому никто не стреляет.
Снова бухают гранаты, на этот раз как-то глухо.
Кто-то орет.
Проснулись, наконец, часовые?
Пропустить участие в такой азартной драке? Что обо мне подумают?
Спрыгиваю на пол, винтовку за спину, мешок на место, автомат в руки.
Выглядываю на улицу. Сразу у входа лежит убитый немец, вся грудь разворочена. На свою гранату упал?
В поле зрения противника не вижу. Вся стрельба сосредоточена у погреба. Хм, а мне как раз туда и надо…
Я был в нескольких метрах от угла, когда оттуда, отстреливаясь от кого-то мне невидимого, вывернулись несколько фрицев.
На пятом или шестом выстреле автомат вдруг замолкает. Осечка? Но одного солдата все же свалить удалось. Швыряю замолкшее оружие в ближайшего немца (он выпускает винтовку и хватается за лицо – хорошо попал!) и перекатом ухожу под стену. Не ровен час, выскочат из-за угла таинственные преследователи, и окажусь я прямо на линии огня. Теряя на ходу мешок и винтовку, врезаюсь плечом в стену и разворачиваюсь назад. Прямо на меня летит здоровенный немец. Приклад уже занесен для удара. Но у меня в руке пистолет. Сухо трещат выстрелы, и фрица разворачивает боком. Ноги его подгибаются, и он всем телом рушится на меня. Еле-еле успеваю убрать голову. В поле зрения еще один немец. Стреляю и вижу, как он роняет свое оружие. А в пистолете осталось всего два патрона. Но есть еще и второй ствол…
– Хватит! Кончились уже супостаты…
Сажусь и мотаю гудящей головой. Мысли нехотя возвращаются на свое место…
Смотрю на говорившего. Высокий боец с винтовкой в руках. По штыку стекает красное – кровь? Взгляд на петлицы. Сержант.
– Все, что ли, уже?
– Да, похоже, что так. Это ты по телефону звонил?
– Я. Вон того фрица глянуть надо, ему автомат в бошку прилетел, так что может быть, и живой еще.
– Левкин! Вон того проверь! – кричит кому-то сержант и снова поворачивается ко мне. – Идти можешь?
– Могу, – опираясь о стену, встаю на ноги и подбираю с земли свои вещи.
– Эк тебе сидор-то разворотило! – крякает мой собеседник.
Смотрю на мешок. У него прибавился еще и длинный поперечный разрез. Чем это так?
– Штыком это, – уловив мой взгляд, поясняет сержант, – вон тот фриц тебе в спину бил. Да увлекся слишком, вот меня и прозевал. Вовремя ты по ним ударил, они уже в нас стрелять приготовились. А тут им сзади – раз!
Он вытирает свой штык о мундир лежащего немца.
– Автомат заело, – оправдываюсь я, – а так… им бы еще раньше прилетело.
– И так хорошо сработал, – не соглашается он со мной. – Мы видели, как ты в погреб-то сиганул. Думали, все – щас там тебя и похоронят. А потом я на тех немчиков посмотрел… Ловко ты их. Да и тут тоже… постарался… любо-дорого глянуть!
– Что ж сразу-то не стреляли?
– Приказ… – виновато разводит он руками. – Должон понимать, чай не первый год-то служишь?
– Да уж… набегался в свое время.
– Товарищ сержант! – кричит молодой боец. – Живой немец-то! Только обалдевший.
– Ага! – довольно крякает мой собеседник. – Тащите его с нами. Здесь приберитесь, дом проверьте – как там?
Он поворачивается ко мне.
– Ну что, пошли?
Снимаю с немца ранец и вытряхиваю на землю его содержимое. Перекладываю в него свои вещи и с сожалением бросаю негодный уже вещмешок.
– Пошли…
Мы с ним идем по площади. Здесь еще около десятка бойцов. Они осматривают убитых фрицев, собирают оружие и патроны.
– В лесу бы глянуть, – говорю я сержанту, – там еще фрицы могут быть.
– Нету их там, сюда они все приперлись. Мы с башни их видели.
Проходим мимо порезанных мною немцев и уходим дальше вглубь погреба. Сержант подсвечивает себе фонариком. Огибаем какие-то столбы, поворачиваем, снова спускаемся.
– Стой! Кто идет?
– Кувшинка. Сержант Непийвода.
– Озеро, товарищ сержант. Проходите.
Невидимый часовой отступает вглубь, и мы идем дальше.
– Надо же… а я и не думал, что тут такие подвалы большие.
– Они не такие уж и большие, скорее, запутанные, – не соглашается сержант.
– Ну… может быть. Только как же немцы вас не нашли-то? Старший лейтенант говорил, что были они здесь.
– Были. Только толку им с того?
Он останавливается у стены и что-то делает. Чуть слышно скрипнув петлями, кусок стены поворачивается, и в свете фонарика я вижу уходящий куда-то в глубину тоннель. Там не совсем темно – кое-где горят редкие лампочки.
– В монастыре они до второго пришествия могут землю рыть, – говорит за моей спиной сержант. – Там ничего нет, только посты скрытые. А мы все в лесу сидим…
Под внимательным взглядом хозяина кабинета полковник несколько смутился. Но быстро взял себя в руки.
– Видите ли, товарищ Крылов, Осадчий и сам этого толком не понял до конца.
– То есть как? Внутрь же он как-то попал?
– Тут такое дело, товарищ Крылов… когда Особый отдел вместе с разбитым артполком оказался в окружении, к майору подошел один из бойцов роты связи…
– Так…
– Он рассказал майору, что перед самой войной он недалеко от этих мест ремонтировал линии связи какого-то непонятного объекта. По его словам, это был большой подземный бункер где-то в лесу.
– Он указал его местонахождение?
– Да. И даже показал вход в кабельный колодец. Проникнув в него, сотрудники Особого отдела смогли найти и обычный вход. Их оказалось несколько. Причем – все в разных местах. Были выходы в лес, в близлежащий монастырь и к реке.
– Так-так… Связист, значит…
– Да. В бункере нашли приборы наблюдения – вроде перископов на танках или на подводных лодках. Посты обороны и даже телефонную связь. Была и динамо-машина, которая работала от протекающей поблизости реки. Есть проточная вода, и даже кухня имеется. Только еды нет никакой.
– И что же это за бункер такой?
– Осадчий этого не знает. Вернее – не знал на момент отправки группы капитана Майбороды.
– Вы говорите, что там даже телефоны есть?
– Есть. Только неизвестно, куда ведут их провода. На звонки никто не отвечает.
– А что еще нашел там майор? Может быть, документы какие-то?
– Нет. Никаких документов там не обнаружено. Бункер пуст.
– Но для жизни пригоден?
– Да. В нем сейчас разместился личный состав Особого отдела и взвод охраны. Остальные части расположены в лесу между бункером и противником.
– Как далеко немцы находятся от бункера?
– По-разному. Но ближе тридцати километров никого нет. В лесных деревеньках их гарнизоны не стоят, но патрули бывают часто.
– То есть они и ближе тридцати километров подходят?
– Точно мы не знаем, но, скорее всего, да.
– А сколько народу там всего?
– На момент отправки группы Майбороды – четыреста тридцать два человека. Но постоянно подходят новые. Группами и в одиночку.
Скрипнула металлическая дверь больничного отсека, и в комнату вошли двое. Первый из вошедших имел знаки различия капитана, второй – майора НКВД.
Лежавший на кровати человек приподнялся на локтях, что вызвало инстинктивное движение к нему у сидевшей рядом медсестры.
– Лежите-лежите! – сделал успокаивающий жест майор. – Вы ранены, и вам необходим покой.
По его знаку медсестра встала и вышла в коридор. Майор присел на освободившийся стул. Молчаливый капитан остался стоять у двери.
– Вы просили встречи со мной, – майор пододвинулся ближе. – Что вы хотели мне сообщить?
– Извините, товарищ майор, но… на документы ваши я могу посмотреть?
– Извольте, – ничуть не удивившись, майор вытащил из нагрудного кармана удостоверение личности. – Достаточно?
– Майор Осадчий Игорь Федорович, является начальником Особого отдела … стрелковой дивизии. Да, товарищ майор, мне этого более чем достаточно.
– Встретившим вас бойцам вы назвали мою фамилию и сказали, что говорить будете только со мной.
– Совершенно верно, товарищ майор.
– А у вас, в свою очередь, какие-либо документы есть?
– Нет, товарищ майор. Вы же знаете правило – уходя в разведку, сдавать документы.
– Знаю. Но как же нам тогда быть? Каким образом вы можете удостоверить свою личность?
– Выбрасывая нас сюда, командование предусмотрело и такую возможность, товарищ майор. Учитывая вероятность того, что часть группы может и не дойти до вас, были предусмотрены соответствующие меры опознавания и на этот случай.
– Например?
– Товарищ капитан, – повернулся ко второму гостю лежащий, – там, у входа, стоят мои сапоги. Будьте добры, дайте сюда правый.
– Этот? – майор повертел в руке поданный капитаном сапог.
– Да, товарищ майор. Распорите шов на голенище.
Через минуту майор держал в руке клеенчатый пакет.
– Что здесь?
– Откройте…
В руке майора оказалась неровно обрезанная по краям фотография.
– В левом нижнем углу ваша дочь, Нина. Рядом с ней стоит ваш заместитель по оперативному обеспечению старший лейтенант Могучий. Верхняя часть лица обрезана, но вы должны помнить его усы. Справа от него ваша жена – Ольга Николаевна Осадчая. В протянутой руке, которая находится на удаленной части фотографии, она держала несколько цветов. Ромашки. Снимок сделан перед вашим уходом на фронт.
Рука майора дрогнула.
– Что с ними сейчас?
– Эвакуированы в Казань. Более мне ничего неизвестно.
– Ну что ж… мне этого достаточно.
– У остальных членов группы имелись свои опознавательные предметы. У каждого – свой. Мне неизвестно, что это за предметы или документы. Я знаю только про то, что было у меня.
– Почему обрезано фото?
– Я не знаю. Это было сделано при мне, после того как я запомнил все то, что находилось на удаленной части фотоснимка. Инструктаж проводился индивидуально с каждым из нас.
– Кто проводил инструктаж?
– Старший майор Горбуненко.
Майор искоса взглянул на капитана. Тот молча пожал плечами.
– Хорошо, будем считать, что этого пока достаточно. Ваше имя и звание?
– Старший сержант Лемешев Валерий Петрович. В/ч 00193.
– Что это за часть?
– Отдельная специальная разведывательная рота при штабе армии.
– С каким заданием вы сюда направлены?
– Установить связь вашей группы с командованием. Оказывать вам помощь в выполнении поставленной перед вами задачи.
– Характер задачи?
– Это знал только командир.
– Его имя и звание?
– Старший лейтенант Обручев, Игорь Михайлович.
– Где он сейчас?
– Не знаю, товарищ майор. Последний раз я его видел перед тем, как он разделил нашу группу.
– Почему?
– У нас на хвосте сидели немцы, а в группе осталось всего четыре человека. Один радист погиб при высадке. Командир приказал мне остаться, а сам вместе со вторым радистом и еще одним бойцом попытался вырваться из окружения. Я просидел в укрытии два дня. После этого, согласно полученному приказу, попытался найти вас самостоятельно.
– Вы знали, где нас искать?
– Старший лейтенант сказал – иди к монастырю. Там есть наши посты, они проводят тебя к майору.
– Так.
– В лесу меня ранил снайпер.
– Почему вы так решили?
– Выстрела не было слышно. Сначала в меня попала пуля, я упал. И только потом прилетел звук выстрела. Стреляли издалека, и это не мог быть обычный стрелок.
– Возможно… Связь должна была быть осуществлена только по радио?
– Нет. Был еще и резервный канал.
– Какой?
– Здесь есть еще наши. Агентура глубокого залегания. Старший лейтенант сказал, что они тут что-то охраняют.
– Что же?
– Я не знаю. Но мне известно, каким образом вы можете выйти с ними на связь.
– Так… Хорошо… А остальные члены вашей группы? Ставилась ли перед ними аналогичная задача?
– Мне ничего про это неизвестно, товарищ майор.
– Вы не знаете, уцелел ли кто-нибудь еще из вашей группы?
– Не знаю. Скорее всего, нет. Иначе они тоже были бы уже здесь…
Хозяин кабинета прошелся от стены к стене. Вернулся к столу и взял с него какую-то папку.
– А что за секретные документы находятся в распоряжении майора Осадчего?
– Там вообще история достаточно странная, товарищ Крылов. Неподалеку от монастыря группой майора Осадчего был обнаружен труп человека. Он был одет в танковый комбинезон, сильно обгорел. При нем и были найдены эти документы.
– Эти? То есть указанный вами ящик – это еще не все?
– Извините, товарищ Крылов, – вступил в разговор генерал-лейтенант. – Помимо ящика имелись еще и сопроводительные документы, удостоверение личности… еще какие-то, уже не столь значимые бумаги. Часть документов тоже обгорела, и восстановить их содержание Осадчий имеющимися у него средствами не может.
– А отчего обгорел труп?
– Неизвестно. Никакой техники поблизости не оказалось.
– Откуда же он туда попал?
– Видимо, был вынесен или вывезен еще кем-то.
– И брошен в лесу с секретными документами… Хм-м! Вам это не кажется странным, товарищ генерал-лейтенант?
– Да, товарищ Крылов, у нас тоже имелись сомнения на этот счет. Но текст сопроводительного документа… он не оставляет нам никаких… никаких вариантов для раздумья. Ящик необходимо вернуть любой ценой! Именно такой приказ и был нами получен.
– Да… понимаю… – Крылов открыл папку и выложил прямо на маленький столик несколько бумаг. – Полюбуйтесь…
Генерал-лейтенант поднял бумаги.
– Состав группы… семь человек, два радиста. Особые приметы… Старший группы – старший лейтенант Обручев, Игорь Михайлович, командир взвода отдельной роты…
Его лицо стремительно побелело, и выпавшие из рук бумаги упали бы на пол, если бы внимательно следивший за ним полковник вовремя не перехватил их.
Рогов рванул рукой ворот кителя.
– Что… что это такое… откуда…
– Это донесение было получено абвером перед вылетом вашей спецгруппы. В нем указаны все приметы членов группы, их имена, фамилии и звания. Описан характер задания и все прочее, – теперь хозяин кабинета выглядел совсем по-другому. Куда-то исчезли неторопливость и несобранность в движениях, внимательные серые глаза фиксировали каждую мелочь. – У вас есть какие-либо соображения по этому поводу, товарищ генерал-лейтенант?
– Нет… никаких соображений у меня нет… сейчас нет.
– Полковник! Налейте воды товарищу генералу.
Гордеев торопливо налил стакан и протянул своему начальнику. Тот благодарно кивнул и в два глотка осушил посуду.
– Вам легче? – участливо поинтересовался хозяин кабинета. – Может быть, вызвать врача?
– Спасибо… не надо, я уже пришел в норму…
– Да? Тогда продолжим… У вас, товарищ полковник, какие-то соображения есть?
– Где-то совсем рядом сидит предатель.
– Вы знаете, я вот об этом тоже как-то сразу подумал… – сокрушенно кивнул Крылов. – Да… только вот не могу взять в толк – как это вы вдруг так обмишулились, товарищи? Что случилось? Вы опытные разведчики, не первый год в строю – и такая невнимательность?
– Он не у нас сидит, товарищ Крылов.
– Это почему так? – собеседник заинтересованно поднял голову. Удивленно повернул голову и генерал-лейтенант.
О проекте
О подписке