Риски были значительными. Успокаивало то, что они были неуправляемыми, не зависящими от меня. А что от меня не зависит, за то и переживать – только нервы переводить. Значит решено: на рожон лезть не буду, game over меня и сам найдет, но вот выпутаться все-таки надо постараться. Еще некоторое время я ерзал в клетке, жесткие прутья больно впивались в спину, тело зудело, ноги пришлось подогнуть. Как уместиться двум взрослым мужчинам на полутора квадратных метрах – задача со звездочкой.

Бен начал похрапывать, да и мои веки потяжелели. Перед тем как уснуть, я подумал, что может быть именно сон – добровольный, а не отключка после удара – вернет меня домой. И уже совсем засыпая, я вспомнил о Юле. Ведь теперь я живу не один, она проснется, выйдет на кухню и увидит меня в кресле, наверное, уже с пеной изо рта. Она разбудит меня, снимет этот треклятый шлем. Ведь в конце-то концов, это ее вещь! Юля уж должна знать, как с ней совладать.

***

Утро началось не с петухами, а… да нет, с петухом и началось: Яцик со всей силы ударил дубинкой по клетке. Звон вышел настолько громким, что ему мощно досталось от перепуганных коллег. Меня немного спасло то, что правое ухо отказывалось слышать после вчерашней травмы, но железные прутья завибрировали так, что у меня чуть не выпали зубы.

Оглушение. Восприятие -1, Ловкость -1, Интеллект -1. Время исцеления: 30 минут.

Походный лагерь разбойников пришел в движение: люди собирали разбросанные вчера пожитки, укладывали их в тюки, мешки, ящики; из кустов возникли небольшие деревянные телеги, спешно нагружаемые скарбом. Я не ожидал от вчерашних пьяниц и ротозеев такой организованности в столь ранний час. Кнута они что ли так боялись? Какая занятная игра слов: Кнут – кнута, как будто сам Николай Васильевич Гоголь здесь сценаристом подрабатывал и говорящие имена подбирал. А ведь и правда, кто все эти персонажи, как не мертвые души?

Хотя, о чем я говорю? Причем здесь страх? Просто в них разработчики заложили такой алгоритм поведения.

Стоило мне так подумать, как и эта мысль перестала выглядела хоть мало-мальски логичной. Запрограммированные ли они персонажи? Если да, то кто тот гений, позволивший создать искусственный интеллект, так гибко взаимодействовавший со мной – живым настоящим созданием? Проверить бы их на тест Тьюринга… хотя учитывая, как бойко и охотно они меня лупцуют, никаких ограничений на причинение вреда человеческому существу в них нет.

Только я вспомнил Тьюринга, как пришло озарение: известного американского математика и специалиста в области компьютерных наук, автора книги «Искусство программирования», звали Дональд Кнут, книга посвящена рассмотрению и анализу важнейших алгоритмов, используемых в информатике. Интересно, это случайное совпадение или шутка разработчиков, наделивших главаря разбойников таким именем?

Из опять нахлынувших сакраментальных размышлений меня вывел проходящий мимо разбойник, невзначай бросивший нам в клетку недоеденный окорок и сосуд с кислым вином. Я не успел всмотреться в его имя – он был из незнакомых. Бен среагировал моментально: сгреб подачку под рубашку и аккуратно осмотрелся – не видел ли кто? Однако, внимания к нам больше не проявляли.

Покопавшись под одеждой, сосед протянул мне в черной грязной руке кусок мяса, выглядевший схожим образом, будто бы его только что вырвали именно из этой руки: окровавленный, рваный, вываленный в земле и саже. Я был настолько голоден, что сперва запихнул его в рот, а потом задумался над гигиенической составляющей происходящего.

Если физическую боль можно объяснить раздражением определенных нервных центров мозга посредством шлема виртуальной реальности, то представить, что мое реальное тело подхватит виртуальный ботулизм или дизентерию – сказки! Хотя я и не был уверен в реальной потребности пищи, но голод ощущался на полную катушку, и я согласен был на любой абсурд, лишь бы только избавиться от него.

Работая челюстями, я задумался, как это по-настоящему выглядит со стороны? Не жую ли я сейчас палец или язык. Невольно я остановился и дальше старался просто глотать, особо не прожевывая.

Вкус у мяса, кстати, оказался вполне себе приятным. Вино, правда, было настолько кислым и вонючим, что стоило его пригубить, как этот мерзкий букет мигом обволакивал язык и еще долго я не мог избавиться от послевкусия.

Закончив есть, я тут же почувствовал себя лучше. Здоровье определенно вернулось на максимальную отметку.

Все было собрано и к клетке подошел Кнут. Утром его лицо выглядело не менее угрожающе, чем в отблесках ночного пламени. Он почесал лысину и привычным басом заметил:

– Хату свою сами понесете. Маршрут у нас следующий, сначала ты, – кивнул он в мою сторону, – отведешь нас туда, где у тебя все вещи хранятся. И покумекай хорошенько, нет ли у тебя при себе золота, крон, пиляров? Потому что, честно скажу, от того, насколько мне, значится, понравится то, что ты мне отдашь, будет зависеть мое настроение. А от моего настроения, значится, вообще очень многое зависит в жизни.

Кнут внимательно посмотрел на меня. Я несколько раз кивнул, хотел что-то сказать, для убедительности, но лишь поперхнулся. Он оскалился, как мне показалось, немного дружелюбнее обычного.

– Как собаку тенизовскую тебя, вроде бы, и порешить нужно, – продолжил он даже немного заискивающе, – но с другой стороны… я тут пораскинул… времена сейчас такие, сам понимаешь. А мы компания ребят очень дрис… дин… динамично развивающаяся, смотрим мы вперед, в будущее, думаем о новом наборе голодранцев. Может быть…

Кнут выжидающе взглянул на меня. Я, еще не до конца понимая его мысль, продолжил кивать. В любом случае, эта перемена в его поведении если и была хитрым гамбитом, то, по крайней мере, давала больше времени на поиск решения.

– К-конечно, давайте обсудим все возможности, – сказал я, наконец прочистив горло от утренней хрипоты.

– Вот и добро! Главное, ты нам покажи вещички свои, убеди, что ты человек, с которым нам следует дело делать. Ведь я тут что разумею – оказаться ты можешь не шпиком, а всего лишь дезертиром сраным. Тогда пользы нам от тебя в делах – никакой. Так что ты сейчас покажи, куда нам выдвигаться, а по дороге реши, чем будешь убеждать и за шкуру свою платить.

Кнут оскалился, развернулся и пошел раздавать последние команды бойцам.

– Эй, друг, – похлопал меня по руке Бен. – Раз уж такое дело… а ты действительно из этих, из ЮТО?

Я нахмурился, поскольку все еще не ориентировался в многочисленных определениях сущностей, принадлежность к которым мне упорно приписывали.

– Ты из Тениза? Шпион или дезертир? – продолжил Бен, внимательно всматриваясь в мое лицо подбитыми глазами.

– А это действительно важно? – совсем не хотелось даже пытаться объяснить Бену правду, а продолжать врать было опасно.

– Друг, я ведь вижу, что ты не из них. У меня, скажем так, есть некоторый опыт в общении с южанами.

Ситуация складывалась не лучшим образом, ненавязчивый доселе сокамерник мог разоблачить меня, с другой стороны, было ли в его интересах сообщать об этом нашим тюремщикам? Какая от этого могла быть выгода? Правда, перед лицом смерти человек хватается за любую возможность спастись.

Мне на помощь пришел Яцик – он велел вылезти из клетки и растолковал значение брошенного Кнутом выражения «хату свою сами понесете»: мне, как наименее пострадавшему из нас двоих, на плечи взвалили клетку, а Бен поддерживал ее сзади. Таким образом, на подгибающихся ногах, я потащился вслед за конвоем. Было тяжело, прутья давили и резали кожу на плечах, я не был уверен, что смогу долгое время поддерживать заданный темп. Утешало лишь то, что пока мы идем, Бен не мог доставать расспросами.

Подошел Кнут.

– Надеюсь, идти нам не очень далеко? А то дружок твой совсем чахло выглядит, – усмехнулся он. – Указывай направление.

Я не знал, в какой стороне у меня больше шансов: где возможна подмога, а где смерть поджидает совсем близко. Может быть, стоило рассказать правду, или хотя бы ее часть, Бену и вместе нам удалось бы придумать что-нибудь, повышающее вероятность выживания. Сейчас сожалеть об этом было уже поздно. Я решился и махнул головой в сторону, откуда пришел вчера. Инстинктивно мне хотелось оказаться именно на том участке дороги, рядом с теми же травинками и березами, где я впервые увидел местный кровавый закат. Вдруг все дело в магическом портале или еще какой-то пространственной аномалии и пройдя тем же путем я смогу вернуться назад, в свой мир. Мало ли таких историй рассказали нам фильмы?

– А там куда?

– В лесу, – припомнил я географию местности.

– Слышали, ребяты? До лесу чешем. Да поживее! – крикнул Кнут и хлопнул в ладоши.

Десяток разбойников, которых я так и не успел пересчитать, не имея особой военной привычки к этому, выстроились впереди и позади нас парами, почти как в школе. У кого-то в руках были мешки, другие толкали перед собой телеги, каждый был загружен, даже Кнут схватил в одну руку мешок, но в строй не встал, а зашагал параллельным курсом.

Сегодня был такой же солнечный и ветреный день, как и вчера. От тяжести за спиной было жарко и душно, вспотевшую кожу тут же покрывала пыль, поднятая десятком волочащихся по дороге пар ног. Как только свернули на поле, дышать стало легче, но теперь уставшие ноги заплетались в высокой траве. Бен два раза падал, и я лишь чудом не оказывался придавлен клеткой. Оба раза его били, но больше для устрашения, как мне показалось, затем все же давали пить и немного отдохнуть. Странное дело, по моим ощущениям прошло всего несколько часов, но солнце проделало больше половины пути к закату, и даже мои здоровые, накачанные и привыкшие к постоянным физическим нагрузкам спутники казались уставшими, словно действительно прошло больше половины дня. Возможно ли, что время здесь текло иначе или же мой внутренний секундомер давал сбой?

В последний раз мы остановились в сотне метров от леса. Разбойники развалились на траве и мешках, Бен свернулся в позе эмбриона и тяжело дышал. К этому моменту я уже переживал за него почти так же, как за себя. Сострадание причиняло мне почти физическую боль.

Ко мне подошел Кнут. Пожалуй, он единственный выглядел свежим.

– Далеко еще? Не очень хочется заночевать в лесной глуши…

В подтверждение со стороны леса раздался вой: сначала одинокий, он сразу взял высокую ноту, пробравшую меня до прожилок, затем он вдруг резко оборвался, послышался жалобный звериный «мявк», и тут же раздался многоголосный хор из завываний и лая, но непривычного собачьего, а другого: глуше и страшнее.

Все замерли и смотрели в сторону приближающихся звуков. Вскоре из леса выбежал человек. Удалившись метров на двадцать от деревьев, он резко остановился, принял стойку, в его руках оказался лук. Быстрым движением он выхватил стрелу из-за спины, приладил ее к тетиве и замер.

– К оружию! – рявкнул Кнут. – В строй! За самострелы!!!