В декабре 1992 года, почти сразу же после раздачи приватизационных чеков, началась негласная, а потом и вполне официальная торговля чеками. Действительно, цена быстро упала к маю 1993 года с десяти тысяч рублей до четырех тысяч, до цены двух бутылок водки. А в некоторых деревнях до цены одной бутылки. И это вполне естественно, простой человек, получивший на семью, например, четыре чека, не знал, что с ними делать. Их просто некуда было девать. Чековые аукционы еще не подготовлены: нет полного комплекта документации, идет перетягивание каната (кто главнее) между комитетами приватизации и фондами приватизации, заводы протестуют и оттягивают аукционы. В общем, нормальный бардак. Потенциальные восемь бутылок водки жгут руки, но продать их некому, особенно в мелких городах и селах. Честно говоря, многие не верили, что вся эта затея удастся: предполагали, что победит в борьбе за власть Верховный Совет, а в нем противников приватизации было достаточно много.
Серьезно я начал заниматься приватизационными чеками после того как открылась официальная торговая площадка. Реально это был большой зал, в котором множество людей переходили с места на место, пытаясь купить или продать небольшую пачку чеков. Если кто-то видел в кино работу американских бирж тридцатых годов, он может представить себе этот процесс. Правда, все обходится без выкриков, все стараются скрыть цены сделок.
Процесс многослойный. Самый низ: плотва – приехавшие из глубинки люди, пытающиеся продать скупленные или выменянные на бутылки водки несколько чеков. Они теряются в этой круговерти, силясь понять, почему цены такие разные, такие маленькие, и в конце концов сдаются мелким хищникам – окунькам, шныряющим вокруг и бесцеремонно предлагающим смешные цены. Окуньки – самые многочисленные представители этой пищевой цепочки. Их желание простое: скорее купить десяток чеков и быстренько сдать их щукам, получив свою долю на пропитание. У них нет возможности задержать чеки, дождаться хорошего заказа. Им нужно скорее вернуть свои деньги, чтобы не прогадать при возможном уменьшении цены. А цены меняются непрерывно. Все зависит от последнего слуха, последних статей в газетах, от наличия или отсутствия серьезных заказов. Щуки не бегают. Они спокойно стоят в одних и тех же местах; окуньки знают их всех и обегают, пытаясь получить хотя бы чуть больше. Щуки знают главное: имеются ли заказы и какие они. Вернее, они не знают заказы, но они знают, что и почем принимают сегодня акулы. Сегодня это любые чеки, но завтра могут быть только московские или подмосковные. Сегодня берут много и не жмутся в цене, завтра берут выборочно, жестко торгуются и временами вообще отказываются брать что-либо. Но своего сидячего места щуки не покидают. Они должны держать руку на пульсе всего процесса. Они ждут сигнала от крупных заказчиков на большие партии приватизационных чеков. Заказчики – фонды, организованные администрациями крупных предприятий, банками, крупными бизнесменами для участия в чековых аукционах.
Важными поставщиками приватизационных чеков являются чековые фонды. Для некоторых продажа аккумулированных у населения чеков – единственный способ получить деньги для выдачи зарплаты и оплаты помещения. В то же время управляющие чековых фондов быстро разобрались в ситуации и ведут самостоятельную игру на рынке, приобретая и продавая чеки. Естественно, что при этом используются в личных целях финансовые возможности чековых фондов.
Ни к одной из этих групп я не принадлежал, так как вел игру на собственные средства. К тому времени вместе с обязательствами дилеров, распродающих мои запасы, у меня набралось около пятидесяти тысяч долларов. Все свободные средства я переводил в доллары, не доверяя быстро обесценивающемуся рублю. У меня был постоянный приток денег в рублях и долларах от дилеров, что позволяло при каждом снижении цен на чеки приобретать довольно значительное их количество.
И наконец начались чековые аукционы. Сначала неинтересные аукционы по мелким предприятиям, но уже через полгода на них начали выставлять более серьезные объекты. Мы неоднократно обсуждали с Вениамином мою тактику, и она, в конце концов, сформировалась окончательно. Не распыляться; не покупать доли в предприятиях обрабатывающей промышленности: они не скоро станут на ноги; покупать только то, что безусловно занижено из-за дурацких правил оценки предприятия, и в первую очередь покупать акции предприятий, связанных с нефтью и газом. Можно было бы покупать акции портов, но там слишком велика опасность попасть под жернова борьбы больших игроков.
При каждой возможности я участвовал в наиболее интересных аукционах. На аукционе Газпрома я выложил очень большое количество чеков, и весьма удачно, так как числился жителем Подмосковья, а там количество акций за один чек было в пять раз больше, чем для жителей Москвы. И это было легко предвидеть. Впоследствии, когда продажу этих акций разрешили для граждан всей России, рынок наводнили акции, полученные сибиряками за бесценок и тут же поспешно проданные. Грех было не воспользоваться. Однако я не мог позволить себе вкладывать все деньги, тратил лишь половину из текущих наличных средств (кстати, иногда и на аукционах нефтяных компаний). Продажа акций Газпрома иностранцам долгое время была запрещена, что и понятно: иначе бы цены взлетели и «нужные люди» не смогли бы скупать эти акции по дешевке. Действительно, сумасшедший рост цен начался только в 1997 году, после вывода на внешний рынок так называемых лондонских глобальных депозитарных расписок.
Потом подошло время «мыльных пузырей». Непрерывно возникали финансовые компании, работающие по принципу пирамиды, которые обещали огромные проценты вкладчикам за счет предполагаемого роста стоимости их ценных бумаг. За два-три месяца они успевали раздуться до гигантских размеров и скоропостижно лопались, когда иссякал поток новых вкладчиков. Первые две такие компании я пропустил, но потом участвовал во всех следующих, аккуратно изымая деньги ровно через два месяца после начала безудержной рекламной компании по телевизору. Иногда я не успевал дойти до точки максимальных цен, ликвидируя свое участие слишком рано, зато ни разу не пострадал при неминуемых взрывах этих компаний.
Однако настоящий ажиотаж начался с появления билетов МММ. Здесь оперирование билетами и деньгами было идеально простым. Просто покупаешь, просто продаешь. Практически как с приватизационными чеками. Но вариант использования билета только один: продать. В первое время вариации цен были незначительные, небольшой тренд роста. Но потом скорость изменения цены увеличилась; стало интересно вкладывать в МММ солидные (для меня) деньги. Я не застал самого начала, но успел приобрести билеты на очень большую сумму. Вложил почти все свободные деньги и через два месяца начал уже подумывать о продаже. Раза два в неделю я позванивал Миле Сергеевне, чтобы узнать новости. В очередной раз она сказала, что срочно просил позвонить Виктор Борисович. Это было в середине июля 1994 года. Мы сразу же договорились о встрече в обеденный перерыв. Встретились на ходу, и он сообщил, что МММ продержится не более десяти дней. Решение принято на самом верху. Виктору Борисовичу я верил, хотя считал, что выходить из игры рановато.
Продать такое количество билетов было не просто. Не хотелось суетиться возле офиса МММ и не хотелось передавать билеты на реализацию нескольким дилерам, они почувствовали бы что-то неладное. Я обратился в один из крупных частных фондов и предложил там купить всю партию моих билетов со скидкой в десять процентов, объясняя намерением выйти из игры и уехать за рубеж. Сделка состоялась, я получил чуть больше двухсот тысяч долларов и решил на всякий случай уехать в Житомир. Потом мне рассказали, что мой покупатель вскоре поручил своим людям найти меня, обоснованно полагая, что я сознательно «кинул» его, обладая инсайдерской информацией.
По моим расчетам у меня в запасе имелось несколько дней, чтобы закончить дела в Москве. Сначала я положил в надежный банк сто пятьдесят тысяч долларов. Вообще-то, надежным был не банк, а его сотрудники. С управляющим банком, кандидатом экономических наук Арсеном, меня познакомил Веня. Вернее, мы пришли к Арсену втроем: Веня, его друг Алекс и я. Веня и Алекс работали совсем недавно (в советские времена) в одном институте с Арсеном. Все трое были тогда заведующими лабораториями и принадлежали к одной группировке членов ученого совета института. Веня представил меня:
– Арсен, Миша надежный парень, я его знаю много лет. Когда нужно, он не подведет. Но и ему нужен надежный банк. Как в твоем хозяйстве дела? Нормально плаваете?
– Вроде пока все спокойно. А о какой сумме идет речь и что с деньгами делать?
– Сумма для твоего банка небольшая – сто пятьдесят тысяч долларов. И делать с ними ничего не нужно. Просто полежат месяц у тебя. А потом он пустит деньги в оборот. Ты чего-нибудь платишь?
– Если гарантия, что месяц деньги пролежат без движения, то восемь процентов годовых. Не много, но это ведь в долларах.
Тут вмешался я:
– Восемь вполне достаточно. Главное для меня надежность. То есть чтобы предупредил, если у банка начнутся проблемы.
– Гарантирую. Я тебе сейчас представлю операциониста, который будет тебя обслуживать.
Он позвонил секретарю, попросил пригласить Володю и принести нам немного закуски. Потом вытащил бутылку коньяка, разлил по рюмкам, но мы не успели выпить, так как пришел молодой парень.
– Володя, обеспечь моему другу Михаилу щадящий режим. Будь с ним на связи и делай все по его указаниям.
О проекте
О подписке