Читать книгу «От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей» онлайн полностью📖 — Александра Казакевича — MyBook.
image

Бальзак
Каторжник пера и чернил


«Цезарь, Наполеон, Бальзак…»

Оноре де Бальзак. Кто бы мог подумать, что этот коротконогий «тюленеобразный» гимназист, с вечно грязным воротником и сальными волосами, на виду у всех ковыряющийся в носу пальцем, когда-нибудь обнаружит в себе недюжинный талант и станет знаменитым писателем! И его учителя, и родители сходятся в одном: это не ребенок, а «божья кара». Нет, он не шалопай, не озорник, не плакса. Просто он не такой, как все. И это создает проблемы.

Очередной урок в гимназии. Все внимательно слушают учителя. Только Бальзак сидит с отрешенным видом и что-то пишет в своей тетрадке. Учитель несколько раз окликает Бальзака – никакой реакции. Тогда он подходит к нему, тормошит его за плечо и кричит прямо в ухо:

– Месье Бальзак, о чем вы думаете? Я уже четвертый раз к вам обращаюсь!

Бальзак делает огромные глаза, с удивлением оглядывая учителя.

– Опять бездельничаете! Покажите мне свою тетрадь!

Оноре, краснея, протягивает тетрадь.

– Вы не только ленивы, месье Бальзак, но и безмерно горды. Посмотрите, – обращается учитель ко всему классу, – чем забавляется ваш одноклассник!

Бальзак «возымел наглость» поставить свое имя рядом с именем императора и исписал целую страницу словами «Юлий Цезарь, Наполеон, Бальзак, Юлий Цезарь, Наполеон, Бальзак…» Ну разве не идиот? В карцер его! Пусть проветрит свои дурацкие мозги!

В карцере, дав волю слезам, Оноре успокаивается. Затем просовывает руку под скамейку и достает оттуда книгу. Поскольку он частый и почти единственный постоялец карцера, то у него всегда там заранее припрятана какая-нибудь книжица. Их передает ему сердобольный отец Лефевр – единственный учитель в гимназии, симпатизирующий этому незадачливому оригиналу.

Возможно, именно благодаря этой заботе скромного учителя Бальзак смог стать тем, кем он стал впоследствии: книги, прочитанные им в гимназии – за шесть лет он сумел прочитать 6 тысяч томов! – превратили его в ходячую энциклопедию. Его поразительной эрудиции способствовала и невероятная скорость чтения. Позднее, в автобиографической повести «Луи Ламбер», Бальзак раскроет суть своего метода: «Усвоение идей через чтение стало у него любопытным процессом; его взгляд разом охватывал 7–8 строк, его рассудок в это время улавливал их смысл; порой ему достаточно было одного слова для того, чтобы понять смысл всей фразы…»

Страсть к чтению никогда не оставляла Бальзака. Позднее, став студентом, по дороге в университет он, не имея ни одного франка в кармане, останавливался возле лавок букинистов, брал понравившуюся книгу и в течение десяти – пятнадцати минут читал ее там же, у прилавка. Затем делал в книге пометку и шел на занятия. На следующий день он возвращался к недочитанной книге. Таким необычным способом он сумел прочитать несколько сотен книг…

Еще в гимназии он стал сочинять стихи, после принялся за эпопею о жизни инков, затем написал «Трактат о воле». Трактат был уже почти закончен, когда учитель нашел его в парте и сжег на виду у всего класса. Правда, перед этим он зачитал несколько фраз ученикам, которые смеялись над высокопарным стилем трактата так, что съезжали от хохота под парты.

На учительском совете большинством голосов было принято решение отправить этого не совсем полноценного, по мнению многих, подростка обратно к родителям. Что ж, как говорится, и слава богу! Как кто-то верно заметил, «школы шлифуют булыжники и дробят алмазы». Проучись Бальзак подольше, может быть, из него получился бы какой-нибудь совершенно «нормальный» чиновник, рядовой гражданин и налогоплательщик. К счастью, помогло «несчастье».

Нотариусы знаменитыми не бывают

Желание стать писателем, а не помощником юриста или нотариусом, как предлагали родители, было настолько сильным, что никакие беседы, уговоры и даже угрозы не могли переубедить только что окончившего университет новоиспеченного юриста. «Я хочу стать писателем, а не штатным крючкотвором! – кричит со слезами на глазах Оноре своему отцу. – Назови-ка мне хоть одного знаменитого нотариуса. Не можешь? Да их просто не существует в природе. И никогда не будет! А я хочу стать знаменитым!..» Никакие разумные доводы этот безумец не слышит. Ну что ж, пусть сам убедится, что писательский хлеб – один из самых горьких, пусть насытится и свободой, и своим писательством. Потом сам согласится, что лучше иметь нелюбимую работу и реальные деньги, чем с утра до ночи марать бумагу и сидеть голодным.

Родители, посовещавшись, дают ему ровно один год на то, чтобы доказать, что у него есть литературный талант и что он способен им зарабатывать себе на жизнь. Для этого они снимают ему отдельную небольшую комнатку, обещая ежемесячно передавать ему сумму, необходимую только на то, чтобы не умереть с голоду. В конце года он должен представить родителям доказательство своей правоты – высокохудожественное литературное произведение. Бальзак с радостью принимает родительские условия.

…Ровно через год Бальзаки приглашают соседей и друзей на литературный вечер – их сын устраивает публичную читку своей первой, только что им законченной трагедии «Кромвель». Когда все гости собрались, Оноре с волнением в голосе начал чтение «Кромвеля» – исторической трагедии, написанной тяжелым александрийским стихом.

Через пять минут для всех, кроме самого чтеца, стало очевидно, что с чувством ритма и размером автор абсолютно не в ладу. Это и неудивительно: сочиняя трагедию, Оноре по пальцам считал слоги, а когда они никак не совпадали, то оставлял их такими, какие получились, – лишь бы предложение было красивым! Через десять минут все поняли, что автор также не в ладу и с фабулой трагедии: как писал русский классик, «все смешалось в доме Облонских» – слишком много героев, непонятно, кто из них главный и чего они все хотят… Через полчаса все стали недоуменно переглядываться, кто-то пытался сдержать ироничную улыбку, кто-то – откровенную скуку. Оноре и сам начинает понимать, что с его трагедией не все в порядке. Наконец он захлопывает рукопись.

– Есть еще два акта, – старается говорить он как можно более естественным тоном, – впрочем, все это лишь первые наброски…

И печально, бесконечно печально он смотрит на мать, отца и сестру.

В общем, первый блин получился комом. Известное дело! Несмотря на очень плохое впечатление, произведенное чтением «Кромвеля», мадам Бальзак переписала трагедию и – на всякий случай! – показала ее разным сведущим людям. Самый авторитетный из них – академик и писатель месье Андрие – написал ей в ответ: «Пусть этот молодой человек занимается в жизни чем угодно, но только не литературой!»

Как сказал Уильям Блейк, проклятие бодрит, благословение расслабляет. Вместо уныния, Оноре, напротив, как никогда бодр и уверен в себе. Он просит, убеждает, умоляет и вновь выпрашивает у родителей дать ему еще один шанс – еще один год одиночного затворничества на то, чтобы доказать свою творческую состоятельность.

…Через год, в той же гостиной, почти то же многочисленное собрание пришло послушать новое произведение сына Бальзаков. И… вновь провал! Глядя на этого самолюбивого молодого толстячка, кто-то не в силах сдержать насмешливой улыбки, а кто-то за спиной уже покручивает пальцем у виска. Мать и отец стыдливо опускают глаза в пол…

Казалось бы, это конец писательской мечты. Но нет, два года затворнической жизни изменили Оноре. Раньше он только мечтал, а сейчас уже убежден: рано или поздно он станет писателем. Даже если родные и откажут ему в помощи. И любые разговоры тут бесполезны. Родители, впервые видя в нем такой напор и энергию, смиряются с его решением. Еще целых долгих десять лет – до выхода в свет его первого художественного произведения, романа «Шуаны», – понадобится Бальзаку, чтобы убедить весь свет в том, что он настоящий писатель.

В конце жизни Бальзак признавался, что в те годы он вовсе не был так уверен в себе и в том, что он когда-нибудь станет знаменитым писателем. Единственное, что заставляло его следовать избранному пути, – может, кому-то это покажется смешным или наивным, – где-то вычитанное им высказывание Наполеона: «Если когда-нибудь в твоей жизни настанет такой момент, когда ты почувствуешь, что все твои члены сковывает смертельная усталость, и уже не осталось никаких сил сопротивляться жестокой судьбе, сожми в кулак последние остатки воли и сделай еще одно усилие. Еще только одно усилие! Еще только один шаг вперед! И ты увидишь, как в тот же миг все боги устремятся к тебе на помощь! Десятки раз я испытывал это правило на самом себе. И я твердо знаю: у него нет исключений».

Вот так несколько строк одного великого безумца могут изменить жизнь другого. Из тысячи учителей Бальзак избрал для себя наилучшего учителя и усвоил самый лучший его урок.

Кто пьет кофе и кто чай

Всякий успех нужно оплатить. Кровью или потом. Страданиями или терпением. Личным счастьем или здоровьем. Бальзак дорого заплатил за свой успех. Увы, он не родился гением. И даже талант его был далеко не обнадеживающим. Но, к счастью, он обладал двумя важнейшими качествами: привычкой много работать и умением не сдаваться. Даже после тысячи неудач. Неустанный труд дарует мастерство, а несгибаемая воля приводит к успеху. «Если на узкой горной тропе, – гласит китайская мудрость, – сойдутся в смертельном поединке большая сила и большой опыт, в пропасть полетит большая сила. Если же на той тропе встретятся большой опыт и большое желание, на дне ущелья окажется большой опыт». Десять лет опыта вместе с огромным желанием однажды вознесут Бальзака на литературный Олимп. Но, даже став знаменитым, он не перестанет упорно работать.

Его рабочий день, а точнее говоря, рабочая ночь – пятнадцать часов в сутки. Чтобы не уснуть, он ставит ноги в тазик с холодной водой, а на голову – для лучшего кровообращения – надевает меховую шапку. Когда вода согревается, он продолжает работу стоя босиком на холодном каменном полу. А когда и шапка, и холодный пол уже не справляются с подступающей сонливостью, он прибегает к последнему, самому надежному средству – к кофе.

«Кофе, – писал Бальзак, – проникает в ваш желудок, и организм ваш тотчас же оживает, мысли приходят в движение… встают образы, бумага покрывается чернилами…» Потоки этих чернил смешивались с потоками кофе, превращаясь в животворный бальзам, благодаря которому оживали персонажи его многочисленных романов. Этот коварный эликсир преумножит количество написанных им страниц и заметно сократит количество отпущенных ему лет. С помощью кофе он научится преодолевать потребность в сне и тем самым удлинит свой рабочий день вдвое – до пятнадцати – шестнадцати часов в сутки. Листки его рукописей, дошедшие до наших дней, сплошь покрыты бледно-коричневыми кружками от кофейных чашек – следами медленного яда, – неопровержимое свидетельство огромного количества поглощенного им кофе.

Немецкий поэт Райнер Рильке утверждал, что стихи можно писать только под воздействием чая, а кофе способствует доносам и сплетням. Несколько лет назад английский психолог Джон Кристем провел среди пятидесяти литераторов любопытный тест. Он попросил каждого из них написать в течение двух недель два рассказа. При этом он поставил одно условие: во время работы над первым рассказом из напитков можно было пить только чай, над вторым – кофе. Что же в итоге?

А в итоге подтвердилось мнение Рильке. «Чайные» истории оказались легкими и фантазийными, а «кофейные» – жесткими и реалистичными.

Бальзак – знаменитый кофеман. И если взглянуть на его творчество с точки зрения проведенного Кристемом эксперимента, можно обнаружить, что почти все написанное этим «каторжником пера и чернил» носит жесткий и реалистичный характер. Диккенс, к примеру, тоже был реалистом, но во время работы он предпочитал пить – порою целыми литрами – не кофе, а теплую воду и чай. Может быть, поэтому в его романах, показывающих суровую действительность, всегда присутствует надежда и находится место для радости и смеха, чего совершенно нет в романах Бальзака.

Кстати, в том, что кофе – действительно медленный убийца, не так давно убедились американские исследователи. Они установили, что стоит выпить кофе, как в плазме крови мгновенно повышается уровень белка гомоцистеина. Он взаимодействует с молекулами кислорода, превращая их в свободные радикалы, которые повинны в старении организма, а конкретнее – в катаболическом разрушении мышечной ткани. У тех, кто выпивает ежедневно до трех чашек кофе, уровень гомоцистеина хронически повышен, точно так же, как и у заядлых курильщиков.

В театральной драме тема и сюжет – не самое главное…

Бальзак всю жизнь искал того, чего недополучил в детстве: любви и внимания к себе. Отец делал карьеру и гонялся за каждой юбкой, ему не было дела до собственных детей. Мать, прижив от любовника ребенка, все внимание и заботу отдала плоду своей любви. Оноре, рожденного от законного, но нелюбимого супруга, мать почти не замечала. Что такое отцовская забота и материнская любовь, будущему писателю было неведомо. Поэтому, став взрослым, он постарался восполнить этот недочет.

Один из самых простых способов – хвастовство. Так поступают маленькие мальчики, когда хотят казаться значительными. К примеру, он называл себя великим графологом. В разговорах со своими знакомыми он часто хвалился, что может определить характер человека по его почерку. Однажды к нему пришла женщина и предложила отгадать характер человека по письму. Бальзак, ознакомившись с письмом, повернулся к женщине и сказал:

– Вот что я могу вам сообщить, мадам: это письмо писал человек нервный, малокультурный, неряшливый и, как мне кажется, безнадежно глупый…

– Сударь, – прервала его женщина, – это письмо принадлежит вам. Оно написано вами в юношеские годы.

Бальзак еще раз взглянул на письмо, нервно мотнул головой, затем засмеялся, а потом вдруг неожиданно смолк и о чем-то задумался. Затем обернулся к женщине – в его глазах стояли слезы – и сказал:

– По-моему, мадам, я совершенно точно обрисовал вам портрет этого человека.

О том, что он умеет отгадывать характер человека по его почерку, Бальзак больше никому не говорил.

И все же Бальзак мог кое-чем похвастать. Например, скоростью, с которой он писал свои произведения. Однажды, разговаривая с известным издателем Ле Пуатвеном, Бальзак, в ту пору еще безвестный молодой человек, живущий за счет родителей, в запальчивости воскликнул: «Дайте мне название, и я напишу вам роман за одну ночь!» – «Согласен, – пряча улыбку, восклицает Пуатвен. – Название… ну, например, такое: «Наследница Бирага»!» – «Встречаемся завтра в шесть часов вечера! – отвечает Оноре. – Я сейчас же примусь за работу!» И, быстро перебирая своими короткими ногами, он исчезает в толпе.

На следующий вечер Ле Пуатвен ожидает Оноре в кафе в компании нескольких приятелей. Последние уже заключают пари.

– Держу пари, что он заснул на первой же странице, – говорит один журналист, известный насмешник.

– Или когда перечитывал ее, – добавляет другой.

– Вот посмотрите, он нам скажет, что у него украли рукопись, – заявляет Ле Пуатвен.

Ровно в шесть часов дверь открывается и на пороге появляется Оноре. Черты его лица заострились, он бледен, волосы всклокочены, но глаза победно поблескивают. А как он улыбается, когда кладет рукопись в 250 страниц на стол ошеломленного Ле Пуатвена!

– Вот! – говорит Оноре, приняв гордый вид. – Я написал лишь первый том, но рассчитываю сделать роман в четырех томах.

Не откладывая дела в долгий ящик, друзья принимаются за чтение романа. Персонажи его – их около пятидесяти – почти на каждой странице убивают друг друга, причем из-за совершенно нелепых причин. В романе задействован весь бульварно-романтический арсенал: призраки, говорящие скелеты, стремительные погони, убийства, наименее злодейские из которых не уступают настоящей бойне, ужасающие раскаты грома и гигантские змеи, питающиеся, как говорил один киноперсонаж, «человеческими жертвами». Постоянно сражающиеся герои романа пронзают друг друга шпагами, травят ядом, пытают, затем совершенно неожиданно воскресают, и все начинается сначала…

Конечно, это был не шедевр, но воображение автора столь богато, что все приходят в изумление.

– Это именно то, чего требуют издатели, – говорит Ле Пуатвен, пожав Оноре руку. – Если хотите, будем работать вместе.

Пуатвен поможет ему напечатать несколько книг, познакомит с журналистской работой и устроит его внештатным сотрудником в несколько газет. Это будет превосходная школа – и жизни, и литературы.

Умение быстро писать, особенно когда ты уже знаменит, означает: зарабатывать много денег. Порой, наобещав сразу нескольким издателям и уже получив от них аванс, он пишет одновременно четыре романа. А чтобы денег было еще больше (а когда их бывает много?), берется и за то, к чему у него совсем не лежит душа. Например, за сочинение пьес для театра.

Однажды Теофиль Готье, друг Бальзака, был срочно приглашен к нему в дом. Там уже находилось трое других литераторов.

– Утром, – объявил ему Бальзак, – я должен читать директору театра свою драму в пяти актах. Но, к сожалению, она еще не написана. Поэтому я и вызвал вас. Пусть каждый напишет по одному акту, а я беру на себя пятый. Думаю, в течение суток мы справимся с этой задачей.

– Да, но есть ли тема и какой-нибудь план? – спросил Готье.

– О боже! – воскликнул в нетерпении хозяин. – Если мы начнем сейчас искать тему и думать над планом, мы никогда не доберемся до конца!

…Готье был сильно удивлен, когда на следующий день Бальзак победоносно сообщил ему, что директору театра пьеса очень понравилась и уже принята к постановке.

«Фан-тас-ти-чес-кая женщина»

В то утро, когда он проснулся знаменитым, в нем вырвалась на волю дремавшая ранее страсть к роскоши. «Трагической аристократоманией» назовут ее биографы. К своему имени он самовластно добавит дворянскую частицу «де». На столовом серебре и на дверцах кареты появится герб, «удостоверяющий» его аристократическое происхождение. С фешенебельной роскошью отделывается внутреннее убранство его нового дома. Да и собственная внешность писателя претерпевает видимые перемены. У него появляются умопомрачительные дорогие наряды: фраки, жилеты, башмаки. Специально для светских приемов Бальзак заказал себе отличный голубой фрак с пуговицами из чистого чеканного золота. Об этих пуговицах, с легкой руки репортеров бульварных газет, шла молва: будто бы во время поездки писателя в Россию, когда он оказался однажды в сильно натопленной избе, все эти пуговицы, расплавившись, попадали на паркет, немало озадачив их владельца.