Но случится это не сразу. Первый обнаруживший мертвый патруль, отправит вестового к старшему по команде. Тот доложит выше и начнет поднимать всех, кто есть у него в подчинении. Телефонисты начнут сообщать по цепи о тревоге. Вот тогда, когда все зашевелится, загудит, всполошится, начнется самая опасная и смертельная фаза работы для сержанта Щукина и его командира.

Но и того времени, что отмерял лейтенант как начало старта поиска гитлеровцами своих товарищей оказалось мало. Где-то в стороне того самого блиндажа, откуда так ловко разведчики стащили гауптмана, прозвучали громкие и резкие крики. Кто-то поднимал тревогу, видимо, обнаружив пропажу или мертвого солдата, охранявшего вход в офицерское жилище. Вражеское гнездо переполошилось.

– Пора! – произнес лейтенант, стремительно приближаясь к Егору по траншее. – Уходим!

Один за другим они вскочили на бруствер, выбрались на поляну и двинулись по ее краю по тем же следам, что оставили сами, когда шли к цели. Шаг за шагом разведчики удалялись прочь. Они миновали заросли кустарника, пробрались к берегу замерзшей реки, прошли немного вдоль ее русла, снова нырнули в кустарник и опять спустились к реке.

Лейтенант подал знак остановиться. Он и Егор замерли, вслушиваясь в темноту. Было странно тихо.

– Молчат, – не то спросил, не то констатировал командир взвода.

– Сейчас зашумят! – произнес в ответ Щукин и тут же пояснил: – Сначала доложат, потом поднимут тревогу. Минут пять пройдет.

– Лишь бы ребята успели! – повернулся к нему лейтенант.

Они оба сосредоточились, прикидывая, сколько успели пройти их товарищи с пленным немецким офицером, пока они сами выжидали, готовясь к внезапным изменениям в обстановке. По мнению Егора, разведчики уже должны были миновать тот самый участок гитлеровской передовой, где рельеф местности позволял ползком незаметно обойти передний ее край и достичь относительно безопасного места, которое могло скрыть солдат от зоркого глаза вражеского наблюдателя. Такое место он вычислил днем ранее, просчитал его и по нему повел группу разведчиков в тыл к немцам. Расчет оказался верным. Накопленный опыт и выработанное чутье не подвели сержанта Щукина. Боевая наука осваивалась им, а экзамены сдавались регулярно. Оценкой им становилась жизнь разведчика и результаты его опасной работы.

– Похоже, светать начинает, – тихо произнес Егор, выводя из оцепенения своего командира и одновременно как бы спрашивая его, идут они дальше или чего-то ждут?

Тот быстро окинул взглядом темное мартовское небо и подал еле заметный со стороны знак на начало движения.

Через несколько минут разведчики, пройдя по крутому берегу речушки, поднялись к тому месту, где был край линии обороны врага. Его завершала траншея с высоким замаскированным ветками бруствером, оборудованная под пулеметную огневую точку, скрытую с тыла поваленным набок стволом большого дерева, служившую сержанту Щукину ориентиром.

Чтобы предупредить лейтенанта о приближении к врагу, он легко толкнул того в спину. Тот сбавил темп движения и начал пристально вглядываться вперед и прислушиваться к тишине. Едва он это сделал, как где-то в стороне послышались крики, похожие на команды или распоряжения. От гитлеровских укреплений исходила опасность. Именно это и надо было разведчикам. Все говорило о том, что их товарищи, уносившие на себе взятого в плен немецкого офицера, без шума преодолели участок возле переднего края обороны врага. Их не заметили, и они успели проскочить крайне опасное место. А шум в стороне позиций пулеметчиков и дальше от нее подсказывал разведчикам начало действия сигнала тревоги в стане противника.

Лейтенант резко обернулся в сторону Егора и озадаченно посмотрел на него пристальным взглядом. Тот понял его немой вопрос и шепотом ответил на него:

– Если бы ребят засекли, то уже бы палили вовсю, передний край обрабатывали.

Командир кивнул, отвернулся и услышал позади себя тихий голос сержанта:

– Вперед, пока не началось.

Он успел уже сделать несколько шагов, как над передним краем с шумом воспарили в воздух одна за другой несколько осветительных ракет. Оборона врага ожила, весь его передний край всполошился. Почти что разом ударили пулеметы, прочесывая трассирующими очередями все пространство перед собой.

Разведчики остановились. Морщась от бьющего по барабанным перепонкам звука стрелявшего всего в паре десятков метров от них немецкого пулемета, Егор начал всматриваться в темноту. Маршрут движения он знал. Падающая сверху осветительная ракета озарила рельеф вокруг них. Путь назад, к своим, четко просматривался в ее свете.

– Туда, товарищ лейтенант! – затараторил Егор, дернув на себя командира за ткань маскировочного халата на плече. – Сначала вы до края поляны, потом я за вами.

Тот резко обернулся, пытаясь уточнить намерения бойца.

– Я с пулеметчиками поговорю и за вами. Вы как заляжете, так прикрывайте меня и шумите, чтоб видно было.

Его предложение было простым до предела, но очень опасным. Не зная, в каком сейчас месте находятся их товарищи с ценным пленным немцем, разведчик полагал, что они сейчас могут быть под плотным огнем врага. Чтобы избавить их от этого и одновременно выполнить роль прикрытия, нужно во что бы то ни стало обозначить себя, вызвать всю мощь огня гитлеровцев в свою сторону. Пулеметчики должны начать работать по нему и лейтенанту. А их уход в сторону означал ограниченный сектор обстрела и давал разведчикам хоть какую-то надежду на успешное возвращение назад.

Одновременно с этим Егор отчетливо понимал, что рельеф местности, представлявший собой почти ровный участок местами заболоченного пространства, покрытый кое-где кустарником, не спрячет их от огня с переднего края гитлеровцев. Имелась надежда прятаться только за несколькими небольшими кочками, рассыпанными по округе и прикрытыми подтаявшим снегом, да поваленными деревьями, низенькими, кривыми и ветвистыми, обычно растущими на болотах и вырванными недавно с корнями во время интенсивно проходившего наступления Красной Армии, завершившегося на этом участке фронта.

Но и стоять на месте сейчас им было нельзя. Время неумолимо шло вперед. Нужно идти и отвлекать на себя внимание врага, заставить его стрелять по себе, сосредоточить весь огонь в той стороне, куда они сами направятся с лейтенантом. Все это для того, чтобы ребята из группы захвата успешно добрались к своей передовой и передали командованию пленного офицера. А для этого, возможно, придется принести себя в жертву. Но для того и создавалась группа прикрытия, маленькая, на этот раз всего из двух человек. Чья задача сейчас будет стрелять по врагу из автоматов, но не для того, чтобы уничтожать, а для привлечения внимания к себе вспышками выстрелов в ночной темноте.

– Вперед! – проговорил Егор на самое ухо своему командиру, пытаясь заглушить разрезающую воздух пулеметную стрельбу.

Лейтенант наклонился и побежал, пригибаясь к земле. Щукин следил за ним, провожая взволнованным взглядом. Тот в два прыжка преодолел покрытую льдом узенькую, крохотную лесную речушку, один раз проломив ногой ее ледяной панцирь посередине. Потом выскочил на берег и, рассекая редкий, хаотично рассыпанный по округе частокол тонкого кустарника, рванул к еле видневшимся в темноте кочкам. Воспарившая в высоту ночного неба очередная осветительная ракета озарила бегущего лейтенанта, показывая его действия всем, кто мог смотреть в это время в направлении поляны. Офицер упал на снег и моментально замер на месте, пытаясь слиться с окружающей обстановкой и сойти за одну из кочек благодаря своему белому маскировочному халату. Вопреки творившемуся переполоху во вражеском стане, гитлеровцы не заметили его и продолжали обрабатывать пулеметным огнем весь передний край.

У Егора в это мгновение екнуло сердце. Молниеносно он окинул взглядом сектор работы немецких стрелков. Оценил рельеф поляны за редким кустарником, где лежал на снегу лейтенант, грамотно слившийся с окружающей природой. Все получилось. Его не заметили. Действия командира разведчиков, взлет ракеты в небе и направление стрельбы пулеметчиков совпали в доли секунды так, что никто на позициях врага ничего не заметил.

Егор еще раз осмотрел округу. Лейтенант лежал и ждал броска подчиненного в свою сторону. Теперь очередь была за сержантом. Ему также нужно было сейчас быстро преодолеть узкую обледенелую речку, проскочить редкий кустарник, пробежать не меньше тридцати метров и уйти в сторону от командира, чтобы не оказаться с ним на одной линии огня при обнаружении гитлеровцами его действий.

Поляна, куда предстояло бежать Егору, была вытянутой вдоль края болота, кустарник на поверхности которого покрывал обширное пространство, обозначая своим присутствием топи и те места, где можно было хоть как-то идти. Немцы не стали протягивать свою линию обороны по берегу речки, считая это место непроходимым для пехоты даже зимой, создав здесь только одну пулеметную точку для охраны подступов. Болотная топь промерзала только на поверхности, а потому преодолеть ее пешком было почти невозможно. Никто не думал, что хорошо просматриваемая со стороны окопов поляна, усеченная природой двумя речками, одна из которых впадала в другую, густым лесом и обширным заболоченным участком будет использована для отхода разведчиками. Уходить по ней было губительным делом для любого человека, даже для подготовленного и дерзкого бойца.

Но выбора у них не было. Группа захвата с пленным шла другим маршрутом, почти прямо вперед, вдоль русла речки, прячась в заснеженных зарослях ее берегов. Егор с лейтенантом должны были уходить в сторону от нее, намного левее, демонстрируя все свои действия, подставляясь под огонь, отвлекая внимание передового охранения от своих товарищей. Длинная, вытянутая поляна должна была завершиться дальше и правее выходом к укреплениям родной дивизии. Только этот коридор становился дальше намного у́же. Болото делало его нешироким, обводило его контур и лишало уходящих от смерти разведчиков маневра.

В противовес единственному выбору оставалось только полное самопожертвование в том случае, если бы они приняли бой во вражеских траншеях. Ворвались в них и стали поливать огнем всех и каждого на своем пути. Итоговое решение было другим, но все равно крайне рискованным и опасным. Огонь врага нужно было вызвать на себя и создать видимость отхода, притвориться теми, кто уносил с собой пленного немецкого офицера.

Егор медленно привстал, принял боевую стойку, направил вперед автомат. В паре десятков метров от него, в окопе, работали два вражеских пулеметчика, один из которых поливал огнем свой сектор обстрела, обводя его длинными трассирующими очередями, а другой помогал подавать патронную ленту. Едва разведчик увидел их, как пулемет замолчал. Его первый номер стал суетиться над затвором, готовясь перезарядить оружие, а второй отошел к задней стенке окопа и поднял вверх крышку не то ящика, не то какого-то укрытия и что-то тянул оттуда наверх.

Эта пауза была на руку Егору. Новая осветительная ракета ярко озарила двух солдат перед ним. Он вскинул перед собой автомат и прицельно выпустил по немцам две короткие очереди. Сраженные метким огнем разведчика, гитлеровцы исчезли в черноте своего укрытия, рухнув на его дно. Через секунду Щукин перевел взгляд выше и дальше. Туда, куда вела петляющая траншея противника. Взгляд его остановился на следующей огневой точке врага. Она была намного дальше и почти невидима в ночной темноте. Выдавал ее только свет от падающей в стороне с неба осветительной ракеты и вспышки выстрелов установленного в ней пулемета.

Что-то мелькнуло немного ближе к нему. Кто-то из немцев шел по траншее, а значит, мог увидеть действия разведчика, что и нужно было в итоге Егору. Его должны были заметить. Для верности он еще несколько раз нажал на спусковой крючок своего «ППШ», отправив в сторону огневой точки врага несколько коротких очередей. В том направлении он разобрал что-то вроде криков. Напрягая зрение, он заметил быстрые незначительные изменения в стане врага. Возникшая в уме догадка бойца тут же подтвердилась. Чутье не подвело. Удаленная пулеметная точка меняла сектор обстрела и собиралась работать по нему.

Егор молниеносно повернулся назад и рванул через речку, стараясь преодолеть намеченный ранее маршрут как можно быстрее и, главное, до того, как по нему откроет губительный огонь немецкий пулеметчик. Тот в ответ не заставил себя долго ждать и спешно, а потому не точно, стал вести огонь в секторе левее от прежнего и стрелял туда, где заметил фигуру Егора.

Действия разведчика заметили и дальше, где-то в районе наблюдательного пункта врага. В сторону поляны взметнулись ввысь одна за другой три осветительные ракеты. В такт пулемету начал злобно строчить чей-то автомат. Ближние подступы к реке, часть болота и редкий кустарник сразу же озарило ярким светом с неба и вспышками искр от трассирующих пуль, что ударялись о препятствие и молниеносно меняли направление своего смертельного полета.

Егор спешил. Сердце его неистово колотилось. Едва настигнув своего лежащего на снегу командира, он резко свернул вправо от него, сделал еще несколько длинных, вприпрыжку, шагов и с размаху упал на землю, стараясь угодить за ближайшую кочку, как за спасительное укрытие. Очереди трассирующих пуль едва не достали его. Пулеметная очередь прошла с запозданием на секунду, немного выше и завершила свой губительный путь где-то далеко за поляной.

Разведчик замер, сжавшись от животного страха в комок. Потом, как только возникла короткая пауза в работе немецкого пулемета, он, вжимаясь в снег, распластался за кочкой, чтобы стать как можно менее заметным для врага.

– Лейтенант! – прокричал Егор, повернувшись в сторону своего командира и давая ему понять, что наступает черед его действий.

Тот, услышав в перерыве в стрельбе голос бойца, приподнял голову на его крик и застыл. Лицо его не выдавало ничего, кроме полной растерянности и осознания ужаса происходящего. Офицер понимал, что обстоятельства для него и сержанта Щукина складываются таким образом, что шанс вернуться живыми к своим у них почти что отсутствует.

– Лейтенант! – еще раз прокричал Егор, сильнее вжимаясь в снег. – Вставай и беги, когда я скажу.

Голос его утонул в трескотне вражеского пулемета. Трассеры просвистели едва ли не над головами разведчиков. Справа пулями были сбиты несколько веток и стеблей болотного кустарника. Было непонятно, услышал ли офицер его просьбу или нет. Однако лейтенант вскочил, едва заметил уход огня противника в сторону, уловил паузу в работе стрелка, когда он менял линию прицела, и побежал прочь вдоль поляны, петляя на ходу и перепрыгивая через кочки. Через секунду следом вновь ударил пулемет. Трассеры вспороли воздух. Досталось небольшому кривому деревцу метрах в семи от места, где лежал Егор. Ствол расщепило ударами пуль, ветки полетели в стороны. Несколько кочек были задеты. Снег на их поверхности, грунт и мерзлая зелень под ним разлетелись по округе.

Наступила очередь отхода Егора. Он, все еще вжимаясь в землю, повернулся назад. Лейтенанта видно не было. Новая осветительная ракета, а затем и вторая, указали ему на неестественный белый холмик за одной из крупных кочек. Снег рядом был темнее, а это значило, что разведчик увидел своего командира. Но жив ли он? Не задел его пулеметчик врага?

Думать об этом было некогда. Неожиданная пауза дала возможность начать отход. Спешно работающий мозг Егора подсказывал ему, что наступил тот самый интервал во времени работы вражеского пулемета, когда нужно сменить перегревшийся ствол. Для опытного стрелка дело быстрое, всего нескольких секунд. Но и для бывалого разведчика эта пауза на руку. Пользуясь затухающим светом от почти упавшей на землю ракеты, ориентируясь по нему, он вскочил и стремительно побежал туда, где, по его предположению, находился командир. Еще мгновение, и Егор в прыжке упал за ствол трухлявого дерева, по виду давно сгнившего и наполовину утонувшего в земле и в снегу. Защита так себе, но другой он не видел на пути, а потому выбрал эту. На большее времени не оставалось.

– Лейтенант! – привычно прокричал он, надеясь услышать ответ.

– Жив! – громко выпалил тот.

Едва состоялся короткий обмен так нужными им обоим словами, как новый треск вражеского пулемета разрезал воздух. Снова досталось ветвистому крохотному деревцу, лишившемуся в одно мгновение почти всех своих веток. Разметало ближнюю к нему кочку. Вспороло землю в стороне от лейтенанта, обдав его мерзлым грунтом и катышками подтаявшего накануне льда.

– Отползай! Есть возможность! Тебя почти не видно! – проорал Егор в темноту, стараясь перекричать оглушающий бой немецкого пулемета.

Чуть дальше, где рельеф поляны нисколько не менялся, а, следовательно, укрываться было почти негде, она давала возможность уйти от пуль врага своим небольшим уклоном к реке. А это приносило разведчикам хоть какой-то шанс на выживание под губительным огнем врага. К тому же фронт в том месте сужался, тем самым делая меньшим сектор для ответной работы из автоматов. До заветной низины оставалось совсем немного. По прикидке Егора, подтвержденной светом очередной парящей в воздухе ракеты, достичь уклона поляны можно было в два или три броска назад.

Едва он прокричал лейтенанту слова о возможности ретироваться ползком, тот выдержал короткую паузу и начал понемногу двигаться, приняв указание сержанта к действию и посчитав это единственно верным решением в данной ситуации. Тем временем пулеметная очередь вырвала из земли перед Егором и его укрытием целые пригоршни мерзлой земли. Сухой, от времени наполовину вошедший в землю, ствол дерева почти полностью разлетелся на куски, обдав его мокрым снегом и ледяным мхом.

Что-то задело его плечо. Едва пулеметчик сделал паузу для новой очереди в сторону поляны, как Егор в страхе поднял голову и схватился за рукав. Ткань маскировочного халата была разодрана. Досталось и рукаву куртки. Боец сжал пальцы на плече, пытаясь понять, ранен он или нет. В суматохе происходящего боли он мог и не почувствовать. Боли не было. Щукин судорожно выдохнул. Пуля не задела руки, только порвала ткань.

– Жив?! – привел его в чувства голос лейтенанта, немного успевшего уйти в сторону уклона поляны.

– Жив! – выпалил Егор, ожидая возобновления работы вражеского пулеметчика, который уже успел хорошо пристреляться и укладывал свои пули все ближе и ближе к разведчикам.

Но вражеская передовая молчала. Возникла пауза. Ее прервали только две, выпущенные почти одновременно, осветительные ракеты, озарившие поляну как раз над головами разведчиков.

– Ну все! Амба! – шепотом резюмировал сам себе под нос Егор, ожидая смерти, что угрожала сейчас ему и лейтенанту.

Яркость в небе и работа немецкого стрелка говорили только о том, что с вражеской позиции их нахождение вычислили и прямо сейчас накроют огнем. Но пулемет почему-то молчал. Кроме падающих осветительных ракет о каком-либо движении в стане врага ничего не говорило. Разведчик напряг зрение, пытаясь рассмотреть что-нибудь впереди. Едва он поднял голову над остатками трухлявого ствола дерева, за которым прятался, как в стороне от него что-то ударило в землю, и прогремел взрыв.

– Мины! – прокричал лежащий позади и немного в стороне лейтенант.