Глава третья

Ровно в шесть Марк и Светлана подъехали к особняку академика Болдина. Калитка была не заперта, входная дверь – тоже. Они прошли в кухню-гостиную, в которой уже стоял раздвинутый сервированный стол. На столе – выпивка: водка, джин, виски, коньяк, ром… На подносе и в хрустальных вазах – закуски: бутерброды с икрой, соленая осетрина, две жареные курицы, маринованные грибы, маслины, помидоры, огурчики… Шесть приборов для шести гостей: тарелки, рюмки, бокалы, по две вилки, по два ножа…

На каждой тарелке – пакетики с различными лекарствами: валидол, аспирин, модал, лосек, кардилок… Рядом с каждой тарелкой – белая салфетка, на ней написана фамилия гостя, для которого предназначены эти лекарства.

Вошел Август Львович, поставил на стол еще две бутылки.

– А где твоя очередная горничная? – спросил Марк.

– Она всё приготовила, накрыла стол, и я ее отпустил: она плохо реагирует на гостей, особенно на женщин. – Он взглядом оценил Светлану и произнес: – Особенно на таких привлекательных, как вы! – Поцеловал ей руку. – Садитесь за стол, я сейчас приглашу остальных.

– А где они? – спросил Марк.

– За домом, в садике. Пришли раньше, стали говорить о политике, я их туда отправил: каждый критиковал правительство и давал ему мудрые советы, а я этого не люблю. Помните, у Тарапуньки и Штепселя была интермедия о падении рождаемости в Союзе? В ней мужчины-ученые выявляли социологические причины, чтобы найти пути повышения рождаемости. И тогда какая-то женщина им посоветовала: «Мужчины! Не занимайтесь статистикой – занимайтесь своим делом!».

– К чему ты это?

– К тому, что в Израиле мужчины свое дело знают, поцелуями не ограничиваются – детей много, несмотря на жару. Идет негласное соревнование с арабскими женщинами, и еврейки набирают темп.

– Сегодня здесь трое-четверо детей – это уже нормальное явление, – уточнила Светлана.

– Правильно. Но ведь могло быть и больше, если б основная энергия израильских мужчин не уходила на политические споры. Будучи в Америке, я заметил, что в домах у еврейских эмигрантов говорят в основном о бизнесе. В домах же израильтян говорят немножко о том, кто с кем живет, а в основном – о политике. Спорят до хрипоты, размахивая руками, сбрасывая посуду. У каждого есть свое, самое правильное, решение, как и куда вести страну. Кто сказал, что СССР был страной Советов? Страна советов – Израиль. Здесь столько партий, столько группировок, что нужен специальный университет, чтобы в них разобраться. Во всяком случае, поговорка «Два еврея – три мнения» подтверждается. Сейчас я вам этих двух представлю.

Август Львович направился к выходу.

– Впервые вижу так накрытый стол, – произнесла Светлана.

– Он вас еще не раз удивит, – пообещал Марк.

Через пару минут Август Львович вернулся в сопровождении двух гостей.

– Это мой друг Марк и его подруга Светлана, – сообщил он своим спутникам.

Те помахали руками в знак приветствия.

– А где Рубенчик? – спросил один из них.

– Сейчас спустится, он у меня в кабинете заканчивает междугородний разговор. В ожидании его быстренько тяпнем по аперитивчику…

Август Львович махнул рукой в сторону стоящего в углу журнального столика, на котором возвышались бутылка коньяка и несколько фужеров.

– …Познакомитесь с Марком, и – к столу. А я пока пообщаюсь с очаровательной спутницей Марка, – указал он на Светлану, – и постараюсь ее у него отбить.

Он усадил Светлану за стол, сел с ней рядом и наполнил вином два фужера.

– За знакомство!

Они чокнулись и отхлебнули по глотку.

Вокруг журнального столика стояли три кресла. В одно из них опустился Марк, во второе и третье – два друга хозяина. Один из них, сидящий справа, толстый, бритоголовый, разлил коньяк по фужерам:

– Велено тяпнуть по аперитиву.

Они чокнулись и выпили.

– А теперь разрешите представиться: меня зовут Семен. От папы я унаследовал фамилию Шварц, в России ее перевел с идиша на русский и стал называться Черный. Переехав в Израиль, вернул ее обратно, а имя Семен поменял на Шимон. Сегодня я – известный израильтянин Шимон Шварц.

– А чем вы занимаетесь? – спросил Марк.

– Торгую деньгами. Работаю в банке. А вы?

– А я покупаю у вас деньги и радостно их трачу.

– На что?

– На радостные остатки жизни.

– Что входит в это определение?

– Любимая работа и любимые женщины.

– Одна из остатков вашей радостной жизни сегодня здесь, с вами? – Шимон кивнул в сторону Светланы.

– Да. Вы угадали. Частично. Хотелось бы, чтоб она ею стала, но… Надеюсь, Бог поможет.

– А теперь позвольте представиться мне, – вступил в разговор сосед слева, высокий, седовласый, с большим горбатым носом. – Я – Эфраим Зильбер.

Они пожали руки, и он продолжил:

– Радостные остатки моей жизни несколько отличаются от ваших… Например, женщины входят в этот перечень, но не обязательно любимые, а просто доступные. Они меня тонизируют. А истинную радость доставляет работа, точнее, ее отсутствие.

– Простите, не понял.

– А я всю жизнь до выхода на пенсию регулярно увольнялся. Поработаю годик, увольняюсь и полгода живу на пособие, вольный и свободный. Потом опять устраиваюсь, опять чуток поработаю – и на пособие, снова свобода и радость.

– Учти, Марк, – выкрикнул Август Львович, – за годы дружбы у нас выработалось железное правило: мы не прячемся за красивыми словами, говорим только правду, только правду! – И снова повернулся к Светлане.

– В чем же радость от такой жизни? – спросил Марк Эфраима. – Расшифруйте, пожалуйста, и объясните.

– Даю подсказку: работа ведь – от слова раб, а увольнение – от слова воля. Люблю волю, я должен был родиться орлом, но на небе что-то перепутали.

– Но нос-то у тебя орлиный, – сострил Шимон.

– Увы, только нос.

– И как же вы используете свою свободу? – продолжал выспрашивать Марк.

Конец ознакомительного фрагмента.