– Вот ведь парадокс. Вроде живем в России, а к морозам не подготовились. Так, а теперь перейдем к бронетехнике.

– Тут у нас были допущены большие просчеты. Техники выпускалось много, а запчастей к ней мало. С учетом низкого ресурса моторов и ходовой части получилось, что к началу войны большинство танков были неисправны. Радиофицированных машин очень мало, а ведь обзор из них очень плохой, и что там машут флажками, не видно. Еще одна большая недоработка – отсутствие нормальной ремонтно-эвакуационной службы. Как показывает пример немецкой армии, в ходе наступления большинство танков ежемесячно выходят из строя и снова ремонтируются. Нам надо наладить своевременную эвакуацию подбитой бронетехники с поля боя и организовать походные мастерские, которые могут исправлять небольшие повреждения.

Подождав, пока капитан все запишет, я продолжил:

– Еще один крупный недочет в наших танковых соединениях – это недооценка роли пехоты, сопровождающей бронетехнику. Бытовало мнение, что танк – это универсальное оружие, способное выполнять любые задачи. Но на самом деле в городе танки без прикрытия пехоты очень уязвимы. Защищать захваченные позиции танки также самостоятельно не способны. А если им ставят задачу идти дальше в наступление, то кто же будет охранять их тыл? Любое наступление танков должно обязательно сопровождаться достаточным количеством пехоты, и это аксиома!

– Но у нас нет столько грузовиков, – возразил Куликов. – К тому же, чтобы не отставать от танков на пересеченной местности, часть мотопехоты должна ехать на гусеничных вездеходах, как в германской армии. К сожалению, таких вездеходов у нас очень мало.

– Как временное решение, нужно разрешить перевозить десант на броне. У всех танков надо приварить к корпусу скобы, чтобы пехотинцам было удобно залазить и держаться. Помимо сопровождения пехоты, нашим танковым частям не хватает артиллерийской поддержки. Если легким танкам встречается дот или замаскированное противотанковое орудие, то они должны отойти назад и двигаться дальше лишь после того, как артиллерия уничтожит препятствие. Это очень важный момент, чтобы средние и легкие танки шли в прорыв только после подавления вражеской артиллерии. Для этого им нужно придать гаубичные батареи и организовать с ними надежную связь.

– Наши командиры постепенно учатся всему этому, – заверил капитан. – Недавно товарищ Жуков издал приказ о недопустимости безграмотного использования в бою танковых соединений. В нем он требует обязательного взаимодействия командиров танковых частей, стрелковых батальонов и артиллерийских батарей. Но по бездорожью артиллерия не всегда сможет угнаться за гусеничными машинами.

– Для этого надо создавать самоходные артиллерийские установки. И кстати, не только для этого. К сожалению, в нашей стране созданию самоходных орудий достаточного внимания не уделялось. Сейчас у нас на вооружении имеется только несколько старых экспериментальных образцов и самодвижущаяся ЗИС-30. В нашей истории решение о создании самоходок будет… – тут я запнулся. Как правильнее сказать, было или будет? – принято только через год. Настоятельно порекомендуйте Государственному Комитету Обороны издать постановление о разработке САУ. К ноябрю уже необходимо изготовить опытный образец и провести его госиспытания. Серийное производство надо начинать сразу же, а недостатки устранять постепенно, по мере их выявления.

– Полагаете, это возможно за такой короткий срок? – не поверил капитан.

– Безусловно, – подтвердил я. – Принцип проектирования САУ состоит в том, что ходовая часть берется от существующего танка. Все агрегаты орудия, противооткатные устройства, механизмы наведения и прочее, первоначально также будут использоваться без изменения. Для гаубиц, конечно, желательно доработать конструкцию, чтобы уменьшить откат ствола, но это можно сделать и позже.

– Да, в таком случае, сроки проектирования действительно значительно сокращаются, – согласился Куликов. – А какие танки брались за основу САУ?

– Легкие машины, с пушкой калибра до 76 миллиметров, делались на базе Т-70.

– Но таких танков у нас пока нет, – удивленно поднял брови капитан. – Есть Т-60, но первые серийные машины были выпущены буквально на этой неделе. Интересно, а чем эти две модели различаются?

– В Т-70 установлены такие же двигатели, но не один, как в Т-60, а целых два. Поэтому бронирование усилено и пушка ставится помощнее. У легких САУ бронирование противопульное, только передний лист делают потолще и устанавливают с большим наклоном. Так как рубка в СУ-76 маленькая и тесная, то от крыши пришлось совсем отказаться. Средние самоходки, калибром 76 миллиметров и выше, создавали на базе Т-34. Сразу замечу, что противотанковые, с калибром 85 миллиметров, понадобятся только в сорок третьем году, так что срочной необходимости в них пока не имеется. А вот гаубичная СУ-122 нам очень нужна. Позже самоходки с крупным калибром начнут делать на базе тяжелого танка ИС. Но он появится только года через два, так что придется экспериментировать с КВ. Сразу могу сказать, что гаубицы в самоходках надо устанавливать не на тумбе, как сначала пытались делать, а в маске.

– Хорошо, насколько я понял, разработать самоходные орудия несложно Но насколько эффективно они себя показали?

– Проявили они себя отлично, но лишь после того, как их научились правильно применять. Дело в том, что военные относятся к ним как к эрзац-танкам. Отчасти это верно. Ведь у них те же гусеницы и тот же корпус, что и на обычном танке. Но по большому счету это просто обычные орудия, только самодвижущиеся, с высокой проходимостью и защищенные тонкой броней. Когда конструктор Грабин заявил, что танк – это всего лишь повозка для пушки, он, конечно, преувеличивал. Но вот САУ это как раз и есть самая настоящая пушечная повозка, и относиться к ней надо соответственно. Тактика применения должна быть следующая: самоходки движутся за танками на расстоянии полкилометра, входят в прорванную ими полосу обороны противника, уничтожают оставшиеся огневые точки и расчищают путь пехоте.

– Полагаю, в уставы будут внесены соответствующие рекомендации, – пометил себе в блокноте Куликов.

– Еще один крупный недостаток в наших бронетанковых частях, – продолжал я, – это недостаточное зенитное прикрытие. Совершенно необходимо ввести обязательное требование, чтобы колонны техники, не имеющие зенитных установок, в светлое время суток не передвигались. Даже во время Курской битвы были случаи, когда немецкая авиация уничтожала целую колонну танков. Только к сорок четвертому году мы научились тщательной маскировке. Да, и запишите, что скорострельные зенитные орудия можно монтировать на шасси устаревших легких танков. У всех тяжелых, а потом и средних танков нужно устанавливать на башне крупнокалиберный зенитный пулемет. Он к тому же очень пригодится в городских боях, когда противник будет прятаться на верхних этажах домов.

– А вот по крупнокалиберным пулеметам у нас план производства даже перед войной не выполнялся, – честно признался гэбэшник. – Их сейчас очень мало.

– Поэтому я и советую оснащать ими сначала только тяжелые танки. Кстати, по тяжелым танкам, хотелось бы упомянуть об одной загадке танкостроения. Еще перед войной ставились опыты по созданию железобетонных танков. Кстати говоря, в других странах такие эксперименты тоже проводились. Брали две пластины толщиной пятнадцать миллиметров, и промежуток между ними шириной миллиметров тридцать заливали бетоном. Результаты были впечатляющими. Получившийся бутерброд показывал на испытаниях такую же бронестойкость, как и у монолитной плиты равной толщины. А ведь помимо экономии специальной броневой стали, мы получим на порядок меньшие трудозатраты. Ведь обрабатывать пластину толщиной 15 миллиметров гораздо легче, чем плиту толщиной 50–60 миллиметров. Но почему-то нигде в мире такие танки не производились.

– Я читал отчеты об этом. К сожалению, технология изготовления такой многослойной брони довольно сложная, поэтому от нее и отказались. Да и держит бетон только первое попадание, а потом происходит выкрошивание наполнителя.

– Но у самоходок форма корпуса очень простая, и башни нет, – упрямо продолжал я отстаивать свою идею бетонных танков. – А бронирование на них все равно ставят противоосколочное. Предлагаю сделать хотя бы несколько опытных экземпляров и отправить их на войсковые испытания вместе с обычными САУ. Насколько мне известно, были проекты и по созданию полностью бетонных танков.

Закончив с самоходками, мы снова вернулись к танкам. Недостатки существующей техники капитан в принципе знал, но хотел услышать мое мнение. И тут мне было что рассказать, в первую очередь, конечно, по Т-34, которому предстоит стать лучшим танком этой войны.

– Начнем с двигателя. Дизель хороший и мощный, но все портит воздухоочиститель. Он мало того, что не улавливает пыль, так еще и ограничивает приток воздуха, так что из-за падения компрессии мощность двигателя падает. Башню надо сдвинуть назад и увеличить ее размер. Большая башня сможет вместить пятого члена экипажа – заряжающего и, заодно сделает возможным установку 85-миллиметровые пушки, созданной на основе зенитного орудия. В будущем нужно немного уменьшить высоту двигателя и установить его поперек корпуса. Для этого требуется перенести воздухоочиститель из развала цилиндров в другое место. В результате боевое отделение увеличится, а высота корпуса уменьшится сантиметров на тридцать.

– Это затруднит ремонт и обслуживание двигателя, – резонно возразил Куликов.

– Всегда чем-то приходится жертвовать, – философски заметил я. – Но уменьшение высоты танка принципиально важно! Во-первых, уменьшается вес корпуса, а во-вторых, низкий силуэт машины легче спрятать за неровностями рельефа, а значит, в него реже будут попадать снаряды.

Свои рассуждения я сопровождал карандашными эскизами, иллюстрирующими возможные варианты модернизации. Разумеется, не мог я обойти вниманием и излюбленную фишку попаданцев – командирскую башенку, частично компенсирующую недостаточную эффективность приборов наблюдения. Польза от нее несомненная, а менять технологический процесс почти не придется. К тому же башенку можно наваривать на уже изготовленные танки, например, во время их ремонта.

От бронетехники мы перешли к артиллерии. Хотя Куликов и курировал производство военной техники, но я смог его удивить сообщением, что самая лучшая пушка Второй мировой войны пока производится подпольно.

– ЗИС-3? – удивленно переспросил он. – Никогда о такой не слышал.

– И неудивительно. Когда конструктор Грабин продемонстрировал новинку маршалу Кулику, тот не захотел начинать ее производство. А ведь идея была замечательная. Трехдюймовый ствол устанавливается на лафет пушки ЗИС-2, и в результате такой стандартизации производство упрощается, а выпуск орудий увеличивается.

– Но почему же Грабин не обратился напрямую к товарищу Сталину? Я уверен, что он разрешил бы выпуск новой пушки.

– Все правильно, когда Грабин попросит Верховного провести демонстрацию ЗИС-3, тот согласится и даст добро на ее выпуск. Вот только, к сожалению, произойдет это лишь через несколько месяцев. Дело в том, что сейчас Грабин поставил перед собой задачу – к концу декабря увеличить выпуск орудий на заводе в пять раз, причем на том же оборудовании. Для этого его коллективу предстоит проделать огромную работу по упрощению конструкции, улучшению технологии и организации производства. Разрабатывать новые методы всегда непросто, а ведь внедрять их приходится без остановки производства. Выпуск пушек не должен прекращаться.

– Неужели Грабину удалось это сделать? – не мог поверить Куликов. – Меньше чем за полгода увеличить производство в пять раз, это просто фантастика!

– Конечно, удалось. Конструктор он гениальный, коллектив завода и КБ тоже подобрался замечательный. Но ему постоянно приходится отстаивать свои идеи по внедрению новых технологий перед начальством всех уровней, а это очень непросто. Поэтому сейчас не самый лучший момент, чтобы повторно предлагать новую пушку, которую один раз уже отвергли. Вот когда подведут итоги за год, и все увидят, что Грабин слов на ветер не бросает, тогда и представится удобный случай провести презентацию ЗИС-3. Сталину пушка очень понравится, он только попросит увеличить высоту щита на несколько сантиметров. А пока этот шедевр конструкторской мысли производят самовольно, без всякого разрешения. На самом заводе об этом сейчас мало кто знает. Единственная деталь, которая выбивается из общей номенклатуры производства – это дульный тормоз. Но он изготавливается в опытном цеху.

– Но как же военная приемка? Насколько мне известно, полковник Телешов, главный военпред этого завода, артиллерист опытный и хорошую новинку без внимания не оставит. Но без согласования с начальником ГАУ он просто не имеет права принять опытный образец.

– Ну, тут они с руководством завода все продумали: Главное Артиллерийское управление поставили перед фактом наличия готовых изделий, по всем показателям превосходящих Ф-22, и, естественно, их приняли и отправили на фронт. Грабин правильно рассчитал, что если по ленд-лизу мы получаем то, что дают, то от хорошего орудия тем более отказываться не будут.

Куликов настолько загорелся идей пушки, выпускаемой на конвейере, что снова достал шифроблокнот:

– Знаете что, я прямо сейчас пошлю радиограмму в Москву, чтобы вопрос с ЗИС-3 решили немедленно. Незачем такое сокровище производить подпольно.

* * *

Отрывок из книги В. Г. Грабина «Как мы ковали оружие Победы»

Все шло по графику. Вечером 20 сентября в опытном цеху собрали несколько пушек ЗИС-3 и самодвижущихся ЗИС-30. За ночь их тщательно проверили, а утром предъявили военной приемке. Приемщики пришли в смятение и не знали, брать их или отказываться, и доложили своему начальству. Старшим военпредом на заводе в то время работал военный инженер первого ранга Телешов. Будучи опытным артиллеристом, двадцать лет прослужившим в армии и заслужившим орден за бои с белокитайцами, он сразу осознал все преимущества новой пушки. Однако хотя никаких сомнений в полезности ЗИС-3 у Телешова не имелось, но принять новинку без согласования с начальником ГАУ он не имел права.

– Иван Федорович, позвоните Яковлеву сегодня же, как можно скорее, – попросил я его. – Это прекрасная пушка, превосходящая Ф-22 не только по весу и удобству обслуживания, в чем вы лично убедились, но еще и по экономическим показателям. ЗИС-3 менее трудоемкая в производстве, и это еще не всё…

Телешов слушал внимательно, но перечислить все достоинства пушки я не успел. Подбежавший ко мне инженер сообщил, что меня вызывает к телефону Москва. Мы с военпредом удивленно переглянулись, не понимая, в чем дело. Разговор пришлось отложить.

В кабинете директора я набрал номер Поскребышева, и тот почти сразу соединил со Сталиным. Спокойным тоном, как будто речь шла о чем-то давно решенном, он спросил, когда мы приступим к выпуску ЗИС-3. Не успев удивиться, я машинально ответил, что пробное производство запустили и сегодня как раз предъявили новые орудия военной приемке.

– Вот как, уже? – В голосе Сталине прозвучало неприкрытое изумление. – И как же военные представители о них отозвались?

– Очень положительно.

– Но принимать пушки без согласия начальника ГАУ не могут, так?

– Всё верно, товарищ Сталин, не имеют права.

Наступила томительная пауза, а последовавшая затем фраза меня опять сильно удивила.

– Я порекомендую товарищу Яковлеву принять вашу новую пушку на вооружение, не дожидаясь выполнения полной программы испытаний. Вот как раз первую партию своих пушек и отправите на полигон.

Это известие меня просто ошеломило. Видимо, эмоции отразилось на моем лице, потому что директор завода Елян и главный инженер Олевский, стоявшие рядом, облегченно вздохнули. Но у меня не было времени пересказать им услышанное, так как Сталин продолжал расспросы:

– Товарищ Грабин, какая толщина броневого щита вашей пушки?

– Пять миллиметров.

– Этого недостаточно. Вы можете пока выпускать щит по-старому, но в ближайшее время толщину нужно довести до шести-семи миллиметров. Сможете?

– Это не потребует замены оборудования, надо лишь договориться со смежниками.

– Да, и высоту щитового прикрытия увеличьте сантиметров на пять.

От неожиданности я не знал, что ответить. Меня поразило даже не то, что Сталин уже знал высоту орудийного щита, а то, как глубоко он вникает в нюансы конструирования. Для пушек очень трудно подобрать подходящую высоту. Если орудийный щит сделать излишне большим, орудие станет слишком заметным, и его труднее будет маскировать. Слишком низкий щит, в свою очередь, не сможет хорошо прикрывать расчет от пуль и осколков. Позднее опыт войны показал, что Сталин оказался прав и угадал оптимальную высоту пушки. Однако в тот момент размышлять мне было некогда, так как вопросы сыпались один за другим.

– Товарищ Грабин, вы сможете выпускать ЗИС-3 и Ф-34 на конвейере?

Первым моим желанием было сказать «нет», ведь в то время это казалось немыслимым. Еще никто, насколько мне известно, не применял конвейерную сборку орудий, хотя директор завода Елян и мечтал об этом. Однако стране были нужны пушки, и как можно больше, а потому завод должен был совершить невозможное. Поэтому я ответил осторожно:

– Да, сможем, но пока еще не решен ряд технологических вопросов.

– Как вы полагаете, – последовал новый вопрос Верховного, – когда на «Баррикадах» смогут начать выпускать вашу ЗИС-3 вместо более трудоемкой Ф-22?

Вопрос был сложным, на такой с ходу не ответишь. Сначала нужно упростить конструкцию затвора, придумать, что делать с обработкой ствола, чтобы уменьшить время производства без потери качества, провести еще ряд доработок, наладить технологию. Лишь после этого, внеся все поправки в техническую документацию, ее можно будет окончательно оформить и передать другим заводам. Сталин не торопил с ответом, и я размышлял, наверное, несколько минут. Все это время в комнате, где кроме меня находилось еще три человека, стояла абсолютная тишина. Наконец, я был готов отвечать.

– Раньше чем через полгода, товарищ Сталин, окончательная документация готова не будет.

– Нужно! Раньше! – В голосе Сталина отчетливо послышались стальные нотки, показывающие, что не зря вождь взял себе такую фамилию. – Со второго квартала следующего года на «Баррикадах» уже должны выпускать ЗИС-3. Вы лично за это отвечаете.