Оказывается, к нашей встрече уже успели подготовиться. К счастью для нас, над немецкими аэродромами сегодня шел снег, и вражеских налетов можно было не опасаться. Поэтому специально к приезду высокого начальства в лице Куликова экспериментальные самолеты выкатили из капониров и установили среди деревьев на краю летного поля. Натянутая над ними масксеть позволяла не опасаться обстрела какого-нибудь шального немца, все же осмелившегося вылететь в непогоду.
Я не специалист по авиации, но основные модели военной техники, используемой в это время, узнать могу. Однако самолеты, собранные здесь, были какие-то странные, одновременно похожие и не похожие на известные мне по фотографиям. Только два из них, стоявших в сторонке, я мог более-менее уверенно опознать. Это были Ил-2, характерный горбатый профиль которого трудно спутать с чем-либо. Вот только нос у них был не заостренный, а тупой, будто обрубленный. Что интересно, в отличие от выпускаемых сейчас штурмовиков, у этих экземпляров кабина была двухместной, правда без установленного пулемета воздушного стрелка.
Похоже, как раз эти самолеты и вернулись только что с задания, так как вокруг каждого толпилось не меньше десятка человек. Одни занимались послеполетным осмотром, выискивая повреждения, полученные машинами, и контролируя исправность различных механизмов. Другие внимательно слушали пилотов, которые оживленно жестикулировали. Когда мы подошли поближе, стало ясно, что в полете произошло нечто экстраординарное.
– Под трибунал надо их отдавать, что за безалаберность такая, – слышались возмущенные возгласы.
Увидев Куликова, командир полка подполковник Горлаченко, облаченный в такой же комбинезон, как и механики, и отличавшийся от них только фуражкой, тут же отдал команду строиться и представил нам пилотов, вернувшихся из вылета.
– Это наши лучшие летчики – капитан Туровцев и лейтенант Бондаренко. Хорошая пара, они еще в Финскую вместе летали.
Все присутствующие на минуту оторвались от своих дел и вытянулись по стойке смирно. Лишь двое механиков, отличающиеся от остальных цветом спецовок, не торопясь вытерли ладони ветошью и спокойно поздоровались с Куликовым за руку, по старой привычке назвав его капитаном.
– Вот, товарищи из Москвы прибыли, – повернулся Горлаченко к летчикам. – Расскажите им, что сегодня случилось.
Туровцев начал свой рассказ сначала.
– Вылетели на задание, цель обнаружили, а к штурмовке приступить не можем. Нет обозначения переднего края нашей пехоты. А ведь был строгий приказ всем частям иметь опознавательные полотнища, которые нужно выкладывать впереди своих боевых порядков. Их же предупредили, что сейчас будет действовать наша авиация. Но мало того, что передний край наших войск ничем не обозначен, так они еще нас обстреляли. Хорошо, что у меня был запас ракет. Повторяю сигнал – красная ракета и выпущенное шасси. Никакой реакции. Ладно, подаю вчерашний сигнал – зеленая ракета и несколько левых кренов. Все равно стреляют.
– Наверно, эту часть только недавно перебросили с Резервного фронта, – предположил Куликов. – В ней наверняка батальонами командуют старлеи из начсостава запаса.
– Там действительно новая дивизия, они только-только здесь обосновались. Но если ее командиры не поумнеют, то командовать им долго не придется. Или под суд пойдут, или свои же по ним отбомбятся. Ведь там на самом деле не разберешь, где наши, а где немцы. Несколько линий траншей, перерытых воронками, как старыми, засыпанными снегом, так и свежими. И из каждого окопа по мне стреляют.
– Вот как раз специально для таких разгильдяев и ввели штрафбаты, – заметил Куликов. – Повоюют месяц-другой обычными красноармейцами и научатся беречь чужие жизни. Так что было дальше?
– Ну что тут поделаешь, – пожал плечами летчик, – ведь если наносить удары на линии боевого соприкосновения, то на самом деле можно угодить в своих. Хорошо, что мы на свободной охоте. Махнули на них рукой и полетели к резервной цели – железной дороге. Там нам повезло – застали в пути эшелон. До станции, где сильное зенитное прикрытие, он дойти так и не успел. Мы и отработали его по полной программе. После двух заходов все вагоны уже горели.
– А что вез состав? – уточнил майор.
– Сено.
– Это хорошо. Считай, целую дивизию корма лишили. А что вы скажете по новому самолету?
– Двигатель слабоват, товарищ майор госбезопасности. Хотя на моей машине особых дефектов нет, но по летным характеристикам она все-таки не дотягивает до стандартной модели. Вот если бы мотор форсировать. Еще разочарован, что прицел ПБП-1 не поменяли. При аварийных посадках летчики часто травмируются, когда ударяются об него головой.
– А его еще используют? – удивился я. – Насколько мне известно, вместо него собирались нанести визирную сетку прямо на лобовое бронестекло. И обзор улучшится, и целиться будет удобнее.
Куликов быстро записал мои слова в блокнот и попросил всех высказать свои замечания не только по экспериментальным образцам, но и по серийным машинам. Было видно, что он все эти жалобы уже не раз слышал, но хотел, чтобы я вспомнил что-нибудь полезное.
– Зима начинается, товарищ майор госбезопасности. Может быть, поставить самолет на лыжи?
– Ну, я понимаю, что батальону обслуживания лень снег расчищать, однако это не выход. Пробег при посадке на лыжи значительно возрастет.
– А еще фонарь часто заклинивает при обстреле.
– Это действительно надо исправить, – вмешался я. – После попадания снарядов в бронекорпус он часто коробится и заклинивает сдвижную часть фонаря. Это стоило жизни многим летчиков, не сумевшим выпрыгнуть с парашютом или пострадавшим при аварийной посадке. На штурмовике фонарь должен открываться вбок.
– С колесами надо что-то делать, – заметил техник, осматривающий шасси. – Если во время вылета шину прострелят, то при посадке машина опрокидывается.
– Так шины у штурмовика надувные? – изумился я. – Это непорядок. Конечно, по вашим авиационным дутикам я не специалист, но точно знаю, что у боевой техники шины должны быть не пневматическими, а заполняться пористой резиной. Ну как, например, у сорокапятки. Вес при этом возрастает незначительно, а аварийность при посадке снизится.
После колес перешли к двухместной кабине. К моему удивлению, летчики вовсе не горели желанием сажать заднего стрелка. Им было ясно, что с теми двигателями, которые сейчас стоят на штурмовиках, забронировать вторую кабину невозможно. А без бронезащиты стрелки будут очень быстро погибать. Поэтому опытные летчики предпочитали вылетать без стрелков, чтобы не снижать маневренность.
– Вот для молодых летчиков двухместные самолеты очень нужны, – подытожил свои размышления Горлаченко. – Маневрировать они все равно не умеют, а так хоть какая-то, да защита. Вот только тяжело им будет почти из каждого вылета привозить с собой погибшего товарища.
– По… э-э… расчетам, – я чуть не сказал «по статистике», – количество потерь должно снизиться в полтора-два раза, но конечно, с условием установки более мощного двигателя и изменения тактики.
– Вот-вот, – согласился комполка. – Подождем, когда появится мощный двигатель, а пока придется летать на одноместных машинах. Товарищи механики, не стесняйтесь, высказывайте свои замечания.
– Недавно прислали с завода новую машину, а у нее хвост деревянный. Что это за улучшение, – возмутился еще один техник, видимо специализирующийся на латании пробоин.
– Так и должно быть, – огорошил Куликов летчиков. – Еще на стадии проектирования предусматривалось, что полностью дюралюминиевый фюзеляж будут делать лишь в мирное время. А во время войны неизбежно возникает дефицит алюминия, и его приходится экономить.
Вот тут уже я достал блокнот и сделал себе пометку. В наше время апологеты ленд-лиза с пеной у рта доказывали, что именно ему мы обязаны своими победами. Однако в начале войны поставки были мизерными. Основной поток материалов начался только в сорок третьем году, уже после коренного перелома в войне. Значит, надо надавить на Рузвельта, чтобы он честно выполнял договоренности по объемам поставок. Вот только сделать это можно будет лишь в следующем году, когда после потери Филиппин и большей части Тихого океана американцы поймут, что война для них началась по-настоящему. А еще можно пригрозить, что если союзники не выполнят своих обязательств, то это им аукнется при разделе сфер влияния после войны. Учитывая, что ход боевых действий в этой истории более благоприятный, американцы действительно могут не успеть к разделу пирога. Правда, в Европе они высадятся, как только мы выйдем к западным границам нашей страны, но так это нам как раз на пользу.
Тем временем летчики и механики затронули тему эрэсов, и разгорелся жаркий спор. Применять их или нет, вопроса не было, хотя все были согласны, что неопытные пилоты не умеют пользоваться новым оружием и их надо дополнительно учить технике ракетного залпа. Проблема была в другом – по какому пути повышать их эффективность. Все присутствующие разделились на две группировки. Одна из них, возглавленная Туровцевым, настаивала на увеличении числа направляющих для реактивных снарядов. Другие же, в том числе лейтенант Бондаренко, считали, что надо увеличивать не количество ракет, а их калибр.
Не зря все-таки майор привез меня сюда. Выслушивая мнение опытных пользователей, занимающихся эксплуатацией боевых систем, я время от времени вспоминал что-нибудь ценное. Отозвав Куликова в сторонку, я стал торопливо ему надиктовывать.
– Значительно увеличить количество ракет пока не получится. Для этого они должны располагаться в специальном контейнере, но нынешние эрэсы для этого не подходят. Надо разрабатывать новые реактивные снаряды, стабилизируемые вращением, или в крайнем случае со складными стабилизаторами. В любом случае на их создание уйдет много времени. А вот перевооружить штурмовик большими РС-132, пожалуй, можно. Немцы скоро выпустят сотни тяжелых танков, и против них нынешнее оружие будет малоэффективным. Дело в том, что уничтожить танк маленькой ракетой можно только прямым попаданием в моторный отсек, что очень трудно сделать. Кстати, обратите внимание. Залп реактивных снарядов выглядит очень эффектно – вражескую технику окружают взрывы, и летчики честно докладывают, что цель уничтожена. Исходя из этих докладов, командование считает, что танков у врага не осталось. А ведь на самом деле большинство из них остается неповрежденными.
– Учтем, – кивнул Куликов.
– И еще, объясните мне, почему штурмовики отправляют без истребительного прикрытия?
– Сколько в этой дивизии истребителей, вы в курсе, не так ли? А им надо два авиаполка сопровождать да еще пехоту прикрывать.
– Но ведь у нас много самолетов. Я точно знаю, что истребителей намного больше, чем «Ильюшиных».
– Это верно, много. Но значительная часть из них задействована в ПВО столицы, и снять их оттуда нет никакой возможности, они же прикрывают военные заводы. Достаточно одной-единственной немецкой эскадрилье прорваться к Москве, и какой-нибудь завод будет выведен из строя на многие месяцы. Эвакуировать всю промышленность невозможно, ведь тогда выпуск военной продукции тоже будет надолго прекращен. Впрочем, и в этом случае ослабить столичную систему ПВО все равно будет нельзя, так как Гитлер пытается разбомбить город, а там много мирных жителей. Да и к Харькову сейчас стягивают все резервы. В сводках передают, что там постоянно идут тяжелые бои.
– Нам бы еще немного продержаться, – вздохнул я. – Наступление немцев мы уже остановили, и подойти к Москве им не дали. Так что авиационные заводы и КБ эвакуировать не пришлось. Выпуск самолетов все время увеличивается, и можно не сомневаться, что теперь все будет лучше.
– Будет, очень скоро будет. Сейчас многие полки переучивают на новую технику, и на фронте ее скоро появится много.
Тем временем механики все проверили и доложили, что смогут быстро устранить все повреждения. Еще до вечера самолеты подготовят к вылету.
– Сегодня вы уже не полетите, – охладил комполка обрадованных летчиков. – Вам надо писать подробный отчет о тренировочном полете.
– То есть как это тренировочном? – изумился я.
– В самом прямом, – пояснил Горлаченко. – Приказано не упоминать в документации, кроме секретной, конечно, о том, что экспериментальная техника используется на фронте.
– Это что же, – возмутился я, – воюют они по-настоящему, и пробоины от осколков в самолетах привозят, а в летных книжках боевой вылет у них отмечен не будет?
– Жаловаться бесполезно, – пожал плечами Куликов. – Мне на самом высоком уровне пояснили, что секретность превыше всего.
– Не переживайте за нас, мы же не за ордена воюем, – утешил меня Бондаренко.
– А награды от нас никуда не денутся, командование на них в последнее время не скупится, – добавил Туровцев.
Насмотревшись на «Илы», мы с Куликовым перешли к другим экспериментальным самолетам. Все они были истребителями и имели одну общую черту, а именно мотор воздушного охлаждения.
– Вот это весьма перспективная разработка, которая у вас не пошла в серию, И-185, – начал майор свои пояснения с повидавшей виды машины, на которой насчитывался не один десяток заплаток. – Среди наших истребителей у нее самое мощное вооружение – три пушки ШВАК. Хотя ее госиспытания еще не закончены, но тем не менее было решено перейти к войсковым испытаниям. Швецов скоро доведет до ума свой двигатель, и уже сейчас нужно выбирать, на какой истребитель его ставить.
– А это что за сладкая парочка, – указал я на два новых самолета, на которых не было видно пробоин. – Похоже на недостающее звено эволюции между самолетами ЛАГГ и ЛА.
– Вы почти угадали, это Гу-82.
– Что еще за «Гу»? Подождите-ка, кто там у нас входил в тройку мушкетеров – создателей ЛАГГа? Кажется, Горбунов и Гудков?
– Верно. Правда, на «Гу» вооружение еще слабовато, только пулеметы, хотя и целых четыре штуки. Но скоро на них установят две пушки, и тогда можно будет рискнуть отправить их в бой. Вон там еще есть Го-82, который Горбунов соорудил буквально за полтора месяца. Мы специально собрали здесь все эти самолеты, чтобы летчики могли объективно сравнить их. К тому же сюда прикомандировали лучших специалистов с завода для наблюдения за работой двигателя. К сожалению, карбюраторы пока часто разрегулируются, и их постоянно приходится настраивать.
Обойдя эту удивительную выставку и осмотрев экспонаты со всех сторон, я попробовал угадать название еще одного самолета. Так как все они стояли в ряд, то бросалось в глаза, что у этого истребителя был самый короткий фюзеляж и одновременно самый большой размах крыльев. Сильно сдвинутая к хвосту кабина не оставляла сомнений, и я уверенно ткнул в него пальцем:
– Это Миг-3.
– Верно, но только уже не третий, а девятый. Именно такой номер присвоили модификации самолета с двигателем М-82. Конструкторов предупредили, что от их высотного истребителя скоро откажутся в пользу «Яка», и они поспешили создать новую конструкцию.
– А таировский Та-3 тоже будут испытывать?
– Будут, но по двухмоторным штурмовикам не все так однозначно. Несомненное преимущество – это возросшая полезная нагрузка и теоретически большая живучесть самолета, который может лететь на одном двигателе. Обзор улучшается, расположение пушек, которые можно установить в центроплане, более выгодное. Однако есть и серьезные минусы. На Ил-2 бронирование выполнено в виде единой оболочки, защищающей моторный отсек, бак и кабину пилота. А если установить два двигателя на крыльях, то площадь бронированной поверхности, а следовательно, и вес всей конструкции значительно вырастут. Из-за этого, а также из-за двигателей, расположенных в крыльях, маневренность хуже. Еще один важный недостаток – это дефицит моторов, который сейчас испытывает наша промышленность. Нет никакой уверенности, что один двухмоторный штурмовик будет настолько же результативным, как два одномоторных. Но конечно, это все в теории. Чтобы это проверить, надо проводить полномасштабные войсковые испытания.
– А почему истребители передали для испытаний штурмовому полку? Ведь летчики не умеют ими управлять.
– Еще как умеют. Этот полк не простой, весь летный состав в нем набран из бывших истребителей. В первый день войны мы потеряли очень много самолетов на аэродромах, и из пилотов, оставшихся безлошадными, стали формировать штурмовые авиачасти. Им дали всего неделю на переобучение. Сначала сделали по три вылета на Су-2, потом научились пилотировать и сам штурмовик. Ну, а сбрасывать бомбы и пускать ракеты учились уже в боевых условиях.
Вернувшись вечером в госпиталь, я сначала завалился спать, но то и дело вскакивал, чтобы записать очередное воспоминание, касавшееся авиации. То, что я раньше видел на фронте, и новая информация, полученная сегодня, соединившись, дали обильную пищу для размышлений. Думать приходилось обо всем – как лучше построить взаимодействие родов войск, как организовать авиацию фронта, что можно улучшить в системе производства. Затронув очередную тему, я мысленно распутывал за ниточку весь клубок смежных проблем. Например, задумавшись о производстве, я вспомнил о проблемах быта рабочих и, в первую очередь, об их питании. Чтобы выделить передовикам порцию мяса, директорам завода приходилось согласовывать это буквально на уровне наркомата.
Было еще много вопросов, в том числе те, по которым меня Куликов никогда не спрашивал. Только под утро, исписав и изрисовав кучу листов, я наконец-то смог успокоиться и снова прилечь. После двух бессонных ночей организму хотелось провалиться в сон, что он и сделал еще до того, как я упал на кровать.
О проекте
О подписке