Читать книгу «А теперь на Запад» онлайн полностью📖 — Александра Калмыкова — MyBook.
image

Глава 2

Старинов задрал голову вверх, сдвинув панамку на лоб, и удивленно присвистнул:

– Это еще что такое?

В коротких шортах и в панамке полковник походил на обычного туриста, прибывшего в тропическую страну на отдых. Но сейчас маска беззаботного путешественника, которую Старинов все время носил, исчезла, и он снова превратился в грозного диверсанта.

Из группы подрывников, которым было поручено минирование плотины Гатунского водослива, вышел самый старший из них – знаменитый революционер и не менее знаменитый художник Давид Альфаро Сикейрос.

– Бутылка, товарищ Рудольфе, – пояснил он, хотя это было и так очевидно. Огромный, двенадцатиметровый плакат с профессионально нарисованной запотевшей бутылкой и призывом пить только это пиво.

– Вижу, что не статуя Мухиной. Что это, мать твою, за художественная самодеятельность? – Негодующий Старинов перешел на родной «богатый и могучий», чтобы полнее выразить обуревавшие его чувства.

Обескураженный его негодованием Сикейрос смутился и попытался возразить:

– Ну зачем же сразу ругаться, товарищ Рудольфе. К тому же вы все-таки разговариваете с равным по званию.

– Ну да, неудивительно, что имея таких вот полковников, республиканская Испания проиграла войну. Ну ничего нельзя вам доверить. В Троцкого вы с вашей группой стреляли практически в упор, и то не смогли попасть.

– Это так, – признал Сикейрос, – но ребята были неопытные и немного выпили текилы для храбрости.

– А вы, товарищ Фелипе, куда смотрели, – повернулся Старинов к Григулявичусу – очень смуглому человеку лет тридцати, совершенно не похожему на прибалта, спокойно смотревшему на происходящее холодными глазами.

– Я в тот день водку не пил, только вино.

– Тьфу ты, Иосиф, я говорю вот об этой мазне.

– Но мое дело диверсии и саботаж, товарищ Рудольфио, а по рисованию у нас специалисты это Сикейрос и его шурин Ареналь.

Еще один несостоявшийся убийца Троцкого – Луис Ареналь Бастар, выступил вперед и начал расхваливать плакат, который, по его словам, был настоящим произведением искусства.

– Вы просто не разбираетесь в живописи, товарищ Рудольфе. Мы все нарисовали очень тщательно, что, учитывая размеры полотна, было непросто. Только посмотрите на капельки воды, выступившие на заиндевевшей бутылке. Если вы взглянете на нее с расстояния, чтобы можно было охватить глазом весь плакат, то держу пари, вам самому захочется ее выпить.

– Но вас прислали сюда не для того, чтобы пропагандировать иностранцам нетрезвый образ жизни.

– Это не агитация, а реклама, – обиженно надул губы Ареналь. – И если повезет, мы даже сможем окупить часть расходов на операцию. Заказы на нашу фирму так и сыплются. Мы уже заключили контракты по аренде площади рекламных плакатов на год вперед.

– Да ты совсем обалдел, коммерсант хренов, – буквально взревел Старинов. – Какой еще следующий год, если операция завершится максимум через месяц.

– Но мы не должны выбиваться из образа. Ни один капиталист не откажется, если ему предложат выгодный контракт.

– Так, ладно с ней, с этой рекламой. Докладывайте, что у вас с выполнением графика.

– Идем с опережением. – Григулявичус подтянулся и стал четко докладывать: – Радиовзрыватели у нас качественные. Мы проверяли, они срабатывают даже в трехстах километрах от передатчика. Хотя все-таки желательно их активировать на расстоянии не больше ста пятидесяти, мы же не знаем, какие будут метеоусловия в день операции.

– Антенны?

– Подняты максимально высоко и тщательно замаскированы. Еще мы закрепили дополнительную антенну на рекламном плакате, что должно увеличить дальность подачи сигнала на взрыв. Но из тринадцати быков плакаты мы пока установили только на четырех.

– Поставьте на восьми. Не будет заказов – неважно. Напишите крупными буквами, что место свободно для рекламы. Минноподрывного имущества хватит?

– Взрывателей достаточно. Мы закупили их с двойным запасом, и все уже провезли сюда в стройматериалах. Вот со взрывчаткой пока сложнее, ведь ее требуется десятки тонн.

– Тогда можно изменить схему минирования и продублировать детонаторы в каждой закладке. На каждый заряд устанавливайте шесть радиоустройств. Вы их проверяли?

– Выборочно. Отказов в работе не было, и тестировать все не стали. Фирма надежная и дает гарантию.

– Что там производитель обещает, значения не имеет, – отрезал полковник. – Если среди устройств имеются неисправные, то нужно это выяснить заранее. Тем более что с началом войны производство этих игрушек резко выросло, а значит, возросла вероятность брака. – Старинов невольно усмехнулся, представив себе иск в суд на недоброкачественного производителя, из-за которого сооружения Панамского канала уцелеют. – Аккумуляторы уже подключали?

– Да, ведь для нас главное скрытность. Мы соединяем всю цепь и сразу же тщательно маскируем, чтобы снаружи не было видно никаких следов установки.

– Рабочая частота?

– 607 килогерц.

– Какой режим таймера выставили? – Старинову приходилось работать в основном с отечественными устройствами, но в импортных, закупленных Григулявичусом, принцип работы был таким же. Для экономии электроэнергии приемник почти все время находится в выключенном состоянии, а часовой механизм периодически включает его на короткое время.

– Режим самый экономичный, емкости аккумулятора должно хватить на сорок суток. А мы их начали подсоединять седьмого ноября – за месяц до крайнего срока.

Задав еще несколько вопросов, полковник проникся осторожным оптимизмом. В целом работа группы Старинова устраивала. До сих пор он опасался, что ничего не получится, но пока все шло как по маслу.

* * *

Идея операции принадлежала одному старому работнику Внешторга, который так же являлся не менее старым сотрудником госбезопасности. Когда лучшие диверсанты страны опустили руки и признали невозможность закладки десятков тонн взрывчатки под носом у противника, Меркулов решил проконсультироваться у специалистов по торговле. Его расчет оправдался – торговцы оказались великими специалистами по человеческим душам. Смысл рекомендаций сводился к тому, что в капиталистических странах все люди работают исключительно за деньги. Следовательно, если удастся убедить капиталистического чиновника в том, что о взятке никто не узнает, то он ее охотно примет и выполнит требуемое.

План был следующим. Сначала нужно уговорить инженера, следящего за гидротехническими сооружениями Панамского канала, вынести вердикт о плохом состоянии плотины водослива. Каким бы принципиальным инженер ни был, но, получив сумму, превышающую его зарплату за десять лет, подпишет все что угодно. Следующая задача более сложная – необходимо, чтобы подряд на ремонт плотины выдали никому не известной организации.

Пока внешторговец раздавал взятки чиновникам, шла подготовительная работа. В кратчайшие сроки была выкуплена у владельцев маленькая строительная фирма. Вполне официально закупалось водолазное оборудование, стройматериалы, взрывчатка. Радиомины обычным строителям были ни к чему, и их доставали через подставные лица. К тому времени, как контракт был подписан, все необходимое для ведения работ уже имелось в наличии, и диверсанты начали бурную деятельность. Так как им разрешили действовать по обстоятельствам, то они дали волю своей фантазии. Совершенно вошедший в образ «акулы капитала» внешторговец не забыл выбить право размещать рекламу на ремонтируемом объекте. Узнав об этом, Григулявичус, руководивший операцией, решил, что ее действительно стоит разместить. Когда американцы увидят такие знакомые с детства плакаты, то они воспримут строителей как нечто родное и не станут искать здесь шпионов.

Разрабатывая план операции, ее организаторы не забыли сделать все возможное, чтобы перевести стрелки на Японию. На всех официальных переговорах, которые вело новое руководство фирмы, обязательно присутствовало несколько китайцев. Они держались в сторонке, ни во что не вмешивались и только слушали, что им говорят переводчики. Этого было вполне достаточно. В случае расследования все свидетели честно подтвердят, что главными в этой фирме были японцы. Разумеется, не забыли приготовить обрывки японских газет и записки с иероглифами, в которых подробно перечислялись используемые стройматериалы и подсчитывалась смета расходов.

* * *

Закончив инспекцию, Старинов тут же заторопился в обратный путь. Дел на фронте у него было много, и задерживаться не стоило. Да и рука, дважды простреленная финским снайпером, в таком влажном климате начинала болеть. Ее бы подлечить, но совершенно нет времени, чтобы ложиться в госпиталь.

* * *

Жизнь в полевом госпитале постепенно налаживалась. Здесь даже стали включать электричество – сначала изредка, а потом постоянно. Теперь ночью врачи могли оперировать при свете настоящих светильников, а не сделанных из плошек с салом.

В моей палате установили немыслимую роскошь – радиоприемник, на котором Ландышева разрешила старшим командирам прослушивать передачи «От Советского Информбюро». Остальные узнавали новости с фронтов от санитарок, которые записывали сводки, а потом переписывали и читали во всех палатах раненым. Своей радиоточки в госпитале не было, и раньше санитаркам приходилось бегать за сводками в соседние части. Разумеется, Ландышева не могла их не пожалеть и открыла постоянный доступ к приемнику, лишь отгородив мой письменный стол ширмой для соблюдения секретности.

В сводках все чаще упоминались освобожденные населенные пункты – в основном села, но иногда даже небольшие города. Какой-либо системы в продвижении войск не наблюдалось. Удары наносились в разных местах, и на первый взгляд казались хаотичными. Но зная, что верховное командование уже изучило опыт «той» войны, я мог точно сказать, для чего это делается – чтобы немцы не смогли определить направление главного удара. Руководство вермахта не знает, где ему ждать наступления противника, и ему придется распылить свои силы. Опять-таки, небольшие удары могли послужить разведкой боем, чтобы выявить уязвимые места в немецкой обороне.

В начале ноября наиболее ожесточенные бои шли под Харьковом, где немец не оставил попыток продвинуться вперед. Именно с них обычно начинались сводки Совинформбюро. Судя по количеству уничтоженных в воздушных боях и на аэродромах самолетов противника, туда были стянуты значительные силы авиации с обеих сторон. Чем там закончится дело, пока неясно, но харьковский паровозостроительный завод не эвакуировался и продолжал выпускать танки. Видимо, руководство страны полностью уверено в том, что город удастся отстоять.

В районе Брянска наш фронт постепенно выгибался в сторону противника. Здесь медленно, но упорно войска продвигались на юго-запад, угрожая окружить Курск, в котором застрял Гудериан с остатками своей танковой армии. Положение Быстроходного Гейнца осложнялось тем, что железная дорога, по которой немцы могли бы снабжаться, находилась на южном берегу Сейма и прочно удерживалась нашими войсками.

Когда успели снять блокаду Ленинграда, из сводок было непонятно. Просто сначала сообщали о том, что все атаки фашистов успешно отбиваются, а потом врагов отбросили от города, и с каждым днем отбрасывали все дальше и дальше.

Что же касается нашей 22-й армии, то ей без особых усилий удалось расширить Торопецкий выступ километров на тридцать к северу. Дело в том, что на правом фланге нам противостояла 281-я охранная дивизия вермахта. До этого им доверяли лишь небольшой участок, прикрытый озером Лучанское. Но после нашего сентябрьского наступления, в котором мне пришлось участвовать, линия фронта сильно растянулась, и дивизия, предназначенная для охраны тыла, стала лакомой целью для советского командования. Было достаточно небольшого нажима, чтобы немцы предпочли отойти на два десятка километров к западу, оставив большой поселок Бологово. После этого отхода наши войска почти вплотную приблизились к границам Новгородской области, которая, впрочем, пока входила в состав Ленинградской области. По этому поводу в «Красной Звезде» появилась ехидная заметка о том, что германское командование мотивировало данный отход исключительно целью выровнять линию фронта. Однако после такого «выравнивания» Демянск, занятый немцами, оказался в глубоком мешке.

Каждое утро я, как и большинство раненых, начинал с того, что спускался в холл, где висела большая карта, на которой была обозначена линия фронта. Все чаще кусочки цветной бумаги, пришпиленные булавками, сдвигались в сторону запада. Пусть немного и лишь в некоторых местах, но все-таки это был успех. В воздухе висело предчувствие генерального наступления. По госпиталю даже пошли разговоры о том, что надо перебираться ближе к линии фронта. Каждый раз, когда из моей палаты выходила санитарка или медсестра со свежими новостями, ее тут же окружали раненые с требованиями сообщить, какие населенные пункты еще освободили.

Чаще всего записями сводок занималась старшая операционная сестра Нина Иванцова. Не знаю, как она все успевала делать. Помимо прямых служебных обязанностей, ей приходилось и бинты стирать, и снег убирать. Не удивлюсь, если она вместе с местными жителями еще и окопы копала. Грозную энкавэдэшницу она ничуть не боялась и даже осмеливалась с ней спорить. Например, однажды Ландышева, гордившаяся своим ростом метр семьдесят, считавшимся в это время очень высоким, пошутила о том, какой маленький в госпитале начальник. Он действительно доставал сержантше лишь до плеча, но Нина тут же с негодованием встала на его защиту:

– Вы зря так говорите, товарищ сержант госбезопасности. Низкий человек или нет, надо мерить по его душе и поступкам, а не по телу. Вот до этого у нас начальником госпиталя был Малых. Когда мы размещались в Торопце, немцы однажды начали бомбить эшелоны с ранеными, и тут же на станции стоял состав с боеприпасами. Мы бросились относить раненых в безопасное место, и наша медсестра Аня спросила Малых, где взять носилки. Так он, видно, просто ошалел от страха, и в ответ на вопрос просто взбесился и схватился за наган. Хорошо, наш комиссар Цинман успел схватить его за руку и не дал застрелить Аню.

– Какой-то Малых неадекватный, – нахмурилась Ландышева. – Вместо того чтобы организовать эвакуацию, стреляет в подчиненных. Где он сейчас? Я сообщу в органы, чтобы с ним разобрались.

– Да уже разобрались, – махнула рукой Нина. – Как раз после этого нам Иванова и прислали.

Чтобы разрядить обстановку, я спросил о том, когда госпиталь располагался в Торопце.

– В начале августа. Но там мы пробыли меньше месяца. Потом немцы прорвались, и госпиталь пришлось срочно эвакуировать. Мы его свернули, когда фронт был уже в четырех километрах. Еще немного, и опоздали бы. Страшно подумать, что было бы, если бы мы не успели.

– Что фашисты делают в таких случаях, мне уже рассказывали, – вздохнул я. – У нас в полку есть ребята, которые участвовали в освобождении Великих Лук. Там немцы успели пробыть только два дня, но им этого времени хватило. В нашем госпитале, который не успели эвакуировать, они убили всех. Не только раненых, но и врачей с медсестрами. А еще для фашистских летчиков госпитали это любимая цель.

– Да уж знаем, – кивнула Нина. – Они как-то сбрасывали листовки, в которых предупреждали, чтобы медицинские учреждения вывесили белые полотнища с красными крестами. А потом прилетело много самолетов, и начали колотить по всем госпиталям, которые это сделали.

– Одним словом – фашисты. А где вы в Торопце находились?

– В школе. Нам город понравился. Красивые старинные дома, приветливые люди. Спасибо вам и всем остальным, кто его освобождал. Вы знаете, мы ожидали, что после штурма Торопца к нам хлынет поток раненых, и очень обрадовались, что их оказалось сравнительно немного. И не думайте, вовсе не потому, что нам меньше работы.

– Город действительно красивый, – согласился я с Ниной. – К счастью, он не сильно разрушен. Только мы там недолго оставались, всего один день. Кстати, наша рота тоже размещалась в школе, в физкультурном зале.

– А у нас там перевязочная была. Вот видите, все время наши пути пересекаются, но вы все же попадайте к нам пореже.

* * *
1
...
...
12