Отзывы на книги автора «Александр Куприн»

...Итак, первое, что интересует после чтения: а вставили ли эту книгу в школьную программу? Я лично не помню, чтобы читали «Яму» в моей школе. Но факт таков: есть, оказывается, «детская» версия этой книги (начитка ее так точно есть), из которой где-то половину страниц выкинули. И вот мне интересно: что выкинули, а что оставили? Самые страшные детали, получается, выкинули? Венерические заболевания? Обсуждение половых извращений клиентов? А что оставили? Или говорить детишкам до 18 лет о проституции можно, а вот о ее последствиях нельзя?..

Должно быть, в свое время «Яма» была шокирующим произведением. Даже в 21 веке она впечатляет своей откровенностью, а в то время публично не распространялись о таком. Куприн не стал смягчать картину преступления (иначе это не назовешь). Он никого не идеализирует – ни девушек, ни их клиентов, но проституткам ты искренне сочувствуешь, а к клиентам испытываешь максимальную брезгливость. Увы, как все описывал Куприн, так все в России и теперь, и «Яма» остается у нас проклятой актуалочкой.

Фем-движение, которое в России так же не любят, обычно выступает против проституции. Не потому, что секс – это «плохо, грязно, ужасно». Хотеть секса нормально и естественно. Если же человек секса не хочет, то это превращается в изнасилование, и деньги не могут компенсировать урон для психики. В проституцию не идут от хорошей жизни, на этот путь толкает либо отсутствие денег, перспектив и моральной поддержки (и тут выступает соблазн найти «легкие деньги»), либо ранее полученные психологические травмы, которые заставляют человека чувствовать себя грязным, недостойным любви. Бывает, из-за внутренних проблем человек воспринимает себя не как личность с собственными желаниями, а как тело, созданное для чужого удовольствия. Таким людям может быть... комфортно в данной «профессии», но с каждым годом психологические травмы будут углубляться, в итоге рискуя совершенно сломить своего носителя.

Куприн рассказывает, как в России шли (и идут) в публичные дома и на панель. Девушек продавали их родители и знакомые мужчины, многие были в малолетнем возрасте (10-12 лет), и они, в силу отрезанности от прошлого окружения, оказывались в заточении у «экономки» (т.е. обычной сутенерши). Девушек приучали к безалаберной жизни, в итоге даже те, кто копил деньги на «свадьбу» или свой магазин, были не готовы к жизни на воле. Они не знали, что им делать в этом мире. Как им зарабатывать на хлеб своими руками. Даже сильного желания вырваться из публичного дома мало, чтобы спастись, ведь из знакомых ни одного приличного человека (может, кто-то из клиентов, но это большая редкость), некому помочь девушке освоиться в большом городе.

Не оставляет Куприн без внимания и клиентов. Он описывает подробно три типажа:

1) Примерные отцы семейств, хорошие в обществе люди, которым не хватает секса с женой и любовницами из окружения, им хочется переспать с незнакомой девушкой, при этом они будут вешать проститутке лапшу на ушки, рассказывая, что они могут ей помочь, выспрашивая, как она встала на этот путь (ну нельзя же сразу в койку, нужно и поговорить!), но после соития забудут все обещания и добрые слова и молча уйдут. Девушки быстро привыкают к обещаниям таких взять на содержание, спасти и т.п.

2) Мальчишки, гимназисты и юнкера, которым уже хочется, но никто, простите за выражение, не дает. Обычно захаживают компанией и берут девушку «потому что надо», а иначе что товарищи скажут? В итоге часто заражаются половой болезнью (если не повезет), а если повезет, то всего лишь приобретают неверные знания/модели поведения с женщинами. Учиться сексу с проституткой ничем не лучше, чем учиться ему за просмотром порнографии. В постоянных отношениях все, понимаете ли, не так развивается и получается, а ошибочное представление о сексе грозит пошатнуть здоровое либидо, а то и вовсе стать источником глубокого разочарования.

3) Самый противоречивый (а может, и самый опасный) типаж – молодые социалисты/анархисты/прочие увлекающиеся. В отличие от первых двух типажей, хотят видеть в проститутке личность, стремятся спасти девушку из публичного дома и наставить ее на путь истинный, т.е. трудовой. Девушки же и этих хорошо знают, оттого и не торопятся «спасаться». Увы, но за красивыми теориями о «сделаем из проститутки рабочего человека» нет основания. «Спасители», если и забирают из публичного дома девушку, вскоре начинают об этом жалеть, заботятся о ней из все более отвратительной обязанности, а после, устав от этого, хватаются за любую возможность выгнать «спасенную» на улицу. Пусть дальше сама уже, я свое дело сделал! И снова, только узнав заботу (хоть и смутную), девушка возвращается к прежней профессии, ведь больше ей некуда идти.

Отмечает Куприн и самое неприятное: омерзительное отношение к проституткам у «приличных» людей. Чем более нравственным мнит себя человек, тем хуже он относится к таким девушкам. Их-то и за людей не считают, в глазах клиентов, «спасателей», порядочных женщин они – лишь тела, Бог оставил их, им не полагается сочувствия и просто понимания. Проститутка (даже бывшая) – клеймо. Всю жизнь на тебя будут косо смотреть. Мужчины будут на тебя цокать языком и смеяться за твоей спиной. Это плохое отношение к проституткам, увы, есть и в современной России. Некоторые считают нормальным оскорбить человека, оказавшегося в таком положении, а то и плюнуть в его сторону, себя считая при этом очень хорошим.

«Яму» ни в коем случае нельзя читать в сокращенном варианте. Только полностью (только хардкор). Куприн полон сочувствия к тяжелой женской доле. И ему хочется верить и так же сочувствовать его героиням. Это злая, жестокая книга, ее местами неприятно читать. Но она заслуженно имеет столь высокую оценку и вошла в сборник нашей классики 20 века.

...Итак, первое, что интересует после чтения: а вставили ли эту книгу в школьную программу? Я лично не помню, чтобы читали «Яму» в моей школе. Но факт таков: есть, оказывается, «детская» версия этой книги (начитка ее так точно есть), из которой где-то половину страниц выкинули. И вот мне интересно: что выкинули, а что оставили? Самые страшные детали, получается, выкинули? Венерические заболевания? Обсуждение половых извращений клиентов? А что оставили? Или говорить детишкам до 18 лет о проституции можно, а вот о ее последствиях нельзя?..

Должно быть, в свое время «Яма» была шокирующим произведением. Даже в 21 веке она впечатляет своей откровенностью, а в то время публично не распространялись о таком. Куприн не стал смягчать картину преступления (иначе это не назовешь). Он никого не идеализирует – ни девушек, ни их клиентов, но проституткам ты искренне сочувствуешь, а к клиентам испытываешь максимальную брезгливость. Увы, как все описывал Куприн, так все в России и теперь, и «Яма» остается у нас проклятой актуалочкой.

Фем-движение, которое в России так же не любят, обычно выступает против проституции. Не потому, что секс – это «плохо, грязно, ужасно». Хотеть секса нормально и естественно. Если же человек секса не хочет, то это превращается в изнасилование, и деньги не могут компенсировать урон для психики. В проституцию не идут от хорошей жизни, на этот путь толкает либо отсутствие денег, перспектив и моральной поддержки (и тут выступает соблазн найти «легкие деньги»), либо ранее полученные психологические травмы, которые заставляют человека чувствовать себя грязным, недостойным любви. Бывает, из-за внутренних проблем человек воспринимает себя не как личность с собственными желаниями, а как тело, созданное для чужого удовольствия. Таким людям может быть... комфортно в данной «профессии», но с каждым годом психологические травмы будут углубляться, в итоге рискуя совершенно сломить своего носителя.

Куприн рассказывает, как в России шли (и идут) в публичные дома и на панель. Девушек продавали их родители и знакомые мужчины, многие были в малолетнем возрасте (10-12 лет), и они, в силу отрезанности от прошлого окружения, оказывались в заточении у «экономки» (т.е. обычной сутенерши). Девушек приучали к безалаберной жизни, в итоге даже те, кто копил деньги на «свадьбу» или свой магазин, были не готовы к жизни на воле. Они не знали, что им делать в этом мире. Как им зарабатывать на хлеб своими руками. Даже сильного желания вырваться из публичного дома мало, чтобы спастись, ведь из знакомых ни одного приличного человека (может, кто-то из клиентов, но это большая редкость), некому помочь девушке освоиться в большом городе.

Не оставляет Куприн без внимания и клиентов. Он описывает подробно три типажа:

1) Примерные отцы семейств, хорошие в обществе люди, которым не хватает секса с женой и любовницами из окружения, им хочется переспать с незнакомой девушкой, при этом они будут вешать проститутке лапшу на ушки, рассказывая, что они могут ей помочь, выспрашивая, как она встала на этот путь (ну нельзя же сразу в койку, нужно и поговорить!), но после соития забудут все обещания и добрые слова и молча уйдут. Девушки быстро привыкают к обещаниям таких взять на содержание, спасти и т.п.

2) Мальчишки, гимназисты и юнкера, которым уже хочется, но никто, простите за выражение, не дает. Обычно захаживают компанией и берут девушку «потому что надо», а иначе что товарищи скажут? В итоге часто заражаются половой болезнью (если не повезет), а если повезет, то всего лишь приобретают неверные знания/модели поведения с женщинами. Учиться сексу с проституткой ничем не лучше, чем учиться ему за просмотром порнографии. В постоянных отношениях все, понимаете ли, не так развивается и получается, а ошибочное представление о сексе грозит пошатнуть здоровое либидо, а то и вовсе стать источником глубокого разочарования.

3) Самый противоречивый (а может, и самый опасный) типаж – молодые социалисты/анархисты/прочие увлекающиеся. В отличие от первых двух типажей, хотят видеть в проститутке личность, стремятся спасти девушку из публичного дома и наставить ее на путь истинный, т.е. трудовой. Девушки же и этих хорошо знают, оттого и не торопятся «спасаться». Увы, но за красивыми теориями о «сделаем из проститутки рабочего человека» нет основания. «Спасители», если и забирают из публичного дома девушку, вскоре начинают об этом жалеть, заботятся о ней из все более отвратительной обязанности, а после, устав от этого, хватаются за любую возможность выгнать «спасенную» на улицу. Пусть дальше сама уже, я свое дело сделал! И снова, только узнав заботу (хоть и смутную), девушка возвращается к прежней профессии, ведь больше ей некуда идти.

Отмечает Куприн и самое неприятное: омерзительное отношение к проституткам у «приличных» людей. Чем более нравственным мнит себя человек, тем хуже он относится к таким девушкам. Их-то и за людей не считают, в глазах клиентов, «спасателей», порядочных женщин они – лишь тела, Бог оставил их, им не полагается сочувствия и просто понимания. Проститутка (даже бывшая) – клеймо. Всю жизнь на тебя будут косо смотреть. Мужчины будут на тебя цокать языком и смеяться за твоей спиной. Это плохое отношение к проституткам, увы, есть и в современной России. Некоторые считают нормальным оскорбить человека, оказавшегося в таком положении, а то и плюнуть в его сторону, себя считая при этом очень хорошим.

«Яму» ни в коем случае нельзя читать в сокращенном варианте. Только полностью (только хардкор). Куприн полон сочувствия к тяжелой женской доле. И ему хочется верить и так же сочувствовать его героиням. Это злая, жестокая книга, ее местами неприятно читать. Но она заслуженно имеет столь высокую оценку и вошла в сборник нашей классики 20 века.

Как известно, школьная программа по литературе у многих испортила отношение к классике, особенно русской. Я как раз из числа многих: за большинство произведений берусь с опаской. Но Куприн – единственный классик, который не только не вызвал чувство отторжения, но даже наоборот, полюбился мне именно с тех пор. Только дальше его рассказов почему-то дело не продвигалось. Экранизация классики часто способствует тому, что люди начинают ее читать. Лично для меня это сомнительная мотивация. Но в этот раз и подбор актеров и интригующая реклама не могли оставить равнодушным никого, и я, воодушевившись, взялась за чтение «Ямы».

Дореволюционная Россия и дома терпимости в южном городке в районе под названием Яма (от ямщицкой слободы). «О времена! О нравы!» - воскликнул бы Цицерон, узнав законы и привычки, царящие у местных обитателей. Да только, сдается мне, в данной сфере мало что изменилось с римских времен и до настоящих дней. И поговорка «люди не меняются» уместна здесь в вселенском масштабе, без применения к отдельно взтой личности. Поступок же Куприна для той России– попытка проникнуть в мир публичных домов и описать его изнутри – был почти что героическим и уж точно первопроходческим. При этом Александр Иванович не осуждает ни девушек-проституток, ни их содержателей. Он просто летописец, его взгляд - взгляд со стороны. С мудростью видавшего виды человека он хладнокровно констатирует: однажды попав в яму, из нее уже не выбраться. Даже самые невинные девушки, не по своей воле очутившиеся в доме терпимости, со временем становятся неотличимы от своих товарок, самостоятельно избравших такую дорогу. И виновато в этом общество, с легкостью сталкивающее на дно заблудшие души, но не готовое протянуть руку помощи. Наглядный пример – история Любки. И кто виноват? Студент, поддавшийся порыву (эх, не даром говорят «утро вечера мудренее»)? Любка, поверившая в свою удачу? Или размытое понятие общества, за которым стоит каждый и никто? Только Тамаре удалось выбраться из омута, но лишь для того, чтобы сгинуть в другом болоте. Умная, образованная, сильная личность – и та не смогла. Не смогла ли? Или просто не захотела? И опять виновато оно, общество. А кто это? Я? Или вы? Или безликие «они» и чуть более справедливые «мы»? Одни вопросы. Как и должно быть после прочтения хорошей глубокой книги.

Показательно, что такие люди конца ΧΙΧ и начала ΧΧ века, как Лев Николаевич Толстой («Воскресенье») и Александр Ивнанович Куприн, видят проблему одинаково: ни один из них не осуждает девушек, очутившихся в борделях. В их словах нет и тени сомнения, что виноват Мужчина, пусть каждый раз разный, с другим именем, но с одинаковой душой. И именно Мужчина есть то самое «общество», сильный пол, толкающий Женщину на такой путь, своей похотью увеличивая спрос на интимные услуги (как упоминает и сам Куприн: спрос рождает предложение). Хотя у Александра Ивановича в «Яме» есть сцена, где девушки-студентки тоже показаны в нелицеприглядном виде: пусть они не являются прямыми виновницами падения проституток, но косвенно их вина тоже присутствует, заключающаяся в их неготовности дать второй шанс тем Любкам, которые хотят вернуться к обычной жизни. Студентки только ищут повод, чтобы сморщить носик и сказать презрительное «фи», «убедившись», что таким среди них не место. И будьте уверены, всегда найдут. А значит Женщина тоже часть того самого общества. И еще неизвестно, кто более безжалостен к обитательницам Домов Терпимости: женщины или мужчины.

Сказать, что Куприн поразил, завоевав самый высокий балл, все равно, что ничего не сказать. Есть в его прозе что-то пленительное, соединяющее романтичного Бунина и реалистичного Толстого. Здесь кипят страсти, но есть место холодной рассудительности, философским измышлениям и пророчествам о будущем. Такой разный, такой восхитительный, такой российский – Александр Иванович Куприн.

А вот я вам скажу, что меня, когда мне было десять с половиной лет,
моя собственная мать продала в городе Житомире доктору Тарабукину. Я
целовала его руки, умоляла пощадить меня, я кричала ему: «Я маленькая!»
А он мне отвечал: «Ничего, ничего: подрастешь»

Эту книгу сложно назвать цельным произведением с единым, чётко выстроенным, сюжетом. Это скорее набор зарисовок, эпизодов, отдельных историй, посвящённых жизни обитательниц публичного дома на рубеже XIX и XX веков. Истории эти почти полностью лишены всякого романтизма. Куприн показывает нам жизнь продажных женщин без прикрас, во всей её чудовищной «простоте».

Композиционно повесть состоит из трёх частей. В первой автор рассказывает нам об особом районе города, под названием Ямки, где в одном из многочисленных публичных заведений и живут наши главные героини, девушки разного возраста, характера и уровня воспитания, но с одинаковой судьбой. Совращённые в юности или проданные близкими родственниками в притон, теперь они вынуждены торговать своим телом. Их жизнь незавидна, их удел — общественное порицание и презрение. Но сами они мало стыдятся своей профессии, считая её хоть и грязной, но честной.

«Неужели вы и вправду думаете, баронесса, что мы хуже так называемых порядочных женщин? Ко мне приходит человек, платит мне два рубля за визит или пять рублей за ночь, и я этого ничуть не скрываю ни от кого в мире… А скажите, баронесса, неужели вы знаете хоть одну семейную, замужнюю даму, которая не отдавалась бы тайком либо ради страсти — молодому, либо ради денег — старику? Мне прекрасно известно, что пятьдесят процентов из вас состоят на содержании у любовников, а пятьдесят остальных, из тех, которые постарше, содержат молодых мальчишек. Мне известно также, что многие — ах, как многие! — из вас живут со своими отцами, братьями и даже сыновьями, но вы эти секреты прячете в какой-то потайной сундучок. И вот вся разница между нами. Мы — падшие, но мы не лжем и не притворяемся, а вы все падаете и при этом лжете. Подумайте теперь сами — в чью пользу эта разница?»

Вторую часть повести я бы назвал неким посвящением Достоевскому и его «Преступлению и наказанию». Не зря в ней несколько раз упоминается Сонечка Мармеладова. Подобно Раскольникову, совершившему убийство, а потом, на протяжении всей книги, раскаивавшемуся в этом, герой Куприна, студент Лихонин, так же совершает «преступление», за которое ему долго приходится расплачиваться. В своём высокомерии и заносчивости он решает, что может изменить судьбу проститутки, забрав её из публичного дома и перевоспитав в особу из высшего общества. Но не обладая ни умом, ни высокими моральными качествами, а лишь глупым тщеславием и юношеским максимализмом, он естественно не справляется с этой задачей. Ему очень быстро надоедает его новая «игрушка», но и признаться в этом перед собой и перед девушкой ему тоже не хватает смелости. Не наивная Любка, вынужденная торговать телом, чтобы не умереть с голоду, выступает здесь отрицательным и комичным персонажем, а вся эта студенческая братия, так называемая элита общества и интеллигенция, взявшая её на поруки и пытающаяся ставить социальные эксперименты, но на деле оказавшаяся отвратительной и гадкой в своих помыслах и желаниях. К ним же можно отнести и фигуру актрисы Ровинской, которая из чистого любопытства приезжает в публичный дом, чтобы, как в зоопарке, взглянуть на его обитательниц:

«Ей уже рисовалась роль заступницы, прекрасная фигура гения, милостивого к падшей женщине. Это оригинально, экстравагантно и в то же время так театрально-трогательно!»

Пустая внутри, эта кукла в человеческом образе, с отвращением взирает на окружающую её обстановку. Но с таким же отвращением я, как читатель, отнёсся и к ней, вместе со всем её фальшивым окружением.

И наконец последняя часть повести рассказывает нам о проститутке Женьке, заразившейся сифилисом, и теперь в злобе и отчаянии заражающей всех своих клиентов.

«Но этих двуногих подлецов я нарочно заражаю и заражаю каждый вечер человек по десяти, по пятнадцати. Пускай они гниют, пускай переносят сифилис на своих жен, любовниц, матерей, да, да, и на матерей, и на отцов, и на гувернанток, и даже хоть на прабабушек. Пускай они пропадут все, честные подлецы»

«А мне это решительно все равно, — упрямо возразила Женька, — умный или глупый, честный или нечестный, старый или молодой, — я их всех возненавидела! Потому что, — погляди на меня, — что я такое? Какая-то всемирная плевательница, помойная яма, отхожее место. Подумай, Платонов, ведь тысячи, тысячи человек брали меня, хватали, хрюкали, сопели надо мной, и всех тех, которые были, и тех, которые могли бы еще быть на моей постели, — ах! как ненавижу я их всех! Если бы могла, я осудила бы их на пытку огнем и железом!..
…
я — публичная девка! Понимаете ли вы, Сергей Иванович, какое это ужасное слово? Пу-бли-чная!.. Это значит ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто — публичная! И никому ни разу в голову не пришло подойти ко мне и подумать: а ведь это тоже человек, у него сердце и мозг, он о чем-то думает, что-то чувствует, ведь он сделан не из дерева и набит не соломой, трухой или мочалкой! И все-таки это чувствую только я. Я, может быть, одна из всех, которая чувствует ужас своего положения, эту черную, вонючую, грязную яму. Но ведь все девушки, с которыми я встречалась и с которыми вот теперь живу, — поймите, Платонов, поймите меня! — ведь они ничего не сознают!.. Говорящие, ходящие куски мяса! И это еще хуже, чем моя злоба!.»

Описывая такую страшную «социальную язву», как проституция, Куприн совершенно не осуждает несчастных девушек. Они у него живые и яркие, в отличии от клиентов публичных домов — фальшивых лицемеров. Относясь к проституткам с пренебрежением, отвращением, а иногда и жалостью и осуждая их образ жизни, они как раз таки и создают спрос на эту профессию, запускают жестокий, неумолимый механизм, обрекающий женщин на столь тяжкую судьбу. Повесть заставляет нас переосмыслить многие вещи, призывает не судить человека за его деятельность, зрить в корень проблемы, разобраться в первую очередь со своим внутренним миром, а уж потом воспитывать других.

Если вам кто-нибудь скажет, что классика - это скучно, тресните его по лбу весомым (томиком Куприна) аргументом, я разрешаю. С пафосом и уверенностью ковбоя на перестрелке, скажите «так может говорить только человек, который никогда не читал “Яму”». И ведите его в салун на серьезный разговор про русскую литературу.

Скажите ему, что Куприн в 1909 году написал роман о жизни проституток без купюр: с прайслистом, с подробным описанием их быта, с клиентами, которые вместе с трусами снимали маски благочестивых мужей и отцов, за что, разумеется, был заклеймен “приличным” обществом, как автор “грязных пасквилей на мужчин”.

Скажите, что он не ограничился публичными домами одной улицы, где хозяйка борделя пьет чай с баранками вместе с городовым и подсовывает ему взятки, а вышел, так сказать, на федеральный уровень и рассказал о трудностях жизни опытных сутенеров и тонкостях секс-торговли, в том числе, о брачных аферистах, которые женились с единственной целью - продать жену в притон.

Скажите, что образование в то время не особо спасало. Да, можно было устроиться гувернанткой, терпеть липкие руки хозяина (и издевательства его ревнивой жены, которая делает вид, что ничего не замечает, но, конечно, всё прекрасно знает): тот же клиент по сути, но за жалованье в три раза ниже.

Скажите, что Куприн долго собирал материал для своего откровенного романа, а неудобную правду никто не любит. Его записали в порнографы, а Лев Толстой написал: «Я знаю, что он как будто обличает. Но сам-то он, описывая это, наслаждается. И этого от человека с художественным чутьем скрыть нельзя». У меня, должно быть, это чутье полностью отсутствует, потому что ничего кроме сочувствия и, представьте себе, уважения к несчастным женщинам, я в романе не увидела. А вот в романах Льва Николаевича уважения к своим героиням, уж простите, воробей капнул.

Скажите, что это эталон настоящей феминистской литературы, какой она и должна быть - прямолинейной и честной, а не все эти выдуманные антиутопии, написанные, чтобы покрасоваться в литературной художественной гимнастике. Ужасов и в реальной жизни достаточно, просто не у всех хватает смелости говорить о них в глаза. У Куприна хватило.

А вот я вам скажу, что меня, когда мне было десять с половиной лет,
моя собственная мать продала в городе Житомире доктору Тарабукину. Я
целовала его руки, умоляла пощадить меня, я кричала ему: «Я маленькая!»
А он мне отвечал: «Ничего, ничего: подрастешь»

Эту книгу сложно назвать цельным произведением с единым, чётко выстроенным, сюжетом. Это скорее набор зарисовок, эпизодов, отдельных историй, посвящённых жизни обитательниц публичного дома на рубеже XIX и XX веков. Истории эти почти полностью лишены всякого романтизма. Куприн показывает нам жизнь продажных женщин без прикрас, во всей её чудовищной «простоте».

Композиционно повесть состоит из трёх частей. В первой автор рассказывает нам об особом районе города, под названием Ямки, где в одном из многочисленных публичных заведений и живут наши главные героини, девушки разного возраста, характера и уровня воспитания, но с одинаковой судьбой. Совращённые в юности или проданные близкими родственниками в притон, теперь они вынуждены торговать своим телом. Их жизнь незавидна, их удел — общественное порицание и презрение. Но сами они мало стыдятся своей профессии, считая её хоть и грязной, но честной.

«Неужели вы и вправду думаете, баронесса, что мы хуже так называемых порядочных женщин? Ко мне приходит человек, платит мне два рубля за визит или пять рублей за ночь, и я этого ничуть не скрываю ни от кого в мире… А скажите, баронесса, неужели вы знаете хоть одну семейную, замужнюю даму, которая не отдавалась бы тайком либо ради страсти — молодому, либо ради денег — старику? Мне прекрасно известно, что пятьдесят процентов из вас состоят на содержании у любовников, а пятьдесят остальных, из тех, которые постарше, содержат молодых мальчишек. Мне известно также, что многие — ах, как многие! — из вас живут со своими отцами, братьями и даже сыновьями, но вы эти секреты прячете в какой-то потайной сундучок. И вот вся разница между нами. Мы — падшие, но мы не лжем и не притворяемся, а вы все падаете и при этом лжете. Подумайте теперь сами — в чью пользу эта разница?»

Вторую часть повести я бы назвал неким посвящением Достоевскому и его «Преступлению и наказанию». Не зря в ней несколько раз упоминается Сонечка Мармеладова. Подобно Раскольникову, совершившему убийство, а потом, на протяжении всей книги, раскаивавшемуся в этом, герой Куприна, студент Лихонин, так же совершает «преступление», за которое ему долго приходится расплачиваться. В своём высокомерии и заносчивости он решает, что может изменить судьбу проститутки, забрав её из публичного дома и перевоспитав в особу из высшего общества. Но не обладая ни умом, ни высокими моральными качествами, а лишь глупым тщеславием и юношеским максимализмом, он естественно не справляется с этой задачей. Ему очень быстро надоедает его новая «игрушка», но и признаться в этом перед собой и перед девушкой ему тоже не хватает смелости. Не наивная Любка, вынужденная торговать телом, чтобы не умереть с голоду, выступает здесь отрицательным и комичным персонажем, а вся эта студенческая братия, так называемая элита общества и интеллигенция, взявшая её на поруки и пытающаяся ставить социальные эксперименты, но на деле оказавшаяся отвратительной и гадкой в своих помыслах и желаниях. К ним же можно отнести и фигуру актрисы Ровинской, которая из чистого любопытства приезжает в публичный дом, чтобы, как в зоопарке, взглянуть на его обитательниц:

«Ей уже рисовалась роль заступницы, прекрасная фигура гения, милостивого к падшей женщине. Это оригинально, экстравагантно и в то же время так театрально-трогательно!»

Пустая внутри, эта кукла в человеческом образе, с отвращением взирает на окружающую её обстановку. Но с таким же отвращением я, как читатель, отнёсся и к ней, вместе со всем её фальшивым окружением.

И наконец последняя часть повести рассказывает нам о проститутке Женьке, заразившейся сифилисом, и теперь в злобе и отчаянии заражающей всех своих клиентов.

«Но этих двуногих подлецов я нарочно заражаю и заражаю каждый вечер человек по десяти, по пятнадцати. Пускай они гниют, пускай переносят сифилис на своих жен, любовниц, матерей, да, да, и на матерей, и на отцов, и на гувернанток, и даже хоть на прабабушек. Пускай они пропадут все, честные подлецы»

«А мне это решительно все равно, — упрямо возразила Женька, — умный или глупый, честный или нечестный, старый или молодой, — я их всех возненавидела! Потому что, — погляди на меня, — что я такое? Какая-то всемирная плевательница, помойная яма, отхожее место. Подумай, Платонов, ведь тысячи, тысячи человек брали меня, хватали, хрюкали, сопели надо мной, и всех тех, которые были, и тех, которые могли бы еще быть на моей постели, — ах! как ненавижу я их всех! Если бы могла, я осудила бы их на пытку огнем и железом!..
…
я — публичная девка! Понимаете ли вы, Сергей Иванович, какое это ужасное слово? Пу-бли-чная!.. Это значит ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто — публичная! И никому ни разу в голову не пришло подойти ко мне и подумать: а ведь это тоже человек, у него сердце и мозг, он о чем-то думает, что-то чувствует, ведь он сделан не из дерева и набит не соломой, трухой или мочалкой! И все-таки это чувствую только я. Я, может быть, одна из всех, которая чувствует ужас своего положения, эту черную, вонючую, грязную яму. Но ведь все девушки, с которыми я встречалась и с которыми вот теперь живу, — поймите, Платонов, поймите меня! — ведь они ничего не сознают!.. Говорящие, ходящие куски мяса! И это еще хуже, чем моя злоба!.»

Описывая такую страшную «социальную язву», как проституция, Куприн совершенно не осуждает несчастных девушек. Они у него живые и яркие, в отличии от клиентов публичных домов — фальшивых лицемеров. Относясь к проституткам с пренебрежением, отвращением, а иногда и жалостью и осуждая их образ жизни, они как раз таки и создают спрос на эту профессию, запускают жестокий, неумолимый механизм, обрекающий женщин на столь тяжкую судьбу. Повесть заставляет нас переосмыслить многие вещи, призывает не судить человека за его деятельность, зрить в корень проблемы, разобраться в первую очередь со своим внутренним миром, а уж потом воспитывать других.

А вот я вам скажу, что меня, когда мне было десять с половиной лет,
моя собственная мать продала в городе Житомире доктору Тарабукину. Я
целовала его руки, умоляла пощадить меня, я кричала ему: «Я маленькая!»
А он мне отвечал: «Ничего, ничего: подрастешь»

Эту книгу сложно назвать цельным произведением с единым, чётко выстроенным, сюжетом. Это скорее набор зарисовок, эпизодов, отдельных историй, посвящённых жизни обитательниц публичного дома на рубеже XIX и XX веков. Истории эти почти полностью лишены всякого романтизма. Куприн показывает нам жизнь продажных женщин без прикрас, во всей её чудовищной «простоте».

Композиционно повесть состоит из трёх частей. В первой автор рассказывает нам об особом районе города, под названием Ямки, где в одном из многочисленных публичных заведений и живут наши главные героини, девушки разного возраста, характера и уровня воспитания, но с одинаковой судьбой. Совращённые в юности или проданные близкими родственниками в притон, теперь они вынуждены торговать своим телом. Их жизнь незавидна, их удел — общественное порицание и презрение. Но сами они мало стыдятся своей профессии, считая её хоть и грязной, но честной.

«Неужели вы и вправду думаете, баронесса, что мы хуже так называемых порядочных женщин? Ко мне приходит человек, платит мне два рубля за визит или пять рублей за ночь, и я этого ничуть не скрываю ни от кого в мире… А скажите, баронесса, неужели вы знаете хоть одну семейную, замужнюю даму, которая не отдавалась бы тайком либо ради страсти — молодому, либо ради денег — старику? Мне прекрасно известно, что пятьдесят процентов из вас состоят на содержании у любовников, а пятьдесят остальных, из тех, которые постарше, содержат молодых мальчишек. Мне известно также, что многие — ах, как многие! — из вас живут со своими отцами, братьями и даже сыновьями, но вы эти секреты прячете в какой-то потайной сундучок. И вот вся разница между нами. Мы — падшие, но мы не лжем и не притворяемся, а вы все падаете и при этом лжете. Подумайте теперь сами — в чью пользу эта разница?»

Вторую часть повести я бы назвал неким посвящением Достоевскому и его «Преступлению и наказанию». Не зря в ней несколько раз упоминается Сонечка Мармеладова. Подобно Раскольникову, совершившему убийство, а потом, на протяжении всей книги, раскаивавшемуся в этом, герой Куприна, студент Лихонин, так же совершает «преступление», за которое ему долго приходится расплачиваться. В своём высокомерии и заносчивости он решает, что может изменить судьбу проститутки, забрав её из публичного дома и перевоспитав в особу из высшего общества. Но не обладая ни умом, ни высокими моральными качествами, а лишь глупым тщеславием и юношеским максимализмом, он естественно не справляется с этой задачей. Ему очень быстро надоедает его новая «игрушка», но и признаться в этом перед собой и перед девушкой ему тоже не хватает смелости. Не наивная Любка, вынужденная торговать телом, чтобы не умереть с голоду, выступает здесь отрицательным и комичным персонажем, а вся эта студенческая братия, так называемая элита общества и интеллигенция, взявшая её на поруки и пытающаяся ставить социальные эксперименты, но на деле оказавшаяся отвратительной и гадкой в своих помыслах и желаниях. К ним же можно отнести и фигуру актрисы Ровинской, которая из чистого любопытства приезжает в публичный дом, чтобы, как в зоопарке, взглянуть на его обитательниц:

«Ей уже рисовалась роль заступницы, прекрасная фигура гения, милостивого к падшей женщине. Это оригинально, экстравагантно и в то же время так театрально-трогательно!»

Пустая внутри, эта кукла в человеческом образе, с отвращением взирает на окружающую её обстановку. Но с таким же отвращением я, как читатель, отнёсся и к ней, вместе со всем её фальшивым окружением.

И наконец последняя часть повести рассказывает нам о проститутке Женьке, заразившейся сифилисом, и теперь в злобе и отчаянии заражающей всех своих клиентов.

«Но этих двуногих подлецов я нарочно заражаю и заражаю каждый вечер человек по десяти, по пятнадцати. Пускай они гниют, пускай переносят сифилис на своих жен, любовниц, матерей, да, да, и на матерей, и на отцов, и на гувернанток, и даже хоть на прабабушек. Пускай они пропадут все, честные подлецы»

«А мне это решительно все равно, — упрямо возразила Женька, — умный или глупый, честный или нечестный, старый или молодой, — я их всех возненавидела! Потому что, — погляди на меня, — что я такое? Какая-то всемирная плевательница, помойная яма, отхожее место. Подумай, Платонов, ведь тысячи, тысячи человек брали меня, хватали, хрюкали, сопели надо мной, и всех тех, которые были, и тех, которые могли бы еще быть на моей постели, — ах! как ненавижу я их всех! Если бы могла, я осудила бы их на пытку огнем и железом!..
…
я — публичная девка! Понимаете ли вы, Сергей Иванович, какое это ужасное слово? Пу-бли-чная!.. Это значит ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто — публичная! И никому ни разу в голову не пришло подойти ко мне и подумать: а ведь это тоже человек, у него сердце и мозг, он о чем-то думает, что-то чувствует, ведь он сделан не из дерева и набит не соломой, трухой или мочалкой! И все-таки это чувствую только я. Я, может быть, одна из всех, которая чувствует ужас своего положения, эту черную, вонючую, грязную яму. Но ведь все девушки, с которыми я встречалась и с которыми вот теперь живу, — поймите, Платонов, поймите меня! — ведь они ничего не сознают!.. Говорящие, ходящие куски мяса! И это еще хуже, чем моя злоба!.»

Описывая такую страшную «социальную язву», как проституция, Куприн совершенно не осуждает несчастных девушек. Они у него живые и яркие, в отличии от клиентов публичных домов — фальшивых лицемеров. Относясь к проституткам с пренебрежением, отвращением, а иногда и жалостью и осуждая их образ жизни, они как раз таки и создают спрос на эту профессию, запускают жестокий, неумолимый механизм, обрекающий женщин на столь тяжкую судьбу. Повесть заставляет нас переосмыслить многие вещи, призывает не судить человека за его деятельность, зрить в корень проблемы, разобраться в первую очередь со своим внутренним миром, а уж потом воспитывать других.

А вот я вам скажу, что меня, когда мне было десять с половиной лет,
моя собственная мать продала в городе Житомире доктору Тарабукину. Я
целовала его руки, умоляла пощадить меня, я кричала ему: «Я маленькая!»
А он мне отвечал: «Ничего, ничего: подрастешь»

Эту книгу сложно назвать цельным произведением с единым, чётко выстроенным, сюжетом. Это скорее набор зарисовок, эпизодов, отдельных историй, посвящённых жизни обитательниц публичного дома на рубеже XIX и XX веков. Истории эти почти полностью лишены всякого романтизма. Куприн показывает нам жизнь продажных женщин без прикрас, во всей её чудовищной «простоте».

Композиционно повесть состоит из трёх частей. В первой автор рассказывает нам об особом районе города, под названием Ямки, где в одном из многочисленных публичных заведений и живут наши главные героини, девушки разного возраста, характера и уровня воспитания, но с одинаковой судьбой. Совращённые в юности или проданные близкими родственниками в притон, теперь они вынуждены торговать своим телом. Их жизнь незавидна, их удел — общественное порицание и презрение. Но сами они мало стыдятся своей профессии, считая её хоть и грязной, но честной.

«Неужели вы и вправду думаете, баронесса, что мы хуже так называемых порядочных женщин? Ко мне приходит человек, платит мне два рубля за визит или пять рублей за ночь, и я этого ничуть не скрываю ни от кого в мире… А скажите, баронесса, неужели вы знаете хоть одну семейную, замужнюю даму, которая не отдавалась бы тайком либо ради страсти — молодому, либо ради денег — старику? Мне прекрасно известно, что пятьдесят процентов из вас состоят на содержании у любовников, а пятьдесят остальных, из тех, которые постарше, содержат молодых мальчишек. Мне известно также, что многие — ах, как многие! — из вас живут со своими отцами, братьями и даже сыновьями, но вы эти секреты прячете в какой-то потайной сундучок. И вот вся разница между нами. Мы — падшие, но мы не лжем и не притворяемся, а вы все падаете и при этом лжете. Подумайте теперь сами — в чью пользу эта разница?»

Вторую часть повести я бы назвал неким посвящением Достоевскому и его «Преступлению и наказанию». Не зря в ней несколько раз упоминается Сонечка Мармеладова. Подобно Раскольникову, совершившему убийство, а потом, на протяжении всей книги, раскаивавшемуся в этом, герой Куприна, студент Лихонин, так же совершает «преступление», за которое ему долго приходится расплачиваться. В своём высокомерии и заносчивости он решает, что может изменить судьбу проститутки, забрав её из публичного дома и перевоспитав в особу из высшего общества. Но не обладая ни умом, ни высокими моральными качествами, а лишь глупым тщеславием и юношеским максимализмом, он естественно не справляется с этой задачей. Ему очень быстро надоедает его новая «игрушка», но и признаться в этом перед собой и перед девушкой ему тоже не хватает смелости. Не наивная Любка, вынужденная торговать телом, чтобы не умереть с голоду, выступает здесь отрицательным и комичным персонажем, а вся эта студенческая братия, так называемая элита общества и интеллигенция, взявшая её на поруки и пытающаяся ставить социальные эксперименты, но на деле оказавшаяся отвратительной и гадкой в своих помыслах и желаниях. К ним же можно отнести и фигуру актрисы Ровинской, которая из чистого любопытства приезжает в публичный дом, чтобы, как в зоопарке, взглянуть на его обитательниц:

«Ей уже рисовалась роль заступницы, прекрасная фигура гения, милостивого к падшей женщине. Это оригинально, экстравагантно и в то же время так театрально-трогательно!»

Пустая внутри, эта кукла в человеческом образе, с отвращением взирает на окружающую её обстановку. Но с таким же отвращением я, как читатель, отнёсся и к ней, вместе со всем её фальшивым окружением.

И наконец последняя часть повести рассказывает нам о проститутке Женьке, заразившейся сифилисом, и теперь в злобе и отчаянии заражающей всех своих клиентов.

«Но этих двуногих подлецов я нарочно заражаю и заражаю каждый вечер человек по десяти, по пятнадцати. Пускай они гниют, пускай переносят сифилис на своих жен, любовниц, матерей, да, да, и на матерей, и на отцов, и на гувернанток, и даже хоть на прабабушек. Пускай они пропадут все, честные подлецы»

«А мне это решительно все равно, — упрямо возразила Женька, — умный или глупый, честный или нечестный, старый или молодой, — я их всех возненавидела! Потому что, — погляди на меня, — что я такое? Какая-то всемирная плевательница, помойная яма, отхожее место. Подумай, Платонов, ведь тысячи, тысячи человек брали меня, хватали, хрюкали, сопели надо мной, и всех тех, которые были, и тех, которые могли бы еще быть на моей постели, — ах! как ненавижу я их всех! Если бы могла, я осудила бы их на пытку огнем и железом!..
…
я — публичная девка! Понимаете ли вы, Сергей Иванович, какое это ужасное слово? Пу-бли-чная!.. Это значит ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто — публичная! И никому ни разу в голову не пришло подойти ко мне и подумать: а ведь это тоже человек, у него сердце и мозг, он о чем-то думает, что-то чувствует, ведь он сделан не из дерева и набит не соломой, трухой или мочалкой! И все-таки это чувствую только я. Я, может быть, одна из всех, которая чувствует ужас своего положения, эту черную, вонючую, грязную яму. Но ведь все девушки, с которыми я встречалась и с которыми вот теперь живу, — поймите, Платонов, поймите меня! — ведь они ничего не сознают!.. Говорящие, ходящие куски мяса! И это еще хуже, чем моя злоба!.»

Описывая такую страшную «социальную язву», как проституция, Куприн совершенно не осуждает несчастных девушек. Они у него живые и яркие, в отличии от клиентов публичных домов — фальшивых лицемеров. Относясь к проституткам с пренебрежением, отвращением, а иногда и жалостью и осуждая их образ жизни, они как раз таки и создают спрос на эту профессию, запускают жестокий, неумолимый механизм, обрекающий женщин на столь тяжкую судьбу. Повесть заставляет нас переосмыслить многие вещи, призывает не судить человека за его деятельность, зрить в корень проблемы, разобраться в первую очередь со своим внутренним миром, а уж потом воспитывать других.

Жуткая легенда, поднимающая вопрос о смысле жизни. Суть проста, в древнем социуме, существовавшем где-то в дебрях Индостана, царит культ богини Смерти. Считалось, что она безумно красива и бессмертна, жрецы тайно выбирали на эту роль самую красивую девочку страны, но это держалось в страшной тайне. Раз в год для вечно живой богини выбирали самого сильного и великолепного юношу, который на 12 часов становился её мужем. Утром, после ночи любви, "счастливчика" сжигали на костре, тот кто однажды видел богиню, должен умереть.

Юноша по имени Аль-Исса посвятил себя главной мечте - стать достойным богини Смерти, добиться права называться её мужем, пусть это будет одна ночь, но он познает великое блаженство, неведомое для большинства смертных, после такого безмерного счастья не жаль и умереть, ведь все равно, ничего более величественного и прекрасного в жизни уже не будет.

Аль-Исса вел поистине героический образ жизни, он отказывал себе во всех удовольствиях и радостях, обходил стороной девушек и компании, потому что знал, ничто из земных удовольствий не стоит тех радостей, что может подарить богиня Смерти.

И он дождался своего, его признали самым достойным и наступила главная ночь, к которой молодой человек стремился всю жизнь. Вошла вожделенная богиня...

Аль-Исса кинулся к ней, дрожащими руками распахнул легкую ткань, закрывавшую лицо, и окаменел от ужаса и изумления...
Перед ним стояла дряхлая старуха, сморщенная, беззубая, со слезящимися глазами и потухшим взором.

Это легенда не только о юноше, жившем в древние времена. Это рассказ о цене мечты, о том, что часто вожделенная цель, на достижение которой люди кладут свои жизни, оказывается совсем не тем, чем она представлялась. Воображение рисует увлекательные картины невероятного счастья и удовлетворения, но часто, добившись поставленной цели, человек либо не находит тех прелестей, на которые рассчитывал, либо путь к ней выхолащивает душу и истязает тело до такой степени, что просто не остается сил на то, чтобы ощутить себя победителем.

Есть такой афоризм: "бойтесь своих желаний, они могут исполняться". Это тоже один из аспектов обсуждаемой проблемы. С одной стороны желание может исполниться так, как это случилось с Аль-Иссой, а может и более счастливо, но реализовавшись, полностью опустошить своего хозяина. Поэтому - вывод: желания нужно выбирать такие, чтобы стремиться к ним всю жизнь, но чтобы они все время оставались недоступными, как линия горизонта. Но и это не выход, ближе к старости придется признать самообман, и это снова будет больно.

И уже не мечта предстанет бессильной старухой со слезящимися глазами, а ты сам окажешься таким. И тогда твоей мечтой может стать стремление вернуться на покинутую Родину, чтобы быть погребенным в родной земли, что и случилось с самим Куприным...

Решила продолжить читать произведения А. Куприна. Дальше у меня по плану «Яма», еще с прошлого года хочу перечитать. Если прикинуть, то я не читала русскую литературу достаточно давно, не считая Достоевского, Толстого и Распутина, не современную, а ту далекую, немного чуждую и прекрасную. Меня поражает, как русские классики умели обходиться с языком, мастерски, по лезвию ножа, не доходя до избытка, но и не опускаясь в пресность и скукоту.

Повествование не должно быть сухим и простым до невозможности, оно должно завораживать, дарить трепет в душе и радовать слух. Немного хочется развести полемики на этот счет, но иначе не могу. Ибо наслаждалась прекрасным слогом Куприна. Хочется хоть на самую малость приблизиться к такой манере изложения.

«Олеся» - одна из знаковых работ русского классика. Сюжет в ней тривиальный, особенно для избалованного читателя. Молодой барин приезжает по долгу службы в небольшое селение, где знакомится с деревенской девушкой, а еще лучше сказать, с лесной феей. А дальше все по сценарию. Они влюбляются, но им не суждено жить долго и счастливо. В повесть Куприн добавляет немного мистики, но при этом описывает житейский быт и истории обычных деревенских семей.

С одной стороны, повесть можно рассматривать как историю Золушки, но без радостного: «и жили они долго и счастливо». Когда люди не в состоянии принять то, что не могут объяснить. Скудность восприятия и образования, а может обычного житейского опыта. Приводит к очень и очень печальным событиям. О жестокости толпы, непринятии ближнего. С другой стороны, автор описывает якобы набожных людей, которые не могли принять того, что бабка и внучка не посещали церковь, не жили так, как жила община. О том как хождение в церковь не делает человека достойным Бога. Ибо две женщины оказались намного чище и человечней, чем те, кто считал себя таковыми.

И снова у меня возникает желание изучить вопрос поведении массы, когда люди не своими мозгами руководствуются и размышляют, а идут в ногу со «стадом». Кроме того, в повести автор затрагивает двойные стандарты, которые видимо никак не выдворить из человеческого общества. Подстраиваем ситуации так, чтобы было выгодно в нужный момент времени, совсем неважно то, как думали до этого.

В тексте есть отсылка к басне Крылова - «Кот и повар», в которой главная мораль была такова - в тех обстоятельствах, когда можно и нужно применить силу, не стоит растрачивать время на пустую болтовню. А сею мораль можно отнести, как к Олесе, так и к Ивану Тимофеевичу. Олесе нужно было проявить мужество и сдержанно покинуть место заварушки, а Ивану Тимофеевичу не покидать ее в последний момент.

Емкая, глубокая и прекрасная повесть А. Куприна. Мне очень понравилась, писатель снова подарил пищу для размышления, а чего большего можно просить?