Цитаты из книги «Сорока-воровка»

она семья, – а в драме нужны лица

занятие это несовместно с целомудренною скромностию славянской жены: она любит молчать.

видя это отношение женского образования у нас к мужскому, я и удивляюсь, что нет актрис.

двадцати лет не принадлежит себе, он занят делом: военный – ученьями, статский – протоколами, выписками

недостаток уважения к женщине.

Но есть же и общечеловеческие страсти?– И да и нет. Отелло был ревнив по-африкански и задушил невинную Дездемону, потом зарезался, называя себя «собакой». А у меня был приятель, сосед по имению, тоже преревнивый; он перехватил раз письмо, писанное к его жене и притом очень недвусмысленное; в припадке ярости он употребил отеческую исправительную меру, приобщил к ней всю девичью, отдал в солдаты лакея – и помирился с женой. Ревность – одна страсть, но похожа ли она в бешеном мавре и в нравоучительном приятеле? До некоторой степени можно натянуть себя на пониманье чуждого положения и чуждой страсти, но для художественной игры этого мало. Поверьте, так как поэт всюду вносит свою личность, и чем вернее он себе, чем откровеннее, тем выше его лиризм, тем сильнее он потрясает ваше сердце; то же с актером: чему он не сочувствует, того он не выразит или выразит учено, холодно; вы не забывайте, он все же себя вводит в лицо, созданное поэтом.– О чем это вы так горячо проповедуете? – спросил, входя в комнату, один известный

величавые и мрачные, гордые и самобытные шекспировские лица, окружающие его Иоанна, Ричарда, Генрихов, – лица совершенно английские? Они для него так же странны, как человек, который бы нюхал глазами и ушами пел бы песни. Фальстафа он представит скорее, потому что в Фальстафе есть черты, которые мы можем видеть во всяком доме, во всяком уездном городе…

все оттого, что сыграли роман в полтора часа, роман с завязкой и развязкой

А до какой степени все это вместе должно разбить, уничтожить оскорблением нежное существо

добродетельными пороками и с злодейскими добродетелями