В 45 км к востоку от столицы Алжира расположен город Бумердес. В те годы Бумердес считался «русским городом». Щедротами советского правительства в нем был организован для обучения местных специалистов «Африканский центр нефтехимии и текстиля», где работало несколько сотен советских преподавателей. Так что услышать на улице русскую речь можно было едва ли не чаще, чем арабскую или французскую.
В какой-то компании мне встретился студент из Бумердеса, который очень хвалил этот город и предложил мне приехать в гости. Переночуешь-де у нас в общежитии, сходим на концерт – должна была выступать знаменитая арабская певица.
На поездку за пределы столицы мне вообще-то надо было получать разрешение у начальства университета. Но я решил съездить так. Всего же на один-два дня. Как ехать, мне объяснили – всего-то надо было сесть на поезд и выйти в Бумердесе. Там меня обещали встретить.
На вокзале я узнал, что билеты на поезд есть трех классов. Первый был не по карману, да и второй показался дороговат. Ехать вроде недалеко, и я взял билет третьего класса. Когда подошел поезд, я глазам не поверил. Я думал, такие поезда бывают только в фильмах о Диком Западе. Паровоз с высоченной трубой, из которой валил черный дым, обшарпанные вагоны. Правда, застекленные, но из-за грязи стекла были почти непрозрачными. А пассажиры! В мой вагон третьего класса набились какие-то феллахи7 с козами. И от феллахов, и от коз невыносимо воняло.
Поезд останавливался у каждого куста. Я боялся проехать и все время спрашивал: «Бумердес?» Наконец, мне сказали: «Бумердес» – и я кинулся к выходу. Пока ехали, стемнело. На платформе я стоял один. Светил одинокий фонарь. Из темноты раздался голос: «Искандер?» Слава Аллаху! Встречают, не обманули.
Бумердес оказался вполне современным и симпатичным городком. Действительно, на улицах разгуливали русские, целыми семьями с детьми. У певицы голос был потрясающий, но под конец я устал. Три часа арабской музыки – это много.
На следующий день я возвращался на поезде в Алжир. За мной увязался увязались мой знакомый и несколько его приятелей. Увидев, что я собираюсь покупать билет, они сказали, что поедут зайцами, а если придут контролеры, будут показывать им мой билет. Мне эта идея не понравилась, но протестовать было бессмысленно – они в своей стране. И контролеры пришли. Мои компаньоны начали играть с ними в кошки-мышки. Видимо, алгоритм был отточен практикой – контролерам так и не удалось поймать их за руку, в нужный момент билет оказывался у того, кого проверяли. Контролеры плюнули и ушли.
А я вернулся в общежитие, обогащенный опытом езды в третьем классе.
В университет мы записались вольнослушателями, поэтому экзамены сдавать могли по желанию, то есть могли вовсе не сдавать. Поскольку я на лекции ходил весьма нерегулярно, то просто побоялся завалиться на экзаменах и ничего сдавать не стал. Вова поступил так же, но он больше опасался за свой уровень французского (по иронии судьбы, впоследствии он стал синхронным переводчиком именно с этого языка). Честно говоря, я даже не столько боялся экзаменов, сколько поленился. Да и если бы я получил степень бакалавра, чем бы она мне помогла – рассуждал я в оправдание своей лени. Как же я потом об этом пожалел! Но кто же мог тогда знать, как оно все обернется…
Когда наступило время экзаменов, в университете нам стало делать нечего. Можно было бы и уехать из Алжира. Однако наш приятель Миша посоветовал нам попроситься на стажировку в посольство. Сам Миша как раз собирался в отпуск, я мог бы занять его место в консульском отделе, Вове бы нашлось место в экономическом. Дополнительных денег мы бы не получили, но набраться какого-никакого опыта работы было совсем не лишним. К тому же Миша предложил на это время переселиться в его квартиру недалеко от посольства. А нам уже осточертело жить в общежитии, тем более что летом в квартале Эль-Харраш изрядно пованивало.
И мы начали работать в посольстве. Спасибо, Миша! За два месяца я приобрел бесценный опыт, который не раз мне пригодился. Многочисленные инструкции, порядок оформления разных документов и главное – общение с людьми, которые приходили в консотдел со своими проблемами. Колония в Алжире была большая, и проблем было немало.
Консул, Иосиф Евгеньевич Колесников, дело свое знал. Уже в летах, он был очень подвижным и, с моей точки зрения, несколько излишне хлопотливым. Работали в консотделе жены дипломатов, молодые толковые женщины, которые мне терпеливо объясняли тонкости делопроизводства.
Несмотря на свой опыт, один раз на моей памяти консул чудовищно прокололся. Нам объявили, что с инспекцией приезжает заместитель начальника консульского управления. В те годы это был уровень почти небожителя. Все сотрудники получили указание навести идеальный порядок на рабочих местах. Указание было принято к исполнению, к визиту мы были готовы. Но высокого гостя забыли встретить в аэропорту! Он приехал на такси. На консула было жалко смотреть, он осунулся и почернел лицом. Ждали грандиозного разноса, но гость оказался человеком вменяемым и репрессий за разгильдяйство не последовало.
Отдельная категория посетителей консотдела – так называемые совгражданки. Это советские женщины, вышедшие замуж за алжирцев (чаще всего студентов, учившихся в СССР) и постоянно проживающие в Алжире. Консульские сотрудники их не любили. Ведь чуть что – те бегом в консотдел: «Помогите!» Ну а как должен консул разруливать, к примеру, семейный конфликт в алжирской семье? Для многих из них жизнь складывалась совсем не так, как они ожидали. Адаптироваться к местной культуре, вписаться в среду, стать своими для многочисленной родни удавалось не всем. И жалели этих женщин, и помогали, чем могли, а они жаловались начальству. Но были и вышедшие замуж более чем удачно.
Настало время заканчивать стажировку и уезжать. Однако на пути нашего отъезда оказалось неожиданное препятствие. После нашего прибытия университет оформил нам временные виды на жительство, на 3 месяца. Их надо было поменять на постоянный документ. Когда мы пришли в полицейский комиссариат Эль-Харраша, в выдаче вида на жительство нам отказали, а равным образом отказали и в продлении временного вида. Жалоба университетскому начальству не помогла. Нам объяснили, что у комиссара Эль-Харраша помутился рассудок, и он не продлевает документы иностранным студентам. Вообще никому.
– А как нам дальше жить? – спросили мы.
– А так и живите, – ответили нам.
– А если документы будут проверять?
– Да кто вас будет проверять? Идите!
Документы у нас за все время проживания в Алжире действительно ни разу не проверили. Но для отъезда надо было получить выездную визу. Выдавать ее нам в префектуре отказались, потому что у нас не было действительного вида на жительство.
– Но мы же хотим уехать из страны!
– Сначала идите продлевать вид на жительство. Без него визу выдать не можем.
– Но в комиссариате отказываются продлевать! Мы из Эль-Харраша.
– Ах, вы из Эль-Харраша… Да, там комиссар как-то не в себе… Ладно, платите 5 динар. Будет вам виза.
Почему комиссара не сняли или хотя бы не лечили?
И вот где-то за несколько дней до отъезда приглашает нас консул в свой кабинет и знакомит с двумя сотрудниками посольства, у которых к нам «есть дело». Уже через несколько минут у нас не осталось сомнений – это люди из КГБ, которые работают «под крышей» посольства.
– Ребята, у нас к вам дело, нужна ваша помощь, – начинает один.
– Вы можете отказаться, мы не станем на вас давить, но помощь очень нужна, – продолжает другой.
– Честно предупреждаем, есть риск, но в случае чего мы вас вытащим, – заверяет первый.
По лицу консула пробегает тень…
А помощь им была нужна в совершенно, честно говоря, противозаконной операции. Где-то за год до того на подлете к Москве разбился самолет, на котором летела большая алжирская делегация. Погибли все. Среди жертв катастрофы был один из директоров «Сонатрак», алжирской газовой и нефтяной компании, очень состоятельный человек. Жена – совгражданка. Интеллигентная, образованная дама. С мужем жили душа в душу. Двое детей, мальчик девяти и девочка шести лет.
Богатая вдова? Какие у нее проблемы? А проблема в том, что по местному законодательству, по крайней мере в данном случае, наследник – старший сын. Арабские родственники крадут и прячут ребенка, тем временем начиная процедуру установления над ним опеки. Мать, не будь дурой, бегом к консулу – помогите вернуться с детьми на Родину. Понятно, что с ней на Родину приедут и немалые деньги.
Как кагебэшники умудрились в свою очередь выкрасть мальчика и где они его прятали, я не знаю. Как-то сумели. Но нужно было еще вывезти детей и мать в Москву – а кто же их пропустит через границу, когда арабские родственники уже поставили на уши полицию и жандармерию. Тут-то и подвернулись мы с Вовой.
– Мы их впишем вам в паспорта, одному – мальчика, второму – девочку, – объясняли нам.
– Если спросят, скажете, везете детей к бабушке с согласия родителей, – втолковывал нам кагебэшник.
– Главное, идти спокойно, с уверенным видом, – инструктировал второй.
– Детям все объяснят, они будут слушаться, не беспокойтесь, – пообещали кагебэшники в заключение разговора.
Самолет должен был вылетать около полуночи. Детей нам должны были передать в аэропорту. Ближе к вечеру эти ушлые ребята пригласили нас во французский ресторанчик «Chez la mère Michelle». Мы в нем никогда не были, нам он был не по доходам. Мы просто накинулись на французские деликатесы, особенно из свинины – купить в Алжире ее было можно, но за бешеные деньги. Отвели душу. Запили красным вином. Ох, мамочка, зачем…
Нас привезли впритык к рейсу, чтобы меньше светиться в аэропорту. Вручив нам детей, кагебэшники растворились в толпе. Скорее всего, они не уехали, а наблюдали за нами, но мастерство не пропьешь – видно их не было. С детьми явно хорошо поработали – они вели себя идеально, спокойно сидели в ожидании посадки. Все бы хорошо… Только вдруг объявили о задержке рейса – к ночи упал густой туман, и рейс ушел на запасной аэродром в Тунис.
Эта ночь в аэропорту – одно из самых жутких моих воспоминаний. Нет, дети вели себя пристойно. Только мальчик начал было баловаться. У него был маленький чемоданчик с игрушками, он достал оттуда игрушечный пистолет и стал стрелять по сторонам. Пистолет не только выглядел вполне настоящим, но и стрелял пульками из какой-то фольги; при попадании это было больно. Вова пистолет отобрал и сунул в карман пиджака. Тем временем проявился эффект свинины с красным вином – мы начали все чаще бегать в туалет. К утру я приобрел несколько зеленоватый оттенок. Вова держался лучше. Однако, чем дольше откладывался рейс, тем больше мы нервничали – шанс на то, что нас засекут, увеличивался, а тут еще животы болели…
Так мы просидели почти 12 часов. Когда наконец объявили посадку, в голове у меня все как-то плыло… Пограничный контроль Вова с мальчиком прошли легко. Меня пограничник спросил, чей ребенок – я же не могу в мои 19 лет сказать, что девочка шести лет моя. Племянница, говорю, к бабушке везу. Пропустили. Ух… А дальше – таможенник. Говорит Вове – откройте чемоданчик. С игрушками. А Вова его запер на ключик, чтобы мальчик игрушки не рассыпал, а ключик в карман пиджака положил.
Вова лезет в карман пиджака и вынимает правой рукой пистолет, а левой пытается достать ключик. Таможенника я прошел первым и стоял к этой сцене спиной. Повернулся, услышав сдавленный крик. Вижу – таможенник схватился за ствол пистолета и тянет его на себя. Вова, искренне не понимая, в чем дело, пистолет не отдает, рядом стоящие граждане отшатываются к стенке – кровавая бойня в Мюнхене еще свежа в памяти. К счастью, сознание у Вовы прояснилось, и пистолет он выпустил. Таможенник понял, что это игрушка, сказал много разных слов по-арабски, и мы пошли дальше.
Ну а потом самолет, перелет, родное Шереметьево, счастливая бабушка встречает детей, нас тоже встречают, в общем, хэппи-энд.
Богатой вдове не сразу удалось выбраться из Алжира, но, вернувшись в Москву, она к нам заезжала поблагодарить. Только меня не было дома – я уже был в загранкомандировке. Все участники операции – кроме нас с Вовой – получили поощрения. Правда, консул нам прислал отличные характеристики. Без упоминания об операции, разумеется.
До сих пор не удосужился проверить – сколько бы лет нам впаяли за похищение детей? И за какое время нас бы «вытащили», как нам обещали?
О проекте
О подписке