Сзади я услышал стоны и мужские голоса. К карете кавалергарды принесли на руках двух своих раненых. Один был тяжелый – пуля угодила ему в живот. Тут ему даже моя Дашка ничем не могла помочь. Второй держался браво, хотя бандитская пуля отсекла ему два пальца на левой руке, и кровь обильно стекала на землю.

Дашка, закончив перебинтовывать лакея, с треском вскрыла очередной индпакет и, подойдя к раненному в руку кавалергарду, начала умело перебинтовывать ему кисть.

Раненный же в живот протяжно застонал, а потом вытянулся, словно по стойке «смирно». Глаза его остекленели, дыхание остановилось.

– Умер, – хмуро произнес поручик. – Царствие ему Небесное.

Он снял с головы треуголку, а потом, немного подумав, и парик. Им он, словно платком, вытер потное и грязное лицо.

– Господин поручик, – сказал я ему. – Раненым мы окажем помощь, мертвым же никто и ничто уже не поможет. Надо послать кого-нибудь порасторопней в Петербург, чтобы доложить о случившемся государю. Самое главное – ему следует сообщить, что императрица жива и невредима.

Поручик кивнул, снова напялил на голову серый от пыли парик и треуголку и направился к своим подчиненным. Вскоре раздался конский топот. Пригнувшись к гриве коня, один из кавалергардов помчался в сторону Царского Села.

Тем временем вернулся с обхода Сыч, подгоняя пинками две понурые личности в окровавленных одеждах со связанными руками.

– Значит так, Алексеич, – сказал он. – Мы имеем в наличии восемь «двухсотых» и троих «трехсотых». Скажу сразу – один из раненых скоро отправится в ад, где ему самое место. А вот эти двое засранцев вполне транспортабельны. Раны легкие, я бы на них даже перевязочный материал не стал тратить.

– Ты хоть узнал, кто они и откуда? – спросил я Сыча. – А то, не ровен час, они от страха загнутся.

– Как я понял, компашка, напавшая на нас, больше похожа на Ноев ковчег – каждой твари по паре. Эти два «храбреца» – поляки. Но среди гордых шляхтичей оказалось несколько французов, один итальянец и один англичанин. К сожалению, британца мы пристрелили, а макаронник успел слинять. В общем, надо пленных доставить в Кордегардию, где ими вдумчиво займутся наши «заплечных дел мастера».

– Так-то оно так, – кивнул я, – но нам все же следует дождаться подкрепления. Я попросил поручика отправить кавалергарда в Петербург. Думаю, что как только императору станет известно о нападении на кортеж его августейшей супруги, он тут же помчится ей на выручку.

– Хорошо, – кивнул Сыч. – А пока давай займемся проведением первоначальных следственных действий. Ты меня прикроешь в случае чего, а я пороюсь в карманах убиенных. Глядишь, и найдем нечто интересное и полезное, что позволит потом повязать всю их шайку-лейку…

8 (20) июня 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Василий Васильевич Патрикеев, журналист и историк

Не хотел бы я еще раз увидеть императора Павла во гневе. Зрелище не для слабонервных.

– Как! Рядом с моей столицей вооруженные злодеи напали на мою супругу и моих друзей! Это просто… – тут император задохнулся от возмущения, и лицо его побагровело. Мне показалось, что его может хватить удар, и я громко прокашлялся, отвлекая внимание Павла от стоявшего перед ним навытяжку бедняги Аракчеева.

– Извините, Василий Васильевич, – сказал он, справившись с приступом бешенства. – Я благодарен вашим людям, которые сумели дать отпор негодяям, посмевшим поднять руку на императрицу. Все те, кто вел себя достойно, будут мною награждены. Так им и передайте.

– Ваше величество, – я поймал благодарный взгляд Аракчеева и постарался переключить внимание царя на себя, – старший лейтенант Совиных захватил двух относительно целых злоумышленников и тщательно их допросил.

– И что они сказали? – Павел повернулся ко мне и, словно охотничья собака, сделал стойку. – Кем они оказались, и кто велел им напасть на императрицу и сопровождавших ее людей?

– Они долго не хотели ни в чем сознаваться. Пришлось применить к ним… Гм… Особые методы допроса, – я осторожно взглянул на самодержца, который недолюбливал эти самые «особые методы». Но Павел лишь слегка поморщился.

– В общем, выяснилось, что эти двое – поляки, участники мятежа Костюшко. Они были прощены вами, государь, но тем не менее не прекратили гадить России и русским где только можно. А вот кто их послал… Тут все гораздо сложнее. С их слов, они точно не знают, от кого именно поступил приказ напасть на кортеж императрицы. Главарь, который знал намного больше, чем они, был убит Сычом, простите, старшим лейтенантом Совиных.

– Что это за чин у вас такой – старший лейтенант?! – неожиданно снова взвился Павел. – Это что-то вроде поручика? Да такой молодец достоин более высокого чина! Передайте, что я поздравляю его капитаном гвардии. Это, как-никак, чин седьмого класса согласно Табели о рангах. Хотя нет, не надо… Я сам лично поздравлю вашего храбреца. Надо наградить и уважаемого господина Иванова. Да и дочка его, прекрасная амазонка, как я слышал, тоже отличилась, защищая мою супругу. Не знаю даже, как ее отметить. Ладно, что-нибудь придумаю… А вы, Василий Васильевич, продолжайте. Так что вам еще поведали эти мерзавцы?

– Из всего ими сказанного можно предположить, что нападение это – скорее частная инициатива одного из заговорщиков. Уж больно некстати для них оно произошло. Да и организовано оно было из рук вон плохо. Полагаю, что кто-то, не входивший в ближний круг заговорщиков, но достаточно авторитетный, чтобы найти исполнителей своего замысла, решил напасть на императорский кортеж. Цель – захват императрицы и «новых людей», появившихся в вашем окружении, то есть кого-то из нас. Герман считает, что это была инициатива англичан, которым не дает покоя поражение британского флота у Ревеля.

– Да, но зачем? – изумленно воскликнул Павел. – Ну, захватили, а дальше что? Неужели у них хватило бы наглости потребовать за них выкуп?

– От этих бандитов можно было ожидать чего угодно. Только, как я понял, интересовали организатора нападения в основном господин Иванов и его дочь. О присутствии Совиных они могли и не знать – решение отправить его вместе с Алексеем Алексеевичем и Дарьей было принято в последний момент. Знай они о нем, то, возможно, злодеи побоялись бы напасть на кортеж.

– Поляки говорите, британцы… – Павел на мгновение задумался. – А ведь там была польская девица, как там ее звали, кажется, Барбара? Может быть, она была лазутчицей, которая сообщила своим соплеменникам о намерении императрицы посетить Павловск?

– Не думаю, ваше величество. Она тоже получила разрешение отправиться в Павловск в самый последний момент и просто не успела бы ничего сообщить своим соплеменникам. К тому же она была ранена во время нападения. А ведь ее могли и убить. Кроме того, эта полька по уши влюблена в Германа Совиных, – тут я покосился на Павла, который услышав мои слова, удивленно причмокнул губами и покачал головой, – а потому она не стала бы желать ему смерти, да и сама вряд ли полезла бы под пули.

– Пожалуй, вы правы, – немного подумав, произнес Павел. – Наверное, эта девица ничего не знала о гнусных замыслах бандитов. Кстати, как она себя чувствует? Она не тяжело ранена? Может быть, есть необходимость послать к ней моего лейб-медика?

– Ее жизнь вне опасности. Наш врач осмотрел Барбару и сообщил, что через недельку-другую она будет в полном порядке.

– Вы сказали, что она влюблена в капитана Совиных? А как он – любит ли ее?

– Как я понял, ваше величество, их чувства взаимны. Капитан Совиных хотел даже жениться на Барбаре.

– Так в чем же дело? – улыбнулся Павел. – Пусть женится. Правда, она, как я слышал, бедна, как церковная мышь. Но я помогу ей и дам за нее вашему добру молодцу богатое приданое.

– Ваше величество, пока заговор не искоренен, о свадьбах думать, пожалуй, рановато. Мы тут с генералом Бариновым выявили ядро заговорщиков, теперь ждем вашего приказа арестовать всех, кто причастен к заговору.

– Так в чем же дело, Василий Васильевич? Немедленно предоставьте мне список заговорщиков, и я тут же отдам распоряжение взять под стражу тех, кто замыслил насильственно свергнуть с трона помазанника Божьего.

Павел гордо вскинул голову, показывая мне, что он, этот самый «помазанник», готов железной рукой покарать злодеев, намеревавшихся покуситься на его священную особу.

– Я вас понял, государь, – кивнул я. – позвольте мне отправиться к себе, чтобы подготовить сей список. Завтра утром я вам его вручу.

– Ступайте, мой друг, – император подошел ко мне вплотную и взял за рукав. – Я стольким вам всем обязан. Могу ли я попросить вас прислать ко мне господина Иванова и его дочь? Я хотел бы лично поблагодарить их за то, что они, не щадя своей жизни, защищали мою супругу от головорезов, посмевших напасть на нее…

– Вас, граф, я тоже не задерживаю, – сказал Павел Аракчееву. – Я не вижу вашей вины в случившемся. И на вас не сержусь.

9 (21) июня 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Валерий Петрович Коновалов, водитель «скорой», а ныне просто механик

Сегодня на дворе ясный и погожий денек. Самое то, что нам сейчас нужно. Кому нам? Мне, Алексеичу и Кулибину. Для чего? А вот для чего.

Дело в том, что мы сегодня собрались испытать гелиограф. Ну, или если сказать проще – оптический телеграф. Вещь простая, но как средство связи на сравнительно небольшие расстояния – довольно надежная. При хорошей погоде с помощью гелиографа можно передавать информацию на расстояние до пятидесяти километров. Даже горы для него не помехи, скорее, наоборот.

Я где-то вычитал, что в конце XIX века был установлен рекорд – два гелиографа обменивались сигналами, находясь на вершинах гор, причем расстояние между ними было чуть ли не три сотни верст^[11]. Я вспомнил об этом нехитром приборе, увидев, как здешние ребятишки играли, пуская «зайчики» в глаза друг другу осколками зеркала.

Кулибин, которому я рассказал о гелиографе, загорелся идеей создать для нужд нашей армии сей весьма полезный прибор.

– Валерий Петрович, нарисуйте мне чертежик этого самого гелиографа! – попросил он меня. – А я уж сам его сделаю. Зеркала у меня есть, причем довольно неплохие.

– Зеркала, Иван Петрович, это, конечно, хорошо. Но ведь в походе их легко разбить. Если мне память не изменяет, то для военных нужд в гелиографах использовали полированные металлические поверхности.

– Да, так оно, пожалуй, лучше будет, – согласился со мной Кулибин. – Надо будет изготовить с десяток таких металлических зеркал.

Немного подумав, Кулибин покачал головой и спросил у меня:

– Только как нам передавать сведения по этому самому гелиографу?

– У нас существует так называемая азбука Морзе, – ответил я. – Названа она так по имени американского художника Сэмюэля Морзе, который придумал азбуку для передачи различных сообщений. Любую букву и цифру в ней можно изобразить в виде чередований точек и тире – сиречь длинных и коротких сигналов. У нас до сих пор пользуются этой азбукой.

– А вы знакомы с ней? – спросил у меня Кулибин.

– Нет, но Алексей Алексеевич Иванов ее знает. Он как-то проговорился, что служил в армии радио телеграфистом. А сие означает, что азбука Морзе должна ему быть хорошо знакома.

– Валерий Петрович, переговорите с ним. Если нам удастся раздобыть эту самую азбуку, то наши войска, отправляющиеся в дальний поход, смогут переговариваться друг с другом, находясь на большом расстоянии.

Вот так мы и создали первый действующий образец гелиографа. Мудреного же в нем ничего не было. Пучок солнечных лучей, падая от солнца на плоское зеркало, отражается от него. При отклонении зеркала меняется угол падения света, соответственно чему меняется и угол отражения света, и световой пучок отбрасывается по направлению наблюдателя. Глаз его при первом положении зеркала не улавливает светового сигнала, так как свет отбрасывается зеркалом ниже места расположения наблюдателя. При отклонении зеркала отраженный световой пучок поднимается, и наблюдатель воспринимает яркий световой сигнал. Прием сигналов осуществляется невооруженным глазом, либо с помощью бинокля или подзорной трубы.

Гелиографирование заключается в посылках сигналов соответственно обозначениям, принятым в азбуке Морзе. При расположении наблюдателя с зеркалом гелиографирование возможно посредством применения вспомогательного зеркала. Солнечный свет отбрасывается зеркалом на вспомогательное зеркало, а от него – к наблюдателю.

Приводимое в колебание для сигнализации зеркало называется рабочим. Рабочее зеркало снабжено ключом. Чтобы во время передачи одним зеркалом была уверенность, что сигналы действительно посылаются по направлению другой станции, следует использовать прицел. При работе двумя зеркалами вспомогательное зеркало выполняет назначение прицела. Прицел устанавливается таким образом, чтобы, смотря сбоку в рабочее зеркало, достигнуть совмещения с центром этого зеркала отражений мушки прицела и света другой станции. Вспомогательное зеркало устанавливается так, чтобы, смотря в рабочее зеркало, видеть совмещенными отражения центра вспомогательного зеркала и света другой станции с центром рабочего зеркала. Затем изменяется положение рабочего зеркала, пока мушка прицела или центр вспомогательного зеркала не окажутся освещенными центральными лучами отраженного светового пучка. При этом наблюдатель окажется в наиболее освещенной части поля отраженного света.

С течением времени, вследствие суточного вращения Земли, взаимное расположение солнца и рабочего зеркала изменяется, в связи с чем отраженный световой пучок перемещается. Чтобы устранить влияние этого явления на отчетливость подаваемых сигналов, необходимо время от времени исправлять с помощью поворотного приспособления положение рабочего зеркала. Вспомогательное зеркало и прицел также снабжены такими приспособлениями, но ими пользуются лишь при установке гелиографа.

Только не стоит думать, что все, что я сейчас с умным видом процитировал, я запомнил наизусть. Вообще-то я видел гелиограф, что называется, «живьем» – во время посещения Музея связи в Питере. А то, что я продиктовал Кулибину, переписал из Российской военной энциклопедии 1911 года. Она была для чего-то скачана на флешку Алексеем Ивановым. И весьма пригодилась в веке девятнадцатом.

Алексеич напомнил Кулибину и об оптическом телеграфе, который Иван Петрович сделал еще в 1794 году. Кстати, в том же году во Франции тоже построили подобный телеграф. Изобрели его братья Шапп. Первое извещение по этому телеграфу было получено Лазаром Карно, членом Комитета общественного спасения, отвечавшего за оборону. В нем говорилось о взятии французами в тот же день утром (1 сентября) города Конде, захваченного австрийцами.

Французы сразу же оценили всю полезность изобретения братьев Шапп. На протяжении 225 километров ими были устроены 22 станции – башни с шестами и подвижными планками. Для передачи одного знака требовалось всего две минуты. Вскоре были построены другие линии. От Парижа до Бреста депеша передавалась в течение семи минут, от Берлина до Кёльна – за десять минут. Три подвижные планки такой системы могли принимать 196 различных относительных положений и изображать таким образом столько же отдельных знаков, букв и слов, наблюдаемых при помощи зрительных труб.

Кулибинский же телеграф оказался во многом совершеннее французского. К примеру, приводной механизм был гораздо проще и оригинальнее. А телеграфный код, с помощью которого передавалась информация, был составлен у Кулибина по совершенно другому принципу и позволял вести передачу значительно быстрее.

Только недаром говорится, что нет пророка в своем отечестве. Императрица Екатерина II, которой Иван Петрович показал свое творение, осмотрела его, поблагодарила изобретателя, после чего… велела модель оптического телеграфа и его чертежи отнести в Кунсткамеру. Там он и пылился среди чучел и заспиртованных уродов.

Я напомнил об этому Кулибину, но тот лишь огорченно развел руками. Алексей Алексеевич, который внимательно слушал наш разговор, пообещал на очередной аудиенции у императора рассказать об изобретении Кулибина. Посмотрим, что из этого получится.

А испытание гелиографа прошло успешно. Дарья Иванова, которую мы позвали полюбоваться на это зрелище, пообещала подкинуть нам еще одну идею. Какую, правда, не сказала. Вот ведь шкодливая амазонка – не знаешь, какой сюрприз она преподнесет нам на этот раз.

9 (21) июня) 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Дарья Иванова, русская амазонка

Да, мы помимо нашего желания угодили в суровые времена, когда любая оплошность может закончиться печально, – как для нас, так и для тех, кто нас окружает. Вот собрались мы и отправились в совершенно обычную, можно сказать, экскурсионно-развлекательную поездку в Павловск. И чем все закончилось? Пальбой, трупами и ранеными, которых теперь старательно врачуют наши эскулапы. Правда, Гера Совиных ухлопал изрядное количество негодяев, которые намеревались похитить нас и императрицу.

Отец рассказал, что Павел Петрович поначалу был очень сердит на нашего Василия Васильевича, который в данном случае был явно не при делах. Но он не стал препираться с императором, а попытался спокойно и четко рассказать ему о том, что и как все произошло. Причем хитроумный Вась-Вась преподнес наше участие в сем приключении так, что Павел пришел в восторг и пригласил папу и меня к себе.

– Мадемуазель, – с улыбкой сказал мне император, – я вижу, что вам хочется стяжать лавры российской Жанны д’Арк. Все бы вам стрелять и шпагой махать! Ну, только не обижайтесь, я шучу, – продолжил он, заметив, что я поморщилась, услышав его слова.

– Вы достойная дочь своего отца, – тут Павел повернулся к папе. – Уважаемый Алексей Алексеевич, мне доложили, что вы лично приняли участие в схватке со злодеями, которые посмели напасть на вас и мою супругу. И своими руками уложили наповал нескольких из них.

– Я защищал дочь и императрицу Марию Федоровну, – ответил отец. – У нас не принято прятаться за спины женщин.

– Похвально, похвально… – произнес император. – За достойный поступок должна последовать достойная награда. Что касается вас, мадемуазель, то я советую побыстрее сшить платье из серебряного глазета со шнурами. И обязательно зайдите на половину императрицы. А вы, господин Иванов, как я слышал, все свое свободное время посвящаете изготовлению новых машин и механизмов, которые приносят, или принесут в самом ближайшем будущем, немалую пользу нашему Отечеству. Понятно, что вам приходится нести при этом немалые расходы. А посему, помимо награды, которая будет вручена вам в ближайшее время, я разрешаю тратить столько денег на ваши труды, сколько будет необходимо. Я знаю, что они вернутся в государственную казну с немалой прибылью.

– Благодарю вас, государь, – обрадовался папа. – Могу заверить вас, что я не стану напрасно расходовать казенные деньги.

– Вот и отлично! – довольно кивнул Павел. – Ступайте с Богом. Думаю, что вскоре я снова с вами увижусь.

Отец отправился к своему приятелю Валерию Павловичу Коновалову, с которым они вместе строили паровой двигатель для корабля, который станет первым русским пароходом. Я же направилась на половину императрицы. У меня все никак не выходила из головы просьба-пожелание Павла, чтобы я в самое ближайшее время сшила нарядное платье из глазета. К чему все это было сказано?

А в царицыных покоях меня уже ждали младшие Романовы. Великая княжна Екатерина от полноты чувств чуть было при всех не бросилась обнимать меня. Но она сумела сдержаться, и лишь ее сияющая физиономия говорила, что она несказанно рада меня видеть. Мелкие же – Николай, Анна и Михаил – свободные от придворных предрассудков, стали с визгом кружиться вокруг меня, хватать за рукава и просить рассказать, как я расправилась со страшными разбойниками, которые напали на их любимую мама́.