– Товарищи! Я не понимаю…– промямлил Розенштайн, вставая. По его волосатой руке, покрытой черным курчавым волосом чиркнул осколок фарфора. По его запястью теперь текла струйка крови, но страх перед ворвавшимися в его дом людьми был столь велик, что он её не замечал.

– Марк…Доро…– Роза замерла на пороге комнаты, испуганно переводя взгляд с Конопатова на своего мужа.

– Розочка…

– Что вы себе позволяете, товарищи?– вскинулась она, намного быстрее придя в себя, чем супруг.

– Ваш муж обвиняется в антисоветской деятельности и будет задержан,– спокойно сообщил ей Конопатов, напряженно улыбаясь.

– Кто?! Марк? Да он…

– Роза…– голос её мужа дрогнул.– Не надо…

Он попятился назад, схватившись за вдруг заколовшее сердце. Розенштайн побледнел и прислонился к стенке.

– Не надо, гражданка! Ваш муж говорит правильные вещи, хоть и враг народа…– улыбнулся Конопатов, поправляя кобуру с важным видом.

– Он – враг?– Роза бросилась с отчаянным криком в лицо Василю. Ее полные пальцы вдруг мёртвой хваткой уцепились в его волосы и стали тянуть его голову вниз. Она отчаянно кричала, ревела и плакала, слов в этом потоке было не разобрать.

– Розочка…

– Стоять!– один из конвоя шагнул навстречу Марка, щелкая затвором автомата.

– Да пусти ты, глупая баба!– Василь с одной рукой не мог совладать с Розой, а она ослепленная страхом все рвала и рвала его волосы на голове, пыталась выцарапать глаза, но он ловко уклонялся, пряча голову в подбородок. Щеку обожгла царапина от острых длинных ногтей.

– Да успокойте ее, вашу мать!– рявкнул Василь, прижатый к стенке.

Сильный удар приклада в спину опрокинул Розу на него. Она громко ойкнула и подалась вперед, хватая ртом воздух.

– Сука!– свободной рукой Конопатов ударил Розу по лицу. Голова женщины откинулась в сторону, а губа сразу же лопнула. – Тварь!

Он со всей силы ударил её в живот, опрокидывая на спину.

– Сука!– тяжелый подкованный сапог вонзился куда-то в область спины. Роза выгнулась, лежа ничком, громко застонав.

– Розочка!– Марк кинулся супруге на помощь, но ствол автомата уперся ему в грудь.

– Стоять!

Василь с ненавистью вытер с лица кровь. Царапина от ногтей оказалась глубокой и сочилась из раны тонкой струйкой крови.

– Похоже, гражданка Розентшайн, вы оказались в сговоре со своим мужем-антисоветчиком и будете так же задержаны за сопротивление органом госбезопасности,– процедил он, доставая из кармана галифе отутюженный носовой платок. Скрепя зубами, приложил к ране, чувствуя неприятное жжение.

– Это…это бесчеловечно!– выдохнул Марк, вытирая текущие по щекам слёзы.

– Уводите их!– кивнул Василь.

Один из срочников подхватил женщину под руки. От боли та почти потеряла сознание. Глаза её закатывались куда-то вверх, а сознание от удара кулаком терялось. Однако, на лестничной площадке она рассмотрела замершую этажом выше Валентину, наблюдающую за арестом с заплаканными глазами.

– Вот и пришёл наш черед, девочка моя…– проговорила она одними губами так, что эти слова, сказанные на прощание смогла разобрать только сама Коноваленко.

Увидев её, Конопатов злобно ощерился.

– Вы кто такая, гражданка?– недовольно бросил он, останавливаясь на лестничном марше.

– Коноваленко Валентина Владимировна! Жена майора госбезопасности Коновленко Андрей Викторовича,– поджав губы, решительно сообщила она, шагнув вниз,– мы живем над семьей Розенштайн. За что задержаны эти люди?

Фамилия начальника оказала на Василя волшебное действие. Он подтянулся и даже попробовал убрать с лица недовольную мину.

– Я бы не советовал жене столь высокопоставленного чиновника интересоваться такими вещами…– выдавил он из себя, провожая взглядом конвой вместе с четой Розенштайнов, которым даже не дали толком собраться, забрав из дома прямо в домашнем.

– А я бы не советовала советовать жене своего начальника!– коротко отрезала Валентина. Потом она удивлялась, откуда у нее взялась эта сила, так четко и ясно ответить зарвавшемуся лейтенанту.– Отвечайте!

– Враги народа! Приказ подписан вашим же супругом!– он протянул Вале помятую бумажку с ордером на арест.

Валя вчиталась в каллиграфически выведенные буквы. Этот почерк она бы узнала даже среди миллиона других «задержать до выяснения». Сердце куда-то ухнуло. Почему так? Почему единственного её друга, который появился в этом недружественном для нее городе, забрал ее муж? Почему именно так? Сначала мать, потом сын, теперь Роза с ее безобидным подкаблучником мужем…Почему он всех забирает вокруг нее, не оставив ничего взамен?

– Разрешите идти?– Конопатов воспользовался растерянностью женщины и взял под козырек, аккуратно выудив из рук Вали смятую бумажку.

Почему так? Почему страна сама себя уничтожает? Почему умные думающие люди должны жить в страхе? Почему таких, как Роза Розенштайн и ее муж, ничего не замышляющих против советской власти, арестовывают?

Валя даже не заметила, что осталась на лестнице одна. В подъезде царила тишина. Жильцы переживали бурю, молясь лишь о том, чтобы следующими за кем придут стали не они. Коноваленко пошатнулась и схватилась за перила. Идти в магазин перехотелось. На сердце осталась лишь горькая пустота.

ГЛАВА 12

С трудом она поднялась, словно опущенная в воду, на свой этаж. Не с первого раза попала в замок ключом, чтобы отворить дверь. Руки дрожали и не слушались. Перед глазами стояла Роза с разбитым в кровь лицом в одном домашнем халате и исподнем, торчащим из-под него.

Что творится в её стране? Ради этого люди делали революцию, сменяли вождей? Это завещал великий Ленин, когда выступал на первом съезде? Ах, какое было прекрасное время! Какие планы строили люди! О чем думали? Что построят новую жизнь, где не будет угнетения, где не будет страха…А что теперь? Почему все настолько исказилось, что белое стало черным, а черное белым? Почему человек свободный не может говорить в полный голос о том, о чем он думает? Почему вокруг сплошная цензура? Почему ты выходишь из дома и беспрестанно оглядываешься, опасаясь, что вот-вот из-за угла появится «воронок», тебя погрузят в его всепоглощающее черное нутро, и ты просто исчезнешь по чьему-то навету? На судьбе твоих родственников поставят жирный нестираемый ничем крест, клеймо врага народа, а вместо тебя останется лишь скупая строчка приговора «десять лет без права переписки». Был человек и нет человека…За это ли боролись в далеком семнадцатом году их отцы и матери? Этого хотели? Или просто система изменилась, исказилась, сломалась?

Эти простые, но одновременно ужасные мысли, осознание своей жуткой беспомощности перед государственной машиной, поразили Валентину до глубины души. И то, что её муж причастен к этому, что с его попустительства все это происходит, вызвало в ней глубокую волну отвращения. К себе самой, к своему супругу, к их жизни, которая отдает приспособничеством…

– Валечка…– она не заметила, как Андрей зашел в комнату, его крепкие руки обняли ее за плечи, будто пытаясь вырвать из плена этих жутких мыслей. Она брезгливо повела телом, стряхивая их. А может этими самыми руками он только что привел в исполнение приговор доброй и милой семье Розенштайнов. Именно эти пальцы спустили курок.

Коноваленко заметил ее состояние. Они слишком долго прожили вместе, чтобы он не понимал свою жену. Андрей отстранился и присел напротив на корточки. Взял её руки в свои холодные ладони и посмотрел в глаза.

– Я сегодня решил освободиться пораньше,– сообщил он ей, глядя прямо в глаза,– пора и нам осмотреть город, в котором мы живем…Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться немного?

Валентина отстранилась, вставая с табуретки, высвободив свои ладони из его крепких пальцев. Обида от вчерашней ссоры, густо замешанная на сильном эмоциональном потрясении после ареста Розентшайнов, не давала ей находится с ним рядом.

– Что-то случилось?– встревоженно спросил он, твердо решивший помириться с супругой.

– Наших соседей арестовали!– преувеличенно спокойно сообщила Валя ему, отойдя к плите, сделав вид, что занимается готовкой, а на самом деле, лишь бессмысленно переставляя тарелки.

– Соседей?– нахмурился Андрей.– Это каких?

– Прекрасные милые люди,– нервно огрызнулась Валя, не глядя в его сторону,– семья Розенштайнов, Марк и Роза. Она домохозяйка, а он директор магазина.

– Странно…– нахмурился муж, поправляя форму.

– Еще как странно, Андрей!– воскликнула она, выронив одну из тарелок на пол. Фарфор с грохотом разлетелся на кусочки. Оба вздрогнули.– Они ничего не замышляли против советской власти! Ни-че-го! А под ордером на арест стояла твоя подпись…

– Знаешь, сколько таких ордеров мне приходится подписывать в день?– огрызнулся Коноваленко.

– И все эти люди виноваты?– повысила голос Валентина. Одиночество, разлука с сыном, разлад в семье, страх за свою жизнь смешались в одну гремучую смесь.

– Я не знаю....– растерянно пожал плечами Коноваленко.

– А я знаю, что нет! Что вы обычные трусы и ничего большего! Ты руководишь трусами, которые боятся собственной тени!

– Валя…

– Что Валя?! Или я не права? Вы затыкаете рот всем и каждому, который смеет думать не так, как вы! Вы хуже царских жандармов!

– Это тебя наши соседи просветили?– разозлился Коноваленко.– Может там и стоит моя подпись! Может они действительно виноваты! А может и нет! Органы разберутся…

– Знаю я, как они разберутся....

– Надеюсь, ты с ними не успела слишком близко познакомиться?

– А то что?– нахмурилась Валентина.

– Связь с врагами народа порочит звание мое, как офицера госбезопасности, и…

– И что? Нас тоже посадят?– почти закричала Валентина. Из глаз ее брызнули слезы. Она бессмысленно теребила в руках кухонное полотенце.

– Это может очень сильно повлиять на мою карьеру,– заметил Коноваленко, понимая, что говорит не то, что сейчас требуется.

– Карьеру?– разозлилась Валентина.– А что у нас есть кроме твоей карьеры? Может быть семья? Или нормальная спокойная жизнь? Мы только и делаем, что живем твоей карьерой! Она преследует нас! И что толку? Жить в точно таком же страхе, как остальные, но слишком многим жертвовать? Мы меняем города и области, квартиры и дома, а жизнь проходит…

– Валь…

– Я больше не могу так…У меня нет сил!

– Потерпи чуток…Все обязательно наладится!– Андрей шагнул к ней, пытаясь хоть как-то успокоить супругу, но она вырвалась снова из его объятий.

– Мне надоело ждать, Андрей, когда наступит это долгожданное завтра…Я хочу жить в счастливом сегодня.

– Я…

– Извини!– Валентина швырнула полотенце обратно на стол и быстрым шагом выскочила из квартиры. Эти толстые бетонные стены душили ее. Комок слез подкатил куда-то под горло, вырываясь наружу приглушенными рыданиями. Она брела по улице, не разбирая дороги. Прохожие испуганно шарахались от нее, всклокоченной и зареванной. Она сама себе не могла объяснить, что произошло внутри, что сломалось. Просто в миг, когда она увидела арестованных Розу и Марка, ее внутренний стержень не выдержал постоянного одиночества, разлуки с сыном и постоянных переездов, когда она только-только нашла родственную душу тетю Розу, когда вдруг ощутила, что у нее появился человек в жизни, кому интересна ее жизнь, даже в этот момент, работа мужа отняла все. Это было проклятием, преследовавшим Валентину всю сознательную жизнь. Его она вынести не могла. Чувство несправедливости происходящего ломало внутренние границы, меняло сознание женщины, навсегда оставляя позади её по-детски наивные чувства и мысли.

– Валя…– знакомый голос окликнул бредущую по липовой аллее женщину. Она обернулась. Тот самый лейтенант, встречавший их на вокзале Харькова, сидел на лавочке недалеко от их дома, в руках у него был смятый букет полевых ромашек. Наивный, молодой, глупый мальчишка…Сколько ему? Двадцать? Ей почти сорок. На что он надеется, приходя сюда каждый день, дежуря у подъезда, как часовой у полкового знамени? Он же из их системы…Из системы ее мужа! И будь он сегодня в военной форме, то она никогда бы не подошла бы к нему, не откликнулась на его окрик, просто бы прошла мимо, испытывая почти такое же отвращение как к Андрею сейчас, но парень был в черном пиджаке, светлой рубашке в крупную клетку и смешной огромной кепке, надвинутой на глаза, абсолютно ему не идущей.

Валентина остановилась, выжидательно глядя на меня. Глаза красные заплаканные смотрели куда-то мимо.

– Добрый…Здравствуй!– нерешительно начал я, понимая, что сказать зареванной женщине, стоящей на улице одной, добрый день было бы глупо.

Валентина шагнула навстречу мне. Мимо протарахтел грузовик, азартно нам посигналивший хриплым гудком. За рулем усатый шофер приветливо махнул рукой.

– Здравствуй, Саша,– поздоровалась она, вытирая ладонью слезы, напоминающие огромные прозрачные льдинки.

– Я… Тут…– я мял в руках и без того превратившийся в веник букет ромашек, сорванных на городской клумбе.

– Это мне?– кивнула она на цветы.

– А? Да!– спохватился я, пытаясь оправить смятые лепестки. Валентина молча взяла букет. Понюхала. Они пахли свеже скошенной травой и свежестью.

– Красивые…– ей уже так много лет никто не дарил цветов. А этот мальчишка с его упрямством, наивной любовью настолько сильно всколыхнул все то, что она давно забыла, спрятала внутри себя, что сердце Валентины захлестнула нежность. Она подалась чуть вперед. И я понял,принял её это бессознательное движение, раскрыв свои объятия. Тепло ее тела согрело меня, заставило вздрогнуть, а дыхание на какое-то время и вовсе остановится, чтобы не спугнуть этот момент высшего счастья. Я зарылся лицом в ее кудрявые волосы, вдыхая аромат дурманящей свежести, чувствуя себя, будто во сне, не веря такому чудо. Валентина попробовала поднять голову, чтобы посмотреть мне в глаза, но ее лоб наткнулся на мои губы. Неловко они коснулись кожи женщины. Она слегка вздрогнула. Я чувствовал, как трепещет ее маленькое сердце, как вжимается она в мои объятия, прячась от всего на свете, и испытывая высшее счастье от того, что могу ей это дать. Я провел рукой по ее хрупким плечам, ощущая, как ладонь скользит по идеальному женскому телу. Неумело поцеловал висок, вот-вот ожидая, что она меня оттолкнет, накричит и навсегда исчезнет, как дым, но женщина стояла попрежнему в моих объятиях, чуть дрожа.

– Я…– она подняла голову, и ее губы оказались прямо напротив моих. Жадные приоткрытые, готовые к поцелую. Я не мог, не хотел останавливаться! Очень нежно коснулся их, понимая, что она отвечает на мой поцелуй своим. Это было, как полет в пустоту. Кажется, что только стоял твердо на земле обеими ногами и ощущал, что никакая сила не сможет тебя сдвинуть отсюда, и вдруг раз…И тело летит в сладкую истому, не чувствуя дна. Я не могу сказать сколько это продолжалось. Время для нас в тот момент остановило свой бег, оставив лишь нам двоим стук наших сердец, бьющихся в унисон. Именно в тот момент я понял, что никакой другой женщины мне в целом мире не надо, что сегодня я встретил ту, ради которой готов пойти на край света. Именно тогда, когда мы падали вниз, одновременно поднимаясь наверх…

Спустя некоторое время, когда дыхания стало не хватать, мы отстранились друг от друга. Валечка посмотрела на меня снизу вверх, вглядываясь в меня, словно пыталась запомнить. Потом провела ладонью по моей щеке и еле заметно улыбнулась.

– Мальчик мой…

В пору было, конечно, надуться. Ну какой я ей мальчик? Крепкий двадцатилетний мужчина, в самом рассвете сил…Но даже я, со свойственным мне упрямством, понял, что лучше промолчать сейчас. Не стоило нарушать то хрупкое, что установилось между нами эти вечером на липовой аллее в самом сердце Харькова. Мальчик? Пусть будет так…Я молча взял её за руку и повел по дороге. Из-за разницы в росте было немного неудобно, и она аккуртано высвободилась.

– Что теперь будет…– проговорила она, старательно отворачивая глаза.

– Свадьба будет!– радостно подхватил я, обгоняя её и усаживая на скамейку. Валя не сопротивлялась. Ошарашенно и счастливо смотрела мимо меня, сложив руки на коленях, как примерная ученица.

– Какая свадьба, Сашка? Я замужем…У меня ребенок есть.

– Но ты же не счаслива с ним!– воскликнул горячо я, бухаясь перед ней на колени. Мне плевать было на новые брюки, справленные матерью в горторге по какой-то льготе, мне плевать было на весь мир, сейчас для меня существовала только она, её грустная улыбка, грустный взгляд из-под длинных ресниц, тихий встревоженный голос.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую…Валь, как только я тебя увидел, то мой мир, словно перевернулся с ног на голову! Я вдруг ощутил, что ты самое дорогое, что у меня есть в жизни и ничего другого мне не надо. Замужем? Давай разведемся! Завтра же подашь заявление в ЗАГС! Ребенок? Я очень люблю детей…– я уткнулся ей в открытые ладошки, лежащие на коленях, стал покрывать их поцелуями. Для меня в этот момент перестал существовать целый мир. Во всей Вселенной остались только мы вдвоем. И мне стало неважно, что нас кто-нибудь увидет или услышит, я готов был горы свернуть ради робкой улыбки моей Валечки.

– Перестань! Саш…

– Я люблю тебя!– воскликнул я.– Выходи за меня замуж!

– Дурачок!– рассмеялась она.– Маленький дурачок…

– Почему дурачок! Разведешься со своим мужем, мы тут же распишемся, заберем твоего сына, кстати, где он сейчас? Я хочу с ним познакомиться! Уверен, он похож на тебя!

– Разведемся… Ты помнишь, кто мой муж?

– А что начальники республиканского НКВД не люди? Им разводиться не положено?

Сейчас, после нашего первого поцелуя для меня не существовало никаких преград. Мир казался простым и понятным. Вот она, Валечка, женщина, которую я люблю…Так почему мы нам с ней не быть вместе?

– Я вообще сомневаюсь, что там работают люди после сегодняшнего дня…

– Я тоже там работаю,– пришлось мне заметить.

– Ты еще ребенок, неиспорченный системой,– усмехнулась Валентина,– пройдет десяток лет и она тоже тебя сломает, научит цинизму, сделает жестче, злее…Уж поверь мне!

– Я…

– Не спорь!– она приложила свой пальчик моим губам.– Я точно знаю…

Мимо нас проскочила огромная овчарка с ошейником. Следом за ней по аллее брел крепкого вида в фетровой шляпе седобородый старичок, чем-то похожий на товарища Калинина. Он шел, помахивая тростью, но заметив нс немного смутился, затормозил, захлопав серыми, как гладь утренней реки глазами.

– Молодые люди, я дико извиняюсь, но не видели ли вы мою Герту? Она не пробегала здесь, плутовка этакая?

– Вон, за теми кустами!– махнул я в направлении, куда исчезла овчарка, но очарование момента для Вали прошло. Она встала со скамьи, отодвигая меня в сторону. Букет ромашек остался лежать одиноко на струганных досках. Оба, и я, и она, понимали, что им суждено здесь остаться навсегда, потому что взять их Валентина с собой не может.

– Мне пора, Сашка!– первые робкие звезды загорелись на все еще сером небосводе. Левее нас медленно и неотвратимо выползала из-за туч прозрачно-белая луна.

– Позволь, проводить?– я очень хотел остаться с ней, с моей Валечкой, как можно дольше, каждая минута рядом делала меня самым счастливым человеком на земле. Мне достаточно было просто находиться рядом, дышать одним с ней воздухом, наслаждаться её красотой и чистым звуком голоса.

– Боюсь, что не стоит…Не дай Бог, кто-то увидет!

– Я…

– Ты самый храбрый мальчик на этой планете,– улыбнулась Валентина, глядя мне прямо в глаза,– это я помню…Но не стоит…

Я потупил глаза в землю, обиженно краснея.

– Саш…– Валентина подергала меня за рукав.– Саша…

– Я люблю тебя!– буркнул я.

– Не стоит…– она обхватила мою голову руками и впилась губами мне в губы. И планета вдруг завертелась все сильнее. Голова закружилась, словно от переизбытка воздуха.

– Люблю…– прошептал я, покрывая её лицо поцелуями.

– Пора, дурачок…Пора…

– Мне не хочется тебя отпускать…– покачал я головой, сжимая Валентину в объятиях и чувствуя, как под тонкой тканью сатинового платья бьется её огромное сердце.