– Но ведь это неправильно, ребёнок ни в чем не виноват! Почему ему не предоставляли полноценное питание?
– Новорождённый не считается заключённым и его не обязаны ставить на довольствие, однако, по неписанному правилу, ему иногда выписывался неплохой детский паек. Баланда для мамочек, в период кормления, как правило, становилась гуще – должно же быть молоко у матери. Матерей каждый день под конвоем сопровождали к детям для кормления, а если попадался сердобольный начальник караула или вдруг он оказывался отцом ребёнка, что было нередко, то матери оставались на ночь с детьми.
Вот после одного такого посещения Катя неожиданно бесследно пропала и за ребёнком смотреть стало некому. Много позже стало известно, что кто-то ночью шагнул в запретку и часовой на вышке попросту его застрелил. Это была, как стало известно из слов Елизаветы, моя племянница Екатерина.
– Страсти-то какие, как можно так просто бросить своего ребёнка? – возмутился я.
– Через много лет, мне удалось узнать из архива МГБ, что местный лепила определил у неё туберкулёз, причём в открытой форме, и чтобы не передавать с грудным молоком ребёнку эту заразу, она решилась на этот отчаянный шаг. Выскажу крамольную мысль, но этот трагический шаг она сделала слишком поздно, ребёнок всё-таки подхватил туберкулёз в легкой форме, но последующие события: горный воздух на берегу Черного моря, отменная еда, сгладили острое течение болезни, оставив лишь в правом лёгком отложения в виде заросших сгустков кальцинатов.
– Да… на это не каждый мог решиться! Довольно неординарный поступок.
–– В то время в Тайшете, строили долбанную железную дорогу «Тайшет-Братск» Это, так называемое сейчас – начало БАМА! В лютые морозы, преодолевая снежные заносы, в весеннюю распутицу, в зной, ежедневно стоя по колено в воде, они прокладывали дорогу по горам, отсыпали дорожное полотно, укладывали рельсы. Адский труд и скудное питание унесли там немало жизней. С ними бок о бок трудились пленные японцы, так они вообще мёрли пачками. Там-то и подхватила Тамара туберкулёз, и чтобы обезопасить тебя от заражения и от клейма «сын пособника нацистов» и предчувствуя свою скорую кончину, она в одну из ночей специально бросилась в запретную зону. В этом случае никаких документов, кроме констатации смерти не составлялось, тело просто хоронили в безымянной могиле. После кошмарного трудового лагеря в Тайшете, Елизавету наконец в 1956 году перевезли этапом в один из лагерей Краслаг, иначе она там непременно бы погибла.
– Что интересно Александр, многие дети и я в том числе, и те, которые потеряли родителей, прошли детские дома, нечеловеческие лишения и были по большому счёту так несчастны, что, сцепив зубы, не смотря на повсеместное унижение, не сломались, не наплевали на свою жизнь, а выучились и стали достойными людьми своего общества. После освобождения, большинство лагерных мамок, на протяжении многих лет – даже после реабилитации, не любят и боятся говорить в кругу семьи, про сталинские лагеря. Прошло чуть более пяти лет после разоблачения культа личности Сталина и лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» скоренько заменили другим: «Всё лучшее – детям!». Но ничего не изменилось, мамки всё равно весьма неохотно отвечают на эти вопросы. Прошло много лет, и я впервые тебе всё это рассказываю.
У Елизаветы появился смысл жизни и она, во что бы то не стало, решила выходить этого ребёнка, она упросила режимника, за эту индульгенцию ей пришлось провести с ним ночь, делились с ним последним куском пайки, делала «соски» – размоченный кусок хлеба заворачивала в марлю и совала ребёнку в рот, как могла подкармливала его до трёх лет и не давала его никому в обиду. Это продолжалось пока ребенку не исполнилось три года и однажды ребенок исчез. В спецчасти на расспросы девушки ей ответили, что ребёнка отправили в детдом. Всё…следы затерялись.
Тётя Шура, трясущими руками, никак не могла прикурить папиросу, раз за разом спички ломались и не зажигались. По её глазам и по трясущим рукам я понял, что ей очень трудно и неприятно вспоминать об этом прошедшем кошмаре.
– Бывало, что в лагере сидели целые семьи, хотя обвинение в контрреволюционной деятельности был предъявлено только одному члену семьи.
– Как же так, – ведь дети за отца не отвечают, не так ли сказал ваш товарищ Сталин?
– Пацан наивный, в то время в нашей стране за отца отвечали все, начиная от сына, дочери, мамки, дедки, бабки, тётки, даже дворовый Тузик держал ответ, да любой человек, имеющий хоть малейшее родственное отношение к арестованному, должен быть репрессирован. На каждую семью "врага народа" составляли формуляр со списком всех родственников до седьмого колена. – жён, детей, престарелых родителей, дядек и тёток, невзирая на преклонный возраст и даже тяжело больных. Жены арестовывались в первую очередь, если только она не оказывалась беременной, за ней следовали дети старше четырнадцати лет. В лагерь прибывали и больные, и пожилые, и беременные, и женщины с грудными детьми – никаких исключений не должно было быть. Идеологическая мясорубка работала на всю катушку!
– Из-за вас и нам… член вашей морде, – проговорил я зло, известную в зонах поговорку, политическая статья – это очень серьёзно!
– Ещё в лагере меня долгое время донимал другой вопрос, почему сестра не была освобождена по Ворошиловской амнистии, которая была в марте 1953-го года, еще до рождения ребёнка? Со мной-то понятно – я политический узник, и, как мы не ожидали долгожданной свободы, её так и не последовало, но она осуждена была по бытовой статье и должна была освободиться. Это долго оставалось для меня загадкой.
В 1956 году сестра наконец вышла по амнистии и разыскала меня, были слёзы, разговоры до утра и мы, крепко обнявшись, дали клятву, что больше никогда мы не будем переступать закон, а мерзкое прошлое забудем, как дурной сон. Сестра рассказала мне всё, что произошло с ней за это время, но старательно обходила стороной годы военного периода, а ведь последний срок она отхватила в Киеве в мае 1941 года, за месяц до начала войны и скорее всего заключённых не успели вывезти до сентября 1941 года, когда в Киев вошли немецко-фашистские войска. Немцы в начале войны выпускали всех заключённых из тюрем, в надежде, что кто-то согласится на них работать, но потом просто расстреливали всех прямо в камерах.
– Где сейчас ваша сестра, опять на зоне?
– Нет, с прошлой жизнью благодаря мне она завязала, а живёт здесь неподалёку и о том, что она воровская "жучка" никто не знает, она сменила документы и у неё другое имя. Так вот, только осенью 1955 года, когда вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов из лагеря начали освобождать лиц, сотрудничавших с оккупантами в военный период, мне сразу стало понятно почему моя сестра старательно скрывала своё прошлое в военный период – она работала на немцев, то есть была пособником, а за это после войны судили очень строго. Подавленная этим неприятным известием я несколько дней не решалась поговорить с сестрой, но однажды, потеряв терпение, я с пристрастием начала расспрашивать сестру, – Ну-ка, моя дорогая сестрёнка, давай не придумывай ничего и выкладывай начистоту, ты работала на немцев? Как могло такое произойти?
Сестра смешалась и зло ответила, – Ты была в немецком плену, ты знаешь, что это такое? Это не сталинские лагеря, где худо-бедно есть шанс выжить, ежедневно подогревая себя надеждой, что однажды твой срок наконец закончится и ты выйдешь на свободу живой и невредимой. А там не было такой уверенности, ни тем более надежды, мы каждый день ждали неминуемой смерти. А я хотела жить, мне было всего чуть больше тридцати, понимаешь – жить! Хочу успокоить тебя, в карательных операциях я не участвовала, немцы нам не доверяли, но горюшка с ними я хлебнула сполна. Я работала в прачечной, теряя сознание, вытаскивала из камер пыток истерзанные трупы партизан и красноармейцев, а по ночам, эти немецкие кобели измывались над нами как хотели. Когда немцы побежали с Украины, я срочно в 1946 году устроилась на маленький срок, совершив наглую кражу, чтобы скрыть своё незавидное прошлое, но мне это не удалось, выдал меня один из выживших красноармейцев. Влепив скоренько, мне в зубы десять лет лишения свободы по ст.58.3, с последующим поражением в правах на 5 лет, я оказалась в одном из сибирских лагерей. Спасибо, что не расстреляли, но легче мне от этого не стало, получив клеймо пособника нацистов, мне любезно предложили смерть в рассрочку. Подарив жизнь, наше долбаное государство предоставило мне возможность искупить свою вину ударным трудом. И если бы усатый не умер, то, при существовавших нормах выработки и крайне скудном питании, моего здоровья хватило бы ненадолго и потеряв всякую надежду, я оправилась бы в землю вслед за многими бедолагами. Но теперь я не могу умереть, мне надо жить, у меня есть цель, надо обязательно найти моего внука, хотя я не представляю себя в роли бабушки. Но это мой шанс начать другую жизнь и забыть этот кошмар.
– Да, неисповедимы пути Господни! Как же жизнь ломает людей. Я откупорил полную бутылку пива и начал неспешно отхлёбывать.
– То, что я тебе сейчас расскажу, будет похоже на фантастику, но эти события произошли реально и они напрямую касаются тебя. Делаю это я, по указанию твоей матери, сама она не решилась бы это тебе рассказать.
– Так, интересно девки пляшут – по четыре сразу в ряд. Я чего-то о своей семье не знаю?
– Александр, а ты в каком году родился и где?
– В 1953 году 3 октября, в Запорожской области на Украине.
– Ты в этом уверен? Это не совсем верная информация, ты родился действительно в 1953 году, но совсем не на Украине. Дальше я расскажу, почему у тебя неверное место рождения.
– Но так написано в моём свидетельстве о рождении, что не так?
– А как полное имя твоей матери?
– Екатерина Ивановна Ярцева, 1924 года рождения, уроженка Курской области.
–– Твоя мама не Ярцева и не Екатерина Ивановна и к сожалению, она не твоя родная мама, не она тебя родила, но с трёх лет принимает непосредственное участие в твоём воспитании. Тебя воспитала моя сестра Тамара Прохоровна Зотова, нынешняя твоя мама!
От этой неожиданной новости я поперхнулся пивом, бутылка выпала у меня из рук на пол, и я медленно, вслед за бутылкой, стал оседать на пол. Тётя Шура, не давая мне опомниться, добила меня, – Твою настоящую маму звали Екатерина Ивановна Зотова, она погибла в запретке от пуль автоматчиков в 1956 году в Тайшетлаге, а моя младшая сестра, Зотова Тамара Прохоровна заменила тебе твою биологическую маму!
Я оглушённый этой убийственной новостью сидел на полу в полуобморочном состоянии и, как рыба, хватал открытым ртом воздух. Из бутылки, противно булькая, медленно вытекало пиво на туркменский ковёр ручной работы. В комнате повисла неприятная пауза. Наконец я пришёл в себя и пробормотал, – Выходит, моя мать ваша родная сестра Тамара и она мне не мать, а бабушка, а вы моя родная внучатая тётка?
– Да, Тамара освободилась по амнистии раньше меня на три года и твёрдо решила разыскать тебя, но в первую очередь она решила навести порядок в своих документах, сам понимаешь, отдать на воспитание ребёнка только что освободившемуся пособнику нацистов, на это не осмелится ни одно государственное учреждение. Всеобщее презрение к этим людям, после окончания войны, было повсеместным. После недавней войны в архивах и ЗАГСах ещё не навели порядок в документах, часть архива сгорело, часть пропало, а часть попросту было вывезено немцами. Особенно большая проблема с архивами была на бывших оккупированных территориях, поэтому она специально приехала на недавно освобождённую Украину.
–– Подождите, да подождите же, – еле слышно промямлил я, – да дайте же прийти в себя от этой убийственной информации, – я залпом выпил бутылку пива и от отчаяния обхватил голову руками. Тётка выждала некоторое время и продолжила.
–– Сестра, по приезду на Украину с ненавистью изорвала справку об освобождении и написала заявление в милицию, где указала, что в связи с оккупацией Украины немецкими войсками, паспорт был изъят в полицейском управлении гестапо и утерян. Тамара Прохоровна Зотова, нынешняя твоя бабушка, была на полтора десятка лет старше твоей родной матери Екатерины Ивановны Зотовой, но при изготовлении новых документов, она это скрыла и указала свой год рождения как 1924, сменила своё имя Тамара Прохоровна Зотова на Екатерина Ивановна и взяла фамилию Ярцева. По моему совету, она переехала из Украины в Курскую область и вновь подала документы, но имя отчество оставила прежним, а вот фамилию указала Зотова. Этот документ она предъявляла при поисках тебя, а жила по другим. Этим она убила сразу двух или даже трёх зайцев, сняла с себя клеймо пособника нацистов и автоматом получила право искать тебя как биологическая мать, но жила как Ярцева.
–– Во дела…– я не мог поверить в то, что только слышал!
–– Тётка, меня терзают смутные сомнения, что это вы, полагаясь на свои навыки, полученные во всемогущем НКВД, подсказали всё эти действия матери, сама она на это не способна.
–– Эти способности мыслить логически и видеть на два шага вперёд, ещё не раз нам впоследствии помогут, – загадочно улыбнулась старая чекистка.
Добавлю от себя, что в те годы про стандартное тестирование ДНК на родственность ещё было в зачаточном состоянии и погрешность составляла довольно большой процент и задолго до теста ДНК, учёные использовали лишь группу крови для определения отцовства или материнства ребёнка, но тест на основе групп крови был не очень точен, достоверность родства по крови составляла всего 30-40% и установление отцовства или материнства по группам крови являлось приблизительным методом определения родства. Да и кому это было нужно, страна лежит в руинах, больше половины семей СССР война разметала по разным углам страны, медперсонала не хватало на примитивное медицинское обслуживание, а тут такой сложнейший тест.
Тётка Шура с улыбкой смотрела на меня, – Это ещё не всё, мой внучатый племянник, – был ещё один нюанс, который Тамара не предусмотрела – архив Тайшетлага, входящего в систему лагерей Амурлаг, но видимо ещё остались ещё добропорядочные ангелы на земле, в 1958 году вспыхнул бунт заключённых недовольных условиями содержания, бунт был жестоко подавлен, но заключённые успели сжечь все постройки и архив. После бунта этот лагерный пункт был расформирован. Этому предшествовали долгие поиски тебя по детдомам России, тебя она не нашла, но в одном из детских домов города Куйбышева напала на след. Она предъявила подлинные документы, что она мать Екатерина Ивановна Зотова и ищет своего сына, на что ей сообщили, что её сына, Зотова Сандро Николовича, забрал отец в 1957 году.
–– Как, что это я вдруг стал Сандро Николовичем – я Александр Николаевич!
–– Сейчас я расскажу, как ты стал Сандро Николовичем, не спеши, мой дорогой.
О проекте
О подписке