Телефон! Да чтоб он сдох! Чертыхаясь, барахтался, высвобождаясь из простыни, закрутившейся вокруг ног. Вдруг окатило шальной надеждой: Марина! И унеслось, кануло в утреннем свете, пробивающемся сквозь задёрнутые шторы, только лёгкий озноб пробежал от затылка к плечам. Так уже бывало, и не раз.
Вот он, телефон, на тумбочке экраном светит.
– Слушаю.
– Извини, что бужу, но ты здесь нужен. Приезжай.
Петрович, кто же ещё.
– Лады. Сейчас буду. Что случилось?
– Машину нашли. Надо съездить, посмотреть. Сам не могу и послать некого. Давай, поторопись.
Машину обнаружил водитель проезжавшего лесовоза километрах в пяти от реки, где нашли больничные простыни. Уткнулась тупой мордой в подмятые кусты. Старались на скорости загнать в тайгу, не жалея. Да разве такую махину спрячешь?
Поехали на газике вместе с представителем автобазы. Кто-то должен отогнать, не бросать же в лесу. Хмурый, молчаливый мужик, может, и сиделец бывший, наколочка на руке характерная. За всю дорогу лишь парой фраз обменялись.
Облазил, осмотрел машину, ничего интересного не нашёл. Вокруг деревья стеной, троп нет. Куда ушли?
Двинулись обратно. Я впереди, на газоне, как козёл по ухабам скачу, а сзади «шестьдесят шестая» прёт, переваливается, мотором ревёт, подгоняет.
Перед тем, как водилу за руль посадить, заставил надеть перчатки из тонкой резины, синие. Смотрю, как он их на свои ручищи с въевшейся намертво грязью натягивает, и смех разбирает. Лес кругом, зелень всё заполонила, тишина, лишь птица порой прокричит – и стоит матёрый мужик посреди этого леса в синеньких перчатках, чтобы какие-то там отпечатки пальцев не стереть. Бред!..
В конторе один Петрович, усталый и унылый.
– Новости есть? – спрашиваю.
Только головой в ответ помотал.
– Ты-то что наездил? – А сам в окошко смотрит.
– Ничего интересного. Машину перегнали. На базе опечатанная стоит. Спецов надо вызывать, больше тянуть нельзя.
– Вызывай.
Не хочу, а рассматриваю седые волоски у него на шее, брился, видно, в спешке.
– Ты совсем расклеился, я гляжу. Ночью-то спал?
– Пару часов. С шести на поиски народ отправил, а сейчас уже… Если сегодня не найдём, боюсь, всё. Вторую ночь в тайге она вряд ли… Закружила, видать, далеко отошла, потому и найти не можем. Правило есть: почувствовал, что заблудился, сиди на месте, не дёргайся, жди, когда за тобой придут. Так нет же! Сами норовят выбраться. А тайга ошибок не прощает.
И сказать нечего, и подбодрить нечем. Включил компьютер. Всматривался в экран монитора, стараясь представить, как разворачивались события. Получалось что-то невнятное. Решил записать.
«1. В похищении тел задействованы четыре фигуранта. Двое неизвестных (приезжие парень с девушкой) + сторож + шофёр с машиной.
2. Вечером, когда тела пропали, за рулём был приезжий парень.
Тела ночью вывозят на машине на берег реки. Предположительно избавляются от тел (простыни, следы волочения). На берегу происходит конфликт между участниками (гильза, кровь). Кто пострадал, неизвестно (любой, кроме парня).
3. Приезжий парень на машине ночью возвращается в гостиницу (где в это время остальные участники?).
4. Парень утром отгоняет машину в лес и там бросает (встречается с подельниками, и, если они избавились от тел, все вместе уходят в тайгу?)».
Что мне это даёт? Ничего. Мотив нужен, мотив! Зачем им тела?! Почему забрали именно тела москвичей? Вот что надо понять, тогда пазл сложится. А впрочем, уже без разницы. Сейчас понаедут из области спецы, возьмут отпечатки, пробьют по базе. Скорее всего, меня отстранят. Вот пусть сами и решают эту головоломку.
Всё равно не отпускало. Что-то было, что-то пропустил. Вертелось невнятное, никак не формулировалось.
Зазвонил мобильник у Петровича. Выслушал молча, дал отбой.
– Возвращаются. Не нашли. Тайга, мать её! – тихо выругался.
Тайга. Что Ленка говорила? Проездом, как будто из леса вышли. Сапоги болотные и брезентовая куртка. И машину бросили, в тайгу ушли. Так, так, тайга. Кто в тайге? Петрович что-то два дня назад…
– Яков Петрович, когда геолог пропал?
– Дня три-четыре назад. А что?
– Да нет, ничего. Можешь мне это письмо найти?
Покопался в бумагах.
– Держи. Уж не думаешь ли ты, что он у нас объявился? Иди сюда.
Подошли к карте на стене.
– Судя по координатам, его здесь выбросили. – Ткнул пальцем в зелёное, прорезаемое тонкой синей ниткой реки. – А мы – тут. Напрямую порядка двухсот сорока, да по тайге. Никак он не может у нас очутиться. Физически невозможно.
– Да я и сам понимаю. Цепляюсь за любое.
Письмо с просьбой выслать фотографию пропавшего геолога всё же накатал и отослал. Петрович бесцельно мотался по конторе, то чайник включит, то в «обезьянник» зайдет, хотя тот пустует сегодня.
– Иди домой, отоспись. Завтра ведь опять ни свет ни заря поднимешься?
– Хочу утром сам на поиски… Мне уже и людей просить неудобно. Ты только дождись, пока Денис вернётся.
Ушёл, а я закопался в бумагах. Самое время, пока никто не мешает. Заурчал факс, выплёвывая длинный лист бумаги. Геологи ответили. Чёрно-белая, чуть размытая фотография – обычный молодой человек, ничего примечательного. Короткая стрижка, открытый широкий лоб, нос чуть приплюснут. Простое лицо, рабоче-крестьянское. Где ж ты бродишь, парень? Почему ушёл с места выброса?
Сумерки. Городок погружался в темноту, казалось, тонет. Ну, что? Осталось проверить этого геолога и можно на сегодня закончить. Или до утра потерпит? Завтра Ленка на смену выйдет, вот тогда и покажу фото.
Машина пискнула сигнализацией. Нажал на клавишу, стекло медленно поползло вниз. Закурил. Дым растекался по лобовому стеклу. Нет! В номер забиваться рано. Поедем поищем Ленку. Но сначала всё-таки в гостиницу, надо узнать, где живёт.
Ленка сидела на лавочке возле подъезда в компании двух парней. У парней в руках бутылки с пивом, хлещут из горла, у Ленки – яркая металлическая банка с каким-то новомодным пойлом.
– Лена, можно тебя на минуту?
Посмотрела удивлённо, переглянулась с парнем.
– А в чём дело? Ты кто? – Попёр тот сразу буром.
– Спокойно, всё в порядке. Лена, объясни ему. Я тебя у машины жду.
Отошел, но краем глаза посматриваю. Чёрт знает, что у этого молодняка в голове. Ленка подошла, покачивается с пятки на носок, в сторону смотрит. Показываю фото геолога.
– Этот парень был?
Глянула мельком.
– Да.
– Лена, не до шуток! Точно он? Уверена?
– Говорю же, он. И девчонка с ним была.
Стою, молчу. В голове пустота, ни одной мысли.
– Ну, всё? Я пойду?
– Иди, спасибо.
Отошла к своим, что-то объясняет.
Отъехал, мотор выключил, фары погасил. Сижу, темноту рассматриваю. Как? Как такое может быть? Не по воздуху же он сюда? События последних дней завернулись в какой-то невообразимый клубок с неряшливо торчащими нитями, и ни одна не вытягивается. Потянешь – и ни в какую, весь клубок снова к себе подтягиваешь.
Телефон зазвонил неожиданно. Даже вздрогнул с испугу.
– Готовься, Игорь Константинович. Из администрации звонили.
– Ну?
– Завтра из Москвы родственники за телами приезжают. И с ними ещё этот… представитель уфологического общества.
Портянка сбилась, а перемотать лень. Полулежал на подстеленном ватнике, опираясь спиной на рюкзак, из которого торчало разобранное ружьё в потёртом брезентовом чехле. Укороченная лопата и примотанный к ней верёвкой геологический молоток рядом. Лениво отмахивался от комаров, назойливо зудевших у лица. Впереди – квадрат вертолётной площадки, выложенной растрескавшимися, вросшими в землю бетонными плитами с клочьями травы на швах. Дальше редкие берёзки застыли по колено в густом разнотравье, разлапистые заросли орешника – и вот она, тайга, чёрной еловой стеной, разреженной белыми стволами берёз. За спиной – будка сторожа, неизвестно что здесь охраняющего. Чай, поди, у себя дует. Возле будки ржавые ворота нараспашку. Ворота есть, а забора нет, смешно. В ворота утыкается просёлочная дорога. Вот на дорогу сейчас смотреть не хотел. Хватит, все глаза проглядел. Полдень уже, солнце прямо над головой. Борт мог уже десять раз прилететь, а Юзика всё нет. Вчера они целый день промаялись, ожидая заброски, но борт так и не пришёл. Оставили барахло у сторожа и разошлись. Я – к себе на базу, Юзик – куда-то. Условились в восемь утра встретиться здесь – и вот.
Юзик – тридцатилетний прибалт из бичей. Белобрысый, высокий, широкоплечий, но какой-то плоский, словно расплющенный. И во всю плоскую грудь татуировка – крест смачно выколот с тонами и полутонами. Оторопь берёт, когда видишь. Прижился в посёлке. Летом он с геологами, зимой за любую работу берётся, выживает как-то. Все, кто с ним в маршрутах бывал, отзывались хорошо – надёжный парень.
Так что делать-то? Начальству звонить? Объяснять ситуацию? И так всё ясно. Одному? Одиночные маршруты категорически запрещены. В любом случае виноват окажусь я. Я – геолог, я – главный. Юзик – что? Бомж, работяга, человек-лопата. Его даже с работы не попрут. А если борт уже вышел? Деньги тогда пропали, а экспедиция и так на мели. Да мне тоже ничего не будет. Усмехнутся, пожмут плечами. И пойдёт слушок: слабачком парнишка оказался, лопушком, сорвал первый самостоятельный маршрут. И будут посмеиваться вслед. Твою же мать!.. Не выдержал, вскочил на ноги, обернулся – дорога всё так же беспечно выкатывалась из леса. Светило солнце, и щебетали птицы. Спокойствия сие благолепие не добавляло. Оставалось ждать. Пытался задавить тревогу, вспоминая, как и почему оказался в этом месте, в это время…
Впервые в эту экспедицию он попал три года назад. Производственная практика после третьего курса. Геологическая съёмка. Экспедиция была небольшой, базировалась на окраине богом забытой деревеньки, занимала несколько полуразвалившихся брошенных изб, и только слепленный на скорую руку щитовой барак, отведённый под «камералку», радовал глаз свежей зелёной краской и сверкающими на солнце окнами. Две буровые установки, старые водовозки, утопающие в высокой траве, да две «шестьдесят шестые», на которых мотались за продуктами в ближайший посёлок, где кипела жизнь. Замкнутое жизненное пространство, замкнутый на себе коллектив, своя иерархия. Естественно, главный геолог – руководитель экспедиции. Завхоз, кадровичка – они и в Африке начальники, не о них разговор. Речь о настроении, о незримом облаке внутренней оценки. Две касты, держащиеся особняком, со своими лидерами: буровики и полевики-маршрутники. Буровые установки работали там, куда можно было дотянуться с помощью дорог. Маршрутник – это геолог, которому в помощь придан человек-лопата: шурфы бить (бич или студент на крайний случай). Рюкзак, молоток, ружьё, минимум жратвы и заброс вертолётом в тайгу на две недели. Автономное плаванье. О таких полевиках складывались легенды, которые значили куда больше, чем занимаемые должности. «Лосями» их здесь уважительно называли.
Арговский, Гроздев и были такими «лосями». Держались они особняком. Две недели в поле, неделя отдыха. Гроздев сразу уезжал в посёлок и на базе появлялся только накануне следующего маршрута. Арговский занимал отдельную половину деревенского дома. Пил всю неделю, не просыхая и не показываясь на люди. Потом в полувменяемом состоянии его грузили в вертолёт, проверяя, чтобы не захватил спиртное, и вместе с приданным бичом и маленькой чёрно-белой лайкой по кличке Лака выбрасывали в тайге. Может, всё было и не столь печально, но нам, учитывая юношеский максимализм и незнание жизни, процесс виделся именно таким.
Были ещё геологи, но о них легенды не сочиняли.
Всё это совсем не походило на московскую жизнь. На второй день после приезда подсел сухонький мужичок в выгоревшей до белизны телогрейке, посмотрел с прищуром, словно оценивая:
– Ну, ребятишки, не завидую я вам. Влипли… Не дай бог к этим попадёте, – мотнул головой в сторону избы, где возле развалившегося крыльца грелась на солнышке Лака, – замордуют, – сплюнул под ноги, утер ладонью мокрые губы, мелькнула грязно-синяя размытая наколка, и, подволакивая ноги, не спеша поплёлся в сторону «камералки».
Не сказать чтобы он сильно нервничал по этому поводу. Всё-таки кое-что повидал. Но, в общем, тот мужичок оказался прав: из них, троих приехавших, выдержал только он.
Олег свалил на третий день в Москву, сославшись на внезапно открывшуюся болезнь. Толик после первого же маршрута осел до конца практики в «камералке», описывая образцы керна. А он незаметно для себя втянулся.
На первый маршрут ушёл с Гроздевым. Мужик лет сорока пяти, чёрная борода с едва заметной проседью, пронзительный взгляд голубых глаз, красавец, одним словом, если бы не фатальное одиночество, которым от него веяло за версту. Пока грузили барахло в вертолёт, Гроздев его будто не замечал, даже имени не спросил. Выбросили на болото. Перетащили вещи на сухое, под ёлки. Костерок, чай. Всё делал Гроздев, не обращая на него внимания. Потом уткнулся в карту, помечая что-то карандашом. И только когда залезли в спальники, заговорил тихо и монотонно:
– Я скажу один раз, больше не буду. Постарайся понять. Нам надо переместиться из точки А в точку Б. Но это не главное. Во время этого перемещения мы должны выполнить работу. Если мы её не сделаем, наше передвижение теряет смысл. Работа – главное. Всё остальное – усталость, мошка, голод, стёртые в кровь ладони – не важно. Попробуй выкинуть из головы, не обращать внимания. Твоя задача идти за мной и не отставать, нести рюкзак с образцами и бить шурфы. Жаловаться бессмысленно, не приму и на себе не потащу. И ещё… – Заворочался в спальнике, устраиваясь удобнее. – На второй или третий день тебе станет казаться, что основную, тяжёлую работу делаешь ты, а я просто прогуливаюсь. И чем раньше поймёшь, что это не так, и перестанешь об этом думать, тем тебе будет легче. Ты выполняешь свою работу, я – свою. Всё. Спать. Завтра у нас лёгкий радиальный маршрут, в качестве разминки.
Помогла, наверное, служба в армии. Каждый день воспринимался как очередной марш-бросок. Собраться и идти. Задыхаясь от усталости, дотянуть до вечера. Тупо пить чай, не обращая внимания на кровососущую дрянь, облепившую лицо, и знать, что на сегодня всё закончилось, осталось только доползти до спальника, вытянуться, расслабить гудящее от усталости тело и провалиться в манящее небытие.
Они почти не разговаривали: вопрос – ответ. Действительно, несколько дней он ненавидел спину, что мелькала впереди между деревьями. Потом это куда-то ушло. В том, первом, маршруте он не задавался вопросом, что и зачем они делают. Работают на износ. И только при заборе, сидя внутри наполненного грохотом вибрирующего брюха вертушки, когда Гроздев прокричал: «Следующий маршрут в районе Середницы. Через неделю. Начальство тебе сообщит», – понял, что принят во взрослую Геологию, экзамен сдал.
О проекте
О подписке