Ну, а Мишаня, как назвали богатыря, рос да рос и вырос наконец до любопытного ко всему божьему миру отрока. Тогда-то и забегали-забеспокоились мальчонкины мамки да няньки, да и как не забегать, если заменил их всех скопом «отставной козы барабанщик» однорукий дядька Семен – солдат, дослужившийся в государеве воинстве до чина десятника, да вот под конец службы не уберегшийся от вражьей пули.
Наставлял Семен Мишаню так же, как учил стрелецкий молодняк в подчиненном десятке, поэтому воспитанник его довольно скоро овладел мечом да бердышом, а уж стрелял из пистоли так, что птицу влет сшибал. Молодчик был…
И потом, когда пришла пора применить воинскую науку в деле, во все дни взрослой жизни своей, Шеин «…исполнен был мужественным духом и часто вспоминал отважную смерть отца своего, павшего при взятии Сокола в царствование короля Стефана». Так-то вот! А знаете, кто оставил нам подобное свидетельство? Исконный враг гетман Жолкевский, проигравший главному воеводе Михаилу Шеину битву за Смоленск в 1609 году. А перед этим была другая битва с войсками Лжедмитрия Первого под Добрыничами, что совсем рядом с селением Соколово. Кровопролитное было сражение! Но об этом уже в следующей части.
Часть вторая. Вестник победы
Глава 1. Смертельные игры
Писарь по прозвищу Культяпый не в меру гордился тем, что считал себя человеком чрезвычайно хитрым и пронырливым, просто созданным для сбора «цветов удовольствий» в саду жизни, а все остальные людишки – это так, мошки мерзопакостные, которых можно прихлопнуть одной левой, и ничего за это не будет. Но в последние дни он несколько поумнел и даже стал опасаться за свое драгоценное здоровье. И все из-за треклятого головы сторожевой службы Прохора Безверхого, ни дна ему ни покрышки, который умудрился выследить его, удачливого писаря главного воеводы порубежной крепости Мценск, и, напугав до смерти, повел через него свою темную игру, смысла которой Культяпый не смог уразуметь до сей поры.
Вот и в это теплое утро ранней осени 1604 года от Рождества Христова Культяпый должен был встретиться со Страшным Татарином, как прозвал он крымчака-шпиона еще в первую их встречу, когда передавал этому нехристю поганому о том, что делалось в крепости и ее окрестностях под руководством старого воеводы окольничего Гречишина, а теперь вот собирался донести и о делах нового воеводы окольничего Михаила Шеина, прибывшего совсем недавно из самой Москвы. Но раньше за каждое сказанное слово Страшный Татарин отплачивал Культяпому золотом, а теперь что-то перестал, видно, понял, поганец, зачем платить, когда за то же самое можно и не платить вовсе. А может, догадываться стал, что Культяпый вместе с Безверхим водят татарскую хабаргири
[1] за нос…
Крымчаки прискакали на взмыленных конях на то место у лесной речушки, где было заранее оговорено, там еще огромный дуб стоял, которому было больше ста лет. Татар прискакало около десятка, и все держались на конях так, словно на их спинах родились и выросли. Да так оно, по сути, и было. Не слезая с коней, крымчаки устроили вокруг Культяпого хоровод, помахали для острастки у него над головой плетками-камчами, а потом, разомкнув круг, впустили в него двоих начальников, уже спрыгнувших с коней. Один из них был Страшный Татарин, от холодных глаз которого Культяпого всегда бросало то в жар, то в холод. Такими глазами мог обладать только прирожденный убийца. Второго начальника писарь поначалу хорошенько и не разглядел, поскольку тот по самые уши закутался в кушак.
– Сколько сейчас воинов у твоего воеводы? – быстро спросил по-русски Страшный Татарин.
– Их стало на две сотни больше, – соврал Культяпый и при этом даже глазом не моргнул. – А на днях в крепость прибудет еще подкрепление из Тулы, а может, и из самой Москвы. Город наш важный…
– Пушки еще привезли? – снова спросил татарский лазутчик.
– Пока при своих, но будут новые…
– А ты не врешь, кафир? – засомневался Страшный Татарин. – Знаешь, что мы делаем с теми, кто смеет нам врать? Покажи, Качук!
Тут же один из всадников выхватил из мешка чью-то волосатую окровавленную голову и, как мячик, перебросил ее начальнику. Ловко поймав жуткий трофей, Страшный Татарин небрежно швырнул его под ноги Культяпого, которого затрясло как при лихоманке.
– Видишь? Твоя дурная голова тоже соскочет с плеч! Раз!..
Изверг выхватил кривую саблю и, взмахнув, вжикнул клинком над самой головой писаря, рухнувшего со страху на колени.
– Не убивай его, – приказал второй начальник, который говорил по-русски еще лучше первого. – Мы проверим каждое слово этого человека и заплатим столько, насколько его слова будут правдивы.
Культяпый благодарно глянул на незнакомца, рассмотрев при этом большое черное пятно на левой щеке, показавшееся из-за кушака.
– Пока живи, – позволил крымчак с черным пятном на лице. – Наши люди тебя найдут, когда понадобится…
«На этот раз пронесло, – перевел дух Культяпый, наблюдая за тем, как татарские башибузуки скрываются за поворотом реки, текущей в сторону крепости. – А денег снова не дали, проклятые нехристи!..»
Но успокаиваться ему было рано. Через несколько мгновений его снова со всех сторон окружили всадники. На этот раз это были не татары, а станичники из сторожевой службы. Да только для Культяпого теперь было все едино – что свои, что чужие. Он был сам по себе и себе на уме.
– Александр был храбр, да от худого умре… – с болью в голосе произнес худощавый седовласый человек с опущенными книзу усами, бережно поднявший отсеченную человеческую голову. – Клянусь, друже, что крымчаки еще страшно поплатятся за твою погибель!
Передав голову одному из станичников, Прохор Безверхий, а это был он, обратил гневный взор на предателя Культяпого.
– Говори, пес смердячий, что поведали тебе наши враги крымчаки!
– Они будут проверять мои слова о подходе к крепости большой силы, – заискивающе заглядывая в глаза Безверхому, проговорил Культяпый.
– Не поверили тебе? И правильно. Я б такой собаке тоже не поверил, но аминем беса не отбудешь. Будем уповать на помощь Господнею. А тебя, писарь, я передам в руки твоего начальника Шеина. Пусть сам решает судьбу такой мрази, как ты…
«Значит, еще поживу, – удовлетворенно подумал Культяпый. – С молодым воеводой всегда можно договориться, ведь не даром ему обо мне распинался старый воевода, как о самом лучшем писаре во всем уезде. За это, правда, пришлось хорошо ему заплатить…»
* * *
Главный воевода порубежной крепости Мценск, стоявшей на опасном для Москвы татарском шляхе, взобрался на самую высокую башню и смотрел на пылающий шар заходящего солнца. Высокого роста, широкоплечий молодец двадцати пяти лет отроду с обветренным и загорелым лицом, выдававшим в нем служилого дворянина, проводившего большую часть жизни под открытым небом, внешне разительно отличался от нежных отпрысков благородных фамилий, получавших чины и звания в непосредственной близости от царской персоны.
Он смотрел вдаль, но видел не леса и поля, а ту картину, что рисовалась перед его внутренним взором. Он «видел» устье небольшой речушки, впадавшей в огромную реку, больше похожую на море, поскольку другого берега было не видно. Только вода и небо. А еще огромное воспаленное солнце, окунавшее свой лик в прохладные бездны великой русской реки, на берегах которой он родился и где прошли его младые годы. «Отныне так будет всегда, – поклялся перед самим собой молодой воевода Михаил Шеин, – во времена утрат и потерь я буду видеть себя юным и непорочным, аки ангел Господень, каким был много лет назад, когда стоял на лесном обрыве и смотрел на Волгу, будто паря над суетой бытия. Только это дает ощущение правды и прибавляет сил…»
От размышлений воеводу отвлек небольшой отряд всадников, отделившихся от кромки леса и направившихся к воротам крепости.
– К нам гости! – предупредил Шеин охрану.
– То господин голова станичной службы со станичниками, – ответил стрелецкий десятник по фамилии Скоромный.
– Так пропустите его, – распорядился воевода.
Спустившись к открытым воротам, Шеин сразу увидел то, что его просто взбесило. Станичники привезли связанного по рукам и ногам писаря Культяпого.
– Как такое понимать? – встретил он Безверхого недовольным тоном. – Без моего на то ведома и соизволения вы позволили себе самоуправство. Немедленно развязать писаря!..
– Обожди развязывать, – перебил Безверхий молодого начальника, бодро спрыгивая с коня. – Попался этот писаришка на гнусном предательстве. Он встречался с крымчаками и передавал им тайные сведения…
– Не верю! Об этом человеке у меня самые положительные отзывы…
– А ваш батюшка, царствие ему небесное, больше доверял нам, станичникам. Помнится, под стенами Сокола… – хитро заговорил Безверхий.
– Что?.. Погоди… – остановил его воевода. – Ты знавал моего батюшку? Так ты Прохор… Не может быть! Прошка Безверхий! Тот самый ловкач и удалец из станичной службы! Ну как же. Про тебя мне наш слуга Ферапонт все уши прожужжал. Так это ты служил под началом моего батюшки в Соколе? У тебя должен быть его топорик…
– Было дело, да тому уж многие года миновали. Дослужился вот до чина станичного головы, о чем никогда и не мечтал… И то слава Богу! Кто не желает большой власти, на того не приходят и напасти. А топорик… Ах да, чекан! Он всегда при мне. Вот он, оберег воеводы Шеина. Теперь он твой, молодой воевода. Пусть будет у тебя, как память об отце.
– Нам есть о чем поговорить, – несказанно обрадовался Шеин, принимая бесценный для него дар.
– Поговорим. Отчего не поговорить? Только покрепче заприте Культяпого, да татарских гостей, что под видом купцов в крепость так и шастают, более не пускайте. А торговать они и в посаде могут, не велики птицы… Шпионы они все, одним словом!
* * *
…Главный хабаргири в тот же осенний вечер стал свидетелем того, как во Мценск прибыл большой отряд с четырьмя большими пушками.
– Я узнал человека, который ехал впереди отряда, – почтительно произнес Страшный Татарин.
– Кто он? – заинтересовался человек с черным пятном на лице.
– Это брат царя урусов Годуна по имени Семен. Он пользуется безграничным доверием своего родича царя Бориски и негласно руководит Тайным и Разбойным приказами.
– Я узнал все, что хотел, – удовлетворенно кивнул человек с черным пятном. – Мы можем возвращаться в ставку хана Казы-Гирея.
Глава 2. Нити заговора
Крымский хан Казы-Гирей наслаждался обществом полуобнаженных гурий из своего гарема с раннего утра до полудня. Потом, совершив омовение в зеленых искристых морских волнах, удобно улегся на песчаном берегу под покровом балдахина и, любуясь на свой Бахчисарайский дворец на возвышенности, вызвал главного хабаргири.
– Дарик, – расслабленно произнес хан, взирая на склонившегося в глубоком поклоне человека с черным пятном на щеке, – я готов слушать твои сказки. Ты же знаешь, что после войны и моих гибкотелых белоперсих гурий, больше всего в этом мире обмана и воровства я люблю твои сказки, которые очень напоминают мне истории из «Тысячи и одной ночи».
– На чем я остановился в прошлый раз? – спросил Дарик, располагаясь на ковре перед ложем Казы-Гирея, покуривавшего кальян.
– Ты поведал мне историю похождений сиятельного владыки Блистательной Порты – Турции, который получил большой пешкеш от неверных за то, чтобы уговорить некий верноподданный народ за морем на поход против урусов.
– Совершенно верно, мой господин, – улыбнулся Дарик. – И тот самый «пешкеш», очень правильно произнесенное вами слово по-персидски, или «бакшиш», как сказал бы я по-татарски, а в общем просто подарок, был настолько драгоценным, что сиятельный сразу же послал к правителю того верноподданного народа за морем своего визиря, который и посетил…
– Да, этот хитрый посланец был у меня вчера, – зевая, проговорил Казы-Гирей. – Он хотел, чтобы я собрал свою орду и напал на Москву…
– При этом сиятельный поручил передать тому правителю подарок в виде трех больших алмазов. А сам получил от иезуитов, как они в тайне себя называют, маленькую золотую корону, украшенную доброй сотней брильянтов и самоцветов.
– Каков хитрец!.. – привстав на подушках, хотел возмутиться хан, но сил на это после гурий и купания уже не осталось. – Мне это порождение ехидны и шакала передал всего один алмаз. Да и тот, ну очень маленький… Где этот шайтан в одеждах визиря?.. – Хан все же встал на ноги и в изнеможении потряс кулаком.
– Посол из Блистательной Порты уплыл на своей галере еще ночью, – ответил Кады-аскер, возглавлявший ханских телохранителей.
– Вот, пожалуйста! Кругом одни обманщики… – пожаловался Казы-Гирей своему хабаргири, снова падая на удобное ложе из ковров и подушек. – И что было дальше в твоей грустной сказке?
– А дальше, мой господин, в ханский дворец постучались два очень богатых купца. Точнее, купец был один, а другой был его слуга. Они попросили соизволения предстать пред ясны очи великого хана…
– Ишь чего захотели? – ухмыльнулся Казы-Гирей. – Я и сам-то к себе не всегда могу попасть…
– И эти недостойные избрали самый быстрый путь, посетив сначала кое-кого из карача – татарской знати.
– Ох, уж эти мне карача! – вздохнул Казы-Гирей, переворачиваясь со спины на бок. – Когда-нибудь я этой карача сделаю карачун – смертную казнь.
– Так вот, главный купец по имени Болислав Спенсерка… – продолжал Дарик.
– Как ты сказал? Боль… Спен?.. – не понял хан. – Какое варварское прозвище!
– Второй же по имени Прозитино…
– Это я знаю! Это от латинского «прозит». Так неверные вскрикивают перед тем, как влить в себя запрещенные Аллахом зелья… Эй, принесите нам хмельной бузы, а то у меня и у моего Дарика пересохло в горле.
Выпив по глотку татарского пива, оба собеседника помолчали, собираясь с мыслями.
– И вот представители карача того заморского народа, – опять заговорил главный ханский разведчик, – получив подарки, отвели богатых гостей к главному телохранителю хана. Он, получив подарок, отвел гостей к юному калге – наследнику хана. Тот в свою очередь…
– Тоже получил подарок! – не выдержал хан. – Что за сказка? В ней все получают подарки. Одному бедному хану ничего не досталось. Так не годится. Эй, Кады-аскер!
– Слушаю, мой господин, – упав на колени перед ханом, сказал главный телохранитель.
– Тебе никогда не попасть в джанет – наш мусульманский рай, – медленно произнес хан, смакуя каждое слово, будто это были глотки прохладного шербета. – Получать подарки и не делиться со своим властелином – это большой грех. Либо ты прямо сейчас принесешь мне все, что получил от неверных, либо…
– Слушаю и повинуюсь! – Кады-аскер стал задом отползать от ханского ложа.
– Не спеши, – остановил его Казы-Гирей. – Это еще не все. Ты соберешь все подарки у карача и калги. Теперь можешь отползать, змей!
Выпив бузы и затянувшись дымком из кальяна, хан разрешил продолжать «дозволенные речи».
– И тогда хан соблаговолил принять этих недостойных купцов, – произнес главный разведчик.
– Да? Вот этого я не помню… – покачал головой хан.
– Они поднесли драгоценные дары – все, что оставалось в их переметных сумах…
– Вот это очень мудро с их стороны!
– И попросили хана о ничтожной услуге – страшно отомстить урусам за то, что те не позволили им торговать в городе Мценске и других малых и больших городах Московии.
– Интере-есно, – протянул хан. – Ты уверен, что они просили хана именно об этом?
– Уверен, мой господин.
– И что я ответил?
– Хан им отказал в этой просьбе, сказав, что в порубежных крепостях урусов скопилось слишком много воинов и пушек. Они только и ждут того момента, когда доблестные стрелки – тюфанджи и наемники-сейманы нападут на Московию. В результате мы с урусами сделаем друг другу карачун, а потом туда прискачут неверные из Ляхистана или Польши, как называют ту державу московиты, и будут владеть всеми землями и богатствами.
– Я так и сказал? Какой я мудрый! – почмокал хан в полном удовольствии. – А какие хитрые эти купцы! Так ты говоришь, хан отобрал у них все подарки, оставив им только собственную шкуру?
– Можно и так, – ухмыльнувшись, ответил Дарик. – Это очень подлые люди. Им нельзя верить. Когда они думают, что остались одни в своем гостевом шатре, то слуга по имени Прозитино начинает колотить своего хозяина по имени Болислав Спенсерка руками и ногами. При этом он гневно вопит, что отправит его «к чертям собачьим на костер», как только они возвратятся в свой монастырь.
– Ну вот! Я же говорил, что у них очень опасные имена. Одним словом псы, а у псов и повадки собачьи – так гласит старая персидская поговорка.
– Да, мой господин, как вы уже догадались, это были иезуиты…
В этот момент под балдахин на берегу моря заскочил взмыленный начальник телохранителей, за которым двое здоровяков тащили огромные мешки с ценностями.
– Это ты, Кады-аскер? Что ты можешь сказать в свое оправдание? Ты ведь прервал сказку Дарика на самом захватывающем месте…
– Я принес все дары неверных, только… – опять бухнулся на колени Кады-аскер.
– Что «только»? – грозно спросил Казы-Гирей.
– Только калга – ваш сын отказался отдать бакшиш в ваши милостивые руки. Он напомнил, что ему скоро исполняется десять лет. Хан обещал сделать ему дорогой подарок по такому случаю. Калга сказал, что хан может больше ничего не дарить. Пусть считает, что он уже сделал ему подарок, оставив купеческий бакшиш, в котором много всяких игрушек-безделушек из презренного желтого металла.
– Какой мудрый у меня растет наследник, – восхитился хан. – Пусть будет, как он хочет. А теперь отнеси эти мешки во дворец – я потом подробнее проверю подарки, оставшись в одиночестве. Да, и не забудь отобрать у «купцов» все, что у них осталось. Отнесешь все туда же. И смотри у меня, змей!..