– Потянем, почему нет? – улыбнулся Шишанов. – Мне их технолог примерную цифру назвал, – вводной кабель на пристрой выдержит. При установке оборудования еще раз пройдемся, сверим и, если по факту будет превышение, заведем туда еще один дополнительный кабель. Там не так много тянуть от подстанции, метров сто, не больше. Хотя, конечно, нагрузки у них серьезные, я ожидал меньше.

– А что ты думал, Михеев идет в ногу со временем, – вздохнул Игорь, – он мне кое-что в каталогах показывал из купленного оборудования, так я даже не знал, что такое существует, хотя, казалось бы, у нас близкий к ним профиль. Ладно, я тебя понял. Не забудь перед подключением оборудования все еще раз проверить.

– Обязательно, шеф, – усмехнулся Шиша-нов.

Шишанов не обманул и спустя две недели еще раз все пересчитал. По его вычислениям выходило, что сечения кабеля немного не хватало для того, чтобы длительное время выдерживать нагрузку всего установленного оборудования. Однако нехватка эта не была критичной, да и оборудование вряд ли может все одновременно работать, рассудил инженер. Опасности он не видел и поэтому доложил Журбину, что все в норме. На всякий случай он несколько раз делал замеры, которые показали, что он был прав. Кабель немного нагревался к концу смены, но нагрев этот был совсем незначительным.

Следующие девять месяцев необычайно радовали Журбина. Десятого числа каждого месяца, а иногда и на день-два раньше на счет фирмы, зарегистрированной на имя его жены, поступал миллион рублей. В июле, когда таких платежей было уже восемь, начался ремонт кровли основного здания. К октябрю работы были закончены. Журбин оставался должен подрядчикам еще около двух миллионов рублей, но договорился с ними на небольшую отсрочку, обещая закрыть остаток из предстоящих платежей Михеева.

Лето, выдавшееся в тот год исключительно жарким и засушливым, принесло Журбину еще один приятный сюрприз. Августовским субботним утром Игорь, проснувшийся раньше жены, сидел на веранде их небольшого загородного дома, доставшегося ему еще от родителей. Утро субботы, как считал Журбин, это лучшее время за всю неделю. Впереди целых два выходных дня, когда можно никуда не спешить. Кроме того, оно выгодно отличается от середины той же субботы тем, что все соседи еще спят. Не слышно воя газонокосилок, рева бензопил или вырывающегося из могучих колонок, установленных в чьем-нибудь дворе, хитов восьмидесятых годов. Сам Игорь не любил громкую музыку, а уж шлягеры тридцатилетней давности и вовсе не переносил, однако бороться с соседями не пытался, ибо считал, что взрослые люди не поддаются исправлению так же, как не поддаются восстановлению нервные клетки.

В начале восьмого его нервные клетки наслаждались соловьиными трелями, доносящимися из примыкавшей к участку Журбиных березовой рощи, а также запахом только что сваренного кофе.

Татьяна вышла из дома босиком и неслышно подошла к мужу. Она молча обняла его за голову и поцеловала в затылок. Игорь уткнулся лицом жене под грудь и ощутил, как бьется ее сердце. Он поднял голову и улыбнулся Татьяне. Жена, тоже улыбаясь, протянула ему узкую белую полоску. Как выглядит тест на беременность, Игорь знал прекрасно, как это знает любой уже восемь лет женатый мужчина, который никак не может дождаться рождения ребенка. Правда, последний раз он видел тест так близко лет пять назад. Тогда, увидев две тонкие розовые полоски, одна из которых была еле заметна, он еще уточнил у жены:

– А это точно?

– Точно, – встряхнула волосами Татьяна, – тест может иногда не показать то, что есть, но того, что нет, он точно не показывает.

И тогда он заорал. Он орал и прыгал вокруг жены, словно дикарь, впервые самостоятельно добывший огонь и теперь оповещавший своими воплями весь мир о том, что отныне именно он царь зверей.

Но счастье их было совсем недолгим. Спустя два месяца обследование показало, что развитие плода остановилось. Татьяна была вынуждена лечь в больницу, а вернувшись, она долго ни с кем не хотела разговаривать, даже с Игорем. А может быть, особенно с ним. На все его попытки поговорить с ней или хотя бы обнять она отвечала молчанием, а затем, освободившись от его рук, уходила в другую комнату и там, у окна, долго стояла неподвижно и плакала. Жена всегда плакала тихо, не в голос, со спины можно было только заметить чуть подрагивающие плечи. Лицо, залитое слезами, Татьяна мужу никогда не показывала. Наплакавшись и немного придя в себя, она уходила в ванную комнату, где приводила себя в порядок, а затем все так же молча шла на кухню, где как ни в чем не бывало принималась за готовку, и только покрасневшие глаза выдавали ее подлинное состояние.

Постепенно, очень медленно их семейная жизнь вошла в привычную колею. Татьяна начала улыбаться, общаться с мужем и немногочисленными друзьями. Но тесты на беременность она больше мужу не показывала, хотя Игорь несколько раз замечал в мусорном ведре выброшенную упаковку.

И вот сейчас его жена, его Танюшка, молча стояла рядом и протягивала ему такой знакомый тонкий кусочек бумаги. Он мог бы не брать его в руки и не смотреть на него, он и так уже понимал, что там увидит. Игорь протянул руку и взял тест. Две тоненькие линии неожиданно стали расплывчатыми и слились в одну. Он провел по лицу рукой и с изумлением понял, что ладонь стала мокрой. Он плакал. Плакал от счастья. Игорь повернулся к стоящей рядом жене и уткнулся лицом ей в живот. Она нежно гладила его по затылку и ласково повторяла:

– Мой маленький, все хорошо. Все хорошо, мой маленький.

На смену лету пришла осень. Работы, которой всегда было немало, стало еще больше. За последний год Белоусов настолько нарастил торговую сеть, что работавшие в две смены фабрики еле успевали отгружать продукцию к зимнему сезону. Неплохо шли дела и у Михеева. Сказать, что они идут хорошо, ему, как и год назад, не позволяло затянувшееся строительство. Сама стройка была почти уже закончена, однако возникли непредвиденные проблемы с подведением электрических линий. Привыкший быстро решать все возникающие проблемы Михеев самолично отправился в областные электросети, где присланный из Москвы руководитель заставил его почти час прождать на проходной, а затем еще столько же в приемной. К началу разговора не привыкший к подобному обращению Михеев был уже в ярости. К концу разговора, который наступил на удивление быстро, стороны уже ненавидели друг друга взаимно, причем одна из сторон была еще и облита кофе. Оставив мокрого директора Облэнерго на попечение причитающей секретарши, Михеев выскочил из кабинета, на прощание так шарахнув дверью, что без слов было ясно, возвращаться сюда он не намерен. Вопрос с подключением к энергосетям завис и на целых два месяца затормозил сдачу готового объекта до тех пор, пока в спор высоких сторон не вмешался губернатор.

Не желавший терять время Андрей Эдуардович завез на свое временное производство дополнительное оборудование, наконец полученное им из Кореи. Особого экономического смысла в этом не было. Он был уверен, что сразу после Нового года сможет наконец начать расставлять оборудование на новом предприятии, но неуемной натуре Михеева претило само слово «простой». К тому же все хлопоты по переездам ложились на плечи его подчиненных, ему оставалось лишь требовать с них результата. А требовать – это было любимым делом Андрея Эдуардовича. Так что новое оборудование было успешно установлено и выпускало продукцию почти круглосуточно.

Сам Журбин с утра до позднего вечера пропадал на фабрике, где кроме основной работы на него лег и контроль за ремонтом кровли. Наученный горьким опытом, Игорь больше не полагался на Шишанова. С каждым днем темнело все раньше. Сначала Журбин приезжал домой почти сразу после того, как солнце касалось вершин растущих возле дома берез, потом чуть позже заката, а еще через некоторое время у ворот дома его встречали темнота и ползущая из леса холодная сырость. И хотя первые ночные заморозки убили растущие на участке вдоль дорожек бархотки, счастье, переполнявшее Журбина, только набирало цвет. Оно росло одновременно с тем еще не родившимся комочком жизни, который до поры до времени прятался в животе его любимой жены.

В тот вечер Журбин вернулся домой чуть раньше обычного. Загнав машину в гараж, он вышел во двор и направился по дорожке к дому, расположенному в глубине участка. В окнах первого этажа горел свет, но Татьяну видно не было, скорее всего, она находилась на кухне. В кармане завибрировал уже переведенный на беззвучный режим мобильник. Журбин достал телефон. Звонили с поста охраны фабрики.

– Пожар, Игорь Иванович, горим, – услышал Журбин встревоженный голос.

– Сильно горим? – спросил он в надежде, что произошло что-то незначительное.

– Сильно, Игорь Иванович, огонь на крышу пристроя ушел, – отозвался охранник и добавил: – Пожарных уже вызвали.

– Еду.

Журбин сунул телефон в карман и зашагал обратно в сторону гаража. В дом он заходить не стал.

Въезд во внутренний двор фабрики был перекрыт полицией. Бросив машину в ближайшем дворе, Журбин прошел на территорию. Взглянув на дымящуюся кровлю здания, он вздохнул с облегчением. Из-под крыши валил светло-серый дым, который поднимался только с одной стороны пристроя. Казалось, что большого труда справиться с огнем не составит.

– Загорелось где-то на стене, под сайдингом, – начал объяснять появившийся из толпы Шишанов. – Сайдинг пластиковый, вот огонь по стене и пошел. А там кондиционеры висят. Похоже, что фреон в них вспыхнул и огонь рванул вверх, под кровлю. Сейчас, я думаю, обрешетка прогорает. Если они, – он махнул рукой на пожарных, – в чердак зайдут, то изнутри без проблем пламя собьют.

– А дышать там чем? – Журбин смотрел на неторопливо перемещающихся по двору пожарных.

– Так у них же костюмы должны быть жаростойкие, – неуверенно протянул Шиша-нов, – и баллоны с кислородом.

– Может, и должны, – пожал плечами Журбин, – пока похоже, что у них даже воды нет.

– Воды нет, – согласился Шишанов, – в гидрантах нет напора, водоканал не дает.

– Ясно, – Игорь не знал, что надо делать, и чувство беспомощности его злило, – а что там в стене было? От чего могло загореться?

Шишанов молчал, уставившись на дымящуюся крышу здания.

– Ау! Ты меня слышишь? – толкнул его Журбин. – Что могло загореться?

– Иваныч, там, похоже, кабель перегрелся, – предпочитая не смотреть на шефа, наконец ответил Шишанов.

– Кабель? – подпрыгнул на месте Журбин. – Ты же говорил, что все проверял!

– Проверял, – виновато согласился Шишанов, – но они же еще оборудование завезли. И работают почти в три смены. Вот и пошел перегрев.

Журбин почувствовал, как ноги наливаются тяжестью, а голова начинает все быстрее кружиться. Он присел на корточки и оперся одной рукой об асфальт.

– Иваныч, ты что? Тебе плохо? – засуетился Шишанов.

– Леша, уйди от меня, уйди Христа ради! – выкрикнул Игорь.

Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, Шишанова рядом не было. Пожарные, взобравшись на крышу пристроя по нескольким выдвижным лестницам, с грохотом рубили железную кровлю.

– Господи, что же эти идиоты делают? – пробормотал Журбин.

Не успели пожарные прорубить отверстие в кровле, как огонь, получивший кислород, которого так ему не хватало, вспыхнул с такой силой, что языки пламени взметнулись высоко вверх. Не ожидавшие подобного огнеборцы кинулись врассыпную, при этом один из них чуть не рухнул в образовавшийся провал. Пламя становилось все мощнее, оно жадно лизало стену основного здания, пока наконец одним из своих многочисленных языков не дотянулось до свежеперекрытой кровли.

– Это конец.

Журбин встал и, пошатываясь, отошел в сторону, подальше от горящего здания. В кармане завибрировал телефон. Звонила Татьяна. Журбин хотел ответить, но в этот момент к нему подошел человек в форме с погонами майора.

– Игорь Иванович? – Майор доброжелательно улыбнулся.

– Это я, – кивнул Журбин, понимая, что ласковая улыбка вряд ли сулит ему что-то хорошее.

– Инспектор пожарного надзора майор Гранин. Я буду вести дело по факту пожара. Вы что-то можете сказать о причине его возникновения?

– Пока нет, – настороженно ответил Журбин.

– В Интернете появилось много фотографий начала пожара. – Майор показал Игорю мобильник. – На снимках видно, что загорелась стена прямо под кондиционерами. Что это может быть?

Журбин непонимающе посмотрел на майора и пожал плечами:

– Откуда я могу знать, вы же здесь раньше меня, наверное, оказались, вы лучше все знаете.

– Ясно, – кивнул майор и еще раз улыбнулся. – Мы с вами тогда попозже пообщаемся, когда это все, – он обвел взглядом полыхающие здания, – закончится.

– Вы лучше со своими коллегами пообщайтесь, – зло сплюнул Журбин, – они же не тушат. Зачем они крышу вскрывали, если у них напора воды нет? Они же все уничтожили!

Майор сделал осторожный шаг назад.

– У них есть свой командир, он определяет порядок тушения. Если вы считаете, что они действуют неправильно, то имеете право обратиться в прокуратуру.

Журбин обреченно махнул рукой и отвернулся. Говорить было не о чем. Говорить уже было поздно. К утру фабрика выгорела полностью. Но для Журбина неприятности только начинались. Спустя две недели после пожара было получено заключение пожарного надзора о том, что возгорание произошло по причине несоответствия вводного кабеля подключенным мощностям, а также наличия горючих материалов фасада здания в непосредственной близости от силового кабеля.

Страховая компания, получив заключение, отказалась выплачивать компенсацию обувному холдингу, и разъяренный Белоусов лично прибыл в Задольск, чтобы на месте разобраться, что именно произошло.

Он долго бродил среди пепелища. Потери были огромны. Предстоящий ремонт здания только по приблизительным оценкам мог потянуть на сотни миллионов рублей, и это не считая стоимости нового оборудования, которое теперь предстояло купить. Все заказы были в срочном порядке переведены на две оставшиеся фабрики, которые начали работать в круглосуточном режиме, но все равно не успевали.

Журбин и еще несколько сопровождающих неотступно следовали за владельцем холдинга. Вернувшись наконец во двор, Белоусов взглянул на свои измазанные в саже ботинки и чертыхнулся, словно их вид расстроил его больше, чем сгоревшее здание.

– Я читал заключение пожарных, – он поманил к себе Игоря, – не пойму, чего там у вас с кабелем вышло?

– Так сайдингом еще семь лет назад здание обшили, еще до меня, – попытался оправдаться Журбин.

– Сайдинг ладно, не в нем дело, – поморщился Белоусов, – почему кабель воспламенился, что за нагрузка на нем была? У тебя ведь это здание полупустое стояло, я помню.

– Так мы его Михееву сдали, под обувное производство.

Журбин чувствовал, как с каждым словом у его ног раскрывается бездонная пропасть, и остается сделать совсем небольшой шаг, чтобы провалиться в нее.

– Михееву, значит… – Белоусов задумчиво потер подбородок. – Чего же он там, засранец, наподключал такого, что кабель не выдержал?

Журбин счел за лучшее промолчать.

– Вот что, – продолжил Николай Анатольевич, – в юридическую службу мне скинешь договор по аренде с Михеевым, у меня там девочки умные сидят, они посмотрят, может, мы сможем ему какие-то претензии предъявить.

– Так ведь, наверное, сгорело все, – выдавил из себя Игорь.

– Да ладно, в бухгалтерии дверь железная, должно было уцелеть, – возразил Белоусов, – да и если сгорело, у Михеева копию договора запросишь. Он ведь не здесь договор хранил, я так думаю, в головном офисе.

– Я понял, пришлю.

Игорь почувствовал, что шаг в пропасть уже сделан и выбраться из нее вряд ли возможно.

Вернувшись домой, он поцеловал жену, ласково погладил ее округлившийся животик и, отказавшись от ужина, вышел во двор. Было темно и достаточно холодно. Побродив несколько минут по выложенным плиткой дорожкам, Игорь понял, что придумать внятное объяснение для Белоусова вряд ли получится. В кабинете бухгалтерии, где хранилась касса и велась основная документация, действительно стояла прочная железная дверь, и все документы остались целы, только сильно вымокли от воды, которой нещадно проливали пылающие чердачные балки. А вот кабинету Журбина повезло гораздо меньше. Огонь, спустившийся с чердака по техническим проемам, выжег сначала деревянную дверь в приемную, а затем легко расправился с тонкой преградой, закрывающей путь в директорский кабинет. Когда Журбин смог попасть к себе на следующий день после пожара, он увидел лишь обгоревшие остатки мебели да кучи пепла там, где хранились документы. В том числе документы, подтверждающие расходование средств на ремонт крыши главного здания. Почувствовав, что совсем замерз, Журбин вернулся в дом, выпил рюмку водки и сел ужинать.

Спустя неделю после приезда Белоусова Журбин подал заявление на увольнение. К его удивлению, расчет он получил полностью, включая накопившиеся отпускные. Несколько дней он отсыпался дома в тщетной надежде, что для него вся эта история с пожаром наконец закончилась. Однако на пятый день отдыха ему позвонил начальник службы безопасности холдинга Герман Гуревич и пригласил на встречу во Владимир, подчеркнув, что в интересах Журбина от встречи не уклоняться. Когда Игорь приехал, в кабинете начальника службы безопасности кроме самого Гуревича находились еще финансовый директор холдинга Герасимов и Никитина. Разговор с самого начала не заладился. Гуревич, работавший когда-то в полиции, вел себя агрессивно, Герасимов и Никитина долгое время только слушали. По лицу Никитиной было понятно, что она с радостью бы покинула их общество, но такой возможности у нее не было.

– Ну хорошо, Игорь Иванович, – словно нехотя вступил в разговор Герасимов, – вы утверждаете, что потратили все полученные от предприятия Михеева средства на капитальный ремонт. Может быть, это и так, – он похлопал по руке уже собирающегося что-то возразить Гуревича, – хотя даже если это так, то все равно налицо факт, что деньги от Михеева вы получали незаконно и тратили их по своему собственному усмотрению, а не по распоряжению своего работодателя.

– Но в его интересах, – подчеркнул Журбин.

– Возможно, молодой человек, – кивнул Михеев, – возможно. Но в таком случае хотелось бы видеть документы, подтверждающие ваши слова. Вы свои расходы можете подтвердить документально?

– Нет, не могу, – признался Журбин, – все документы были в моем кабинете и сгорели во время пожара.

– Чего и следовало ожидать, – фыркнул Гуревич.

Журбин проигнорировал его и продолжил:

– Но была смета, и я утверждал ее у Ольги Вадимовны.

– Вот только не надо меня вмешивать в ваши дела, – Никитина покраснела от возмущения, – я была уверена, что это предварительные расчеты, с которыми вы хотите пойти к Николаю Анатольевичу. Все, что я могла сделать, это со своей стороны поддержать вас. А то, что вы провернули с Михеевым, у меня даже в голове не укладывается.

Ошеломленный Журбин не знал, что возразить. Доказать, что Никитина лжет, он не мог, еще хуже было то, что он не мог доказать, что сам говорит правду.

– Но ведь все видели, что крышу чинили, – растерянно пробормотал он, обращаясь к Герасимову.

– Все видели, что какие-то работы велись, – возразил Валерий Петрович, – но в каких объемах, этого не может сказать никто, а теперь, после пожара, это даже невозможно установить комиссионно. Все очень печально, молодой человек. Мне кажется, все гораздо хуже, чем вы себе это представляете.