Глава 3
Пашкины носки

Лунин смирился. Осознание того, что ничего уже не вернуть, пришло не сразу. Понимание, что ничего изменить тоже не получится, появилось гораздо позже, приблизительно месяц спустя. Невозможно вернуть Светочку, чей портрет в траурном обрамлении теперь висел на стене приемной генерала Хованского, невозможно изменить отношение к нему, Лунину, самого генерала. В принципе, ничего удивительного. Пристегнуть начальника областного следственного комитета наручниками и оставить сидеть в запертой машине, откуда его потом извлек подъехавший примерно через полчаса наряд полиции^[1], – одного только этого вполне достаточно, чтобы распрощаться с должностью следователя по особо важным делам, да и вообще с не так давно полученными подполковничьими погонами. А ведь было что-то еще… Ах да, Изотов. Хотя, думается, Хованского меньше всего интересовало разбитое в кровь лицо полковника. Ну а что здесь такого? Один его подчиненный набил морду другому. С кем не бывает? Конечно, они вроде как офицеры. Даже не вроде как, а точно офицеры, старшие офицеры, если начать вдаваться в детали. Но ведь дуэли уже давно ушли в прошлое, да и в тот момент было не до бросания в лицо перчатки, тем более что и перчатки никакой у Ильи не было. А если уж говорить совсем откровенно, то Изотов сам нарвался на неприятности, не надо было вести себя так по-хамски. И Хованский это прекрасно понимает. Да, эпизод с Изотовым можно было бы полностью вычеркнуть из памяти, если бы не эти злосчастные наручники, будь они неладны. Ведь генерала Хованского Лунин пристегнул именно к Изотову, так что они теперь навсегда в памяти всех сотрудников не только следственного комитета, но и областного управления внутренних дел останутся двумя частями единого целого. Как там в песне, «скованные одной цепью»? Как раз тот самый случай. Черт бы побрал того умника, успевшего втихаря сделать фотографии прикованных друг к другу горемык.

Пытаясь отвлечься от неприятных воспоминаний, Илья щелкнул клавишей компьютерной мыши и уставился на заголовки открытого новостного портала. К его разочарованию, ничего интересного в мире за выходные не произошло. Человечество по-прежнему предпринимало вялые и пока безуспешные попытки справиться с появившимся почти год назад вирусом, бушевавшим, к удивлению Лунина, почти во всех странах мира, кроме Китая, где эта пока непобедимая зараза, собственно, и появилась на свет. Америка готовилась к предстоящим со дня на день президентским выборам, не зная, какой из двух старцев, задиристый или любящий вздремнуть в прямом эфире, ей больше нравится, а Европа в очередной раз не понимала, что делать с заполонившими ее мигрантами, напоминая престарелую и растерянную хозяйку дома, в котором перебравшие с алкоголем и закусками гости заняли все комнаты, включая туалет и ванную, оставив свободным лишь коврик перед дверью. Заголовки, посвященные внутренним новостям, выглядели более позитивно, хотя и не всегда однозначно. «Правительство улучшило оценку падения экономики в третьем квартале». Илья в задумчивости причмокнул губами, пытаясь понять, означает ли это, что экономика будет падать лучше, быстрее или же этот процесс в третьем квартале будет происходить как-то по-особенному, с неким, несвойственным ранее, изяществом. Лунин уже собирался было открыть статью, но пронзительная трель стоящего на столе телефона внутренней связи не позволила ему удовлетворить собственное любопытство.

Закончив короткий, состоящий всего из двух фраз разговор, Илья вернул трубку на место и с сожалением взглянул на монитор. Что поделать, надо идти. Хотя, что уж тут расстраиваться? Скорее всего, ни с заголовком, ни с экономикой за время его отсутствия ничего не случится.

Пройдя по длинному коридору, Илья распахнул дверь приемной и, стараясь не смотреть ни на портрет Светочки, ни на сидящую за столом и что-то печатающую на компьютере женщину, буркнул: «Он меня ждет» – и тотчас исчез в недрах кабинета начальника областного следственного комитета. Стремительно мелькающие над клавиатурой женские пальцы на несколько мгновений приостановили свой полет, но, как только дверь в кабинет Хованского захлопнулась, работа над текстом возобновилась с еще большей скоростью.

– Лунин, – Дмитрий Романович пристально рассматривал застывшего на пороге подчиненного, – пришел, значит.

В генеральском голосе явственно слышалось разочарование. На мгновение Илье даже показалось, что Хованский надеялся прождать его, Лунина, до самого вечера, а затем, так и не дождавшись, с чистой совестью подписать приказ на увольнение за невыполнение прямого распоряжения руководителя.

– Вы же меня звали, Дмитрий Романович, – неуверенно улыбнувшись, напомнил Илья.

– Звал? – делано изумился Хованский. – Ах да, звал. Я, значит, позвал, и ты пришел.

– Именно, – еще более неуверенно кивнул Лунин.

– Изумительно!

На лице Хованского застыла странная гримаса. Как показалось Илье, именно так выглядела его собственная физиономия во время прошлогоднего визита к стоматологу. Смесь боли и отвращения.

– Образцовый сотрудник! Даешь ему распоряжение, он сразу же выполняет. Все бы такие были! Да, Лунин?

– Дмитрий Романович, может, не надо? – тихо попросил Илья, видя, что хозяин кабинета намеревается выплеснуть на него все накопленные с начала сентября негативные эмоции.

– Не надо? – Изумление Хованского достигло наивысшей возможной точки, а затем подпрыгнуло еще куда-то вверх. – Почему не надо, Лунин? Или ты думаешь, что, если все станут такими, как ты, тогда я точно сойду с ума? Или меня инсульт тяпнет прямо посреди кабинета? Тебе какой вариант больше нравится, Лунин? Или лучше совместить оба сразу?

– Я, может, пойду, Дмитрий Романович?

Илья тяжело переминался с ноги на ногу, глядя на покрасневшее лицо генерал-майора. Услышав реплику подчиненного, Хованский на мгновение замер, словно делающий стойку охотничий сеттер, но отчего-то не стал бросаться в новую атаку, а лишь сделал вялый, приглашающий жест рукой.

– Садись, раз пришел. Говорить будем. Вернее, я говорить, а ты слушать. Усек?

– Так точно, – вздохнул Лунин, из соображений безопасности усаживаясь подальше от хозяина кабинета.

– «Так точно», – передразнил его Дмитрий Романович. – Значит, слушай меня внимательно. У нас в области есть такой поселок – Нерыбь. Слышал?

Илья отрицательно покачал головой.

– Плохо, – цокнул языком Хованский, – у тебя там, между прочим, полно знакомых.

– Это кто же? – Лунин никак не мог понять, о чем речь.

– Ты что, Лунин, забыл, где «пятерка» находится? Хороший следователь должен знать, где отдыхают его подопечные.

– Точно, – поняв, о чем речь, Илья не удержался и громко щелкнул пальцами, – совсем из головы вылетело.

– Что-то у тебя то с дисциплиной проблемы, то с памятью. Так ведь и до неполного соответствия докатиться можно, – не упустил своего Хованский. – Ладно, теперь по существу. То, что в поселке Нерыбь находится ИК-5, мы вспомнили. Начальник колонии, если ты не в курсе, полковник Кноль Аркадий Викторович. Знаешь такого?

На всякий случай Лунин кивнул, хотя фамилию начальника пятой исправительной колонии слышал впервые в жизни.

– Вижу, что не знаешь, – фыркнул Хованский. – Впрочем, тебе и не обязательно, ты, ежели что, в другое место поедешь.

После очередной безответной колкости в адрес подчиненного настроение генерала немного улучшилось, что сразу же сказалось на его манере общения.

– Итак, слушай внимательно. У Кноля есть дочка. Семнадцать лет, учится в одиннадцатом классе. В прошлую пятницу она пропала. Сам понимаешь, папаша поднял в ружье весь поселок, прошерстил все вокруг, но никто ничего так и не нашел. Ни самой девицы, ни каких-либо ее следов. Вернее, собаки вроде как сперва взяли след, потом потеряли, в общем, без толку. Вариантов, сам понимаешь, может быть много. Девочка могла уйти в тайгу и заблудиться или ногу подвернуть, а могла и вовсе собраться и втихаря от папаши рвануть куда подальше. В семнадцать лет девицы еще не такие кренделя выкидывают. Вон, у Локоткова дочка, слыхал, как учудила? Еще школу не окончила, а сама уже на пятом месяце. И кто ей ребеночка подсуропил, не признается. Молчит как партизанка.

Илья вновь молча кивнул.

– Вот все всё знают, – всплеснул руками Хованский. – Откуда, мне интересно? Господи, одни балаболы кругом. Не умеют люди язык за зубами держать, совсем не умеют. Вот скажи мне, ты от кого это услышал?

Немного замешкавшись с ответом, Илья наконец выдавил из себя правдивый ответ:

– От вас.

– От меня? – Хованский возмущенно подпрыгнул в кресле. – Когда?

– Вы же только что мне все рассказали, – еще больше смутился Лунин.

На несколько мгновений в кабинете воцарилось напряженное молчание.

– Продолжаем разговор, – взял себя в руки Дмитрий Романович. – Итак, вариантов много, в том числе вовсе не криминальные. По большому счету, тут и дело заводить пока повода нет особого, а уж мы бы в него никогда не полезли, если бы не одно обстоятельство.

Хованский вновь замолчал, но на этот раз пауза в разговоре была вызвана некоторой любовью генерала к театральности и его желанием подчеркнуть важность следующей фразы.

– Примерно год назад, в октябре прошлого года, в поселке пропала и так потом не нашлась еще одна девочка. Они с Кноль ровесницы, учились в параллельных классах.

– То есть ей тогда было шестнадцать, – уточнил Лунин.

– Шестнадцать, – согласился Хованский, – но это не главное. Вся штука в том, что она пропала четырнадцатого октября. Улавливаешь?

– Пока не очень.

– Поначалу никто не уловил. А потом мать той девочки прибежала к участковому и ткнула его в календарь носом. Или он сам носом ткнулся. Точно не знаю, но вроде от участкового вся эта тема и поплыла.

– Так ведь даты не совпадают, – Илья зажмурился, пытаясь вспомнить, какое на календаре число, – прошлая пятница, это ведь, кажется, тридцатое было.

– Тридцатое, – вновь согласился Дмитрий Романович, – только это все не то. Речь ведь не про простой календарь идет. Лунный календарь, Илюша! Лунный!

Илья вздрогнул от неожиданности.