– Примерно, – усмехнулся Игорь. – Примерно так обстоит и с едой. Можно провести эксперимент. Приготовить какое-нибудь блюдо из свежих продуктов, а затем сравнить его на вкус с таким, но приготовленным за сутки до этого. С тем, что уже один раз нагрели, потом охладили. Затем нагрели по новой. Если вас ничто не будет отвлекать, – дети, телефон, телевизор, – вы непременно почувствуете разницу.

Как оказалось, подтянутый худощавый Корнилов может говорить о еде долго, причем с таким энтузиазмом, что, когда «порше» наконец остановился на парковке возле районного супермаркета, Ирина уже изнывала от голода. Она стремительно промчалась по параллельно-перпендикулярным рядам стеллажей и холодильных витрин, заполняя тележку продуктами. Игорь, не отставая, следовал за ней, хотя, как показалось Шестаковой, его набор покупок значительно отличался от ее собственного.

Расплатившись на кассе, Ирина вышла из магазина и остановилась на крыльце подождать Игоря. В нескольких шагах от нее по тротуару двумя встречными потоками спешили прохожие в надежде как можно скорее оказаться дома и приступить к заслуженному пятничному ничегонеделанию, еще чуть дальше бесконечной огненной лавой, включив фары, неслись автомобили. Один из них, черная «камри», вдруг притормозил и, включив аварийку, остановился, прижавшись к обочине. Задняя дверь распахнулась, и из машины показались две молодые девушки, а вместе с ними, к удивлению Ирины, из «камри» выбрался и Лунин. Подхватив стоящие на ступенях пакеты, Ирина сделала было шаг в его направлении, и тут одна из девушек поцеловала Лунина прямо в губы. Поцелуй длился недолго, но все же Ирина невольно замедлила шаг. Она уже спускалась с последней ступени, когда другая девушка, последовав примеру первой, впилась в губы Лунина своими губами. Этот поцелуй длился долго, слишком долго для того, чтобы быть обычным дружеским поцелуем. Да и разве друзья, даже если поверить в возможность дружбы между мужчиной и женщиной, так целуются? Девица, обхватив шею Лунина обеими руками, прижалась к нему всем телом, а затем, когда их губы, наконец, разъединились, провела на прощанье ладонью по его щеке. Друзья так не прощаются. Так прощаются только очень близкие друзья, те, которых и друзьями уже не назовешь, потому как называются они совсем другим словом.

Обе девушки уже двинулись куда-то в сторону ближайших домов, черная «камри» унесла прочь вновь севшего в нее Лунина, а Шестакова все стояла неподвижно, растерянно глядя на утоптанный пятачок снега, где только что Лунин – ее Лунин! – целовался с другой женщиной.

– Вот и я, – рядом остановился бесшумно подошедший Корнилов. – Ну что, давайте довезу вас до подъезда? Вы будете удивлены, но в моей машине имеется багажник. Наши с вами пакеты как раз в него должны поместиться.

– Я сама, – сухо отозвалась Ирина, отступая на шаг в сторону, – сама дойду. Вам вовсе не обязательно так усердствовать.

– Я что-то не так сделал? – нахмурился Игорь. – В таком случае…

– У вас исключительное самомнение, – Ирина перехватила пакеты поудобнее, – даже право на неправильные поступки вы оставляете только за собой. Всего доброго, Игорь Константинович. Думаю, целоваться на прощанье не будем.

Проводив удивленным взглядом удаляющуюся Шестакову, Игорь пожал плечами и двинулся к припаркованному неподалеку автомобилю. Сделав несколько шагов, он еще раз обернулся, как раз для того, чтобы успеть заметить, как Ирина скрывается за углом супермаркета.

– Зачем тогда было меня ждать? – ничего не понимая, пробормотал он и, поставив пакеты в снег, начал шарить по карманам в поисках ключей от машины.

– Я не знаю, что именно вы хотите от меня услышать. Поэтому буду говорить в произвольном порядке. – Голос Зарецкого звучал тихо, но достаточно отчетливо. – Начну, пожалуй, с самого простого. С денежных отношений. Вы же понимаете, в конечном итоге все упирается именно в деньги. Причем всегда упирается болезненно. Когда денег не хватает, это всегда болезненно. А их почему-то всегда не хватает, во всяком случае, мне.

По притихшему отелю пронесся печальный вздох, вырывающийся из установленных в каждом номере динамиков.

– Их вроде бы постепенно становится все больше, но отчего-то и больше не хватает. Конечно, это все лирика. Вам нужен, так сказать, фактический материал. Ну что же, перейдем к фактам. Факт, друзья мои, заключается в том, что десятины не существует.

Несколько мгновений Олег Владиславович помолчал, очевидно ожидая реакции слушателей. Не дождавшись ее, он удивленно хмыкнул:

– Мне кажется, вы меня не поняли. Объясняю подробнее: никакой губернаторской десятины нет. Я ее выдумал.

– А вот сейчас я точно не понял, – послышался из динамиков возмущенный мужской голос.

– Поздравляю, Миша, – иронично отозвался Зарецкий, – у тебя быстрее реакция. А ты, Артур? Не ожидал от тебя такой медлительности. Или ты от неожиданности потерял дар речи?

– Ни тот вариант, ни другой. – Голос нового участника разговора звучал почти равнодушно. – У меня всегда были некоторые сомнения в этом вопросе, но, зная характер господина Сергиевича, я допускал, что действуешь в его интересах. Оказывается, нет, лично в своих.

– Так это что же, вы со Стасом меня, значит, на пару обманывали? – констатировал тот, кого Зарецкий назвал Мишей. – И что теперь, вы думаете, это обойдется вам без последствий? Я ведь накажу. Накажу вас обоих. Вы слышите меня? Почему вы молчите? Я спрашиваю, вы меня слышите?

Переждав этот бурный всплеск возмущения, Зарецкий поинтересовался:

– Я могу продолжить?

* * *

В отличие от Лунина начальник Областного управления следственного комитета по Среднегорской области генерал-майор Хованский встречал утро праздничного дня в замечательном настроении. Будучи благополучно женат уже более тридцати лет, Дмитрий Романович был уверен, что крепкий брак строится на воспоминаниях и ими же может быть до основания разрушен. А посему надо прилагать все усилия к тому, чтобы воспоминания были в большинстве своем приятными, причем для обоих участников семейного союза. Взять, к примеру, Восьмое марта. Конечно, всем понятно (во всяком случае, сам Хованский был в этом убежден), что без этого праздника прекрасно можно было бы обойтись. В конце концов, женщин поздравляют по случаю дня рождения, на Новый год, а женщин-следователей еще и в День работника следственных органов. Зачем придумывать что-то еще? Но поскольку возможности допросить (желательно с пристрастием) и Клару Цеткин, и Розу Люксембург у доблестного генерал-майора не было, он справедливо полагал, что надо использовать сложившиеся обстоятельства себе же на благо. Ведь Восьмое марта промелькнет достаточно быстро, а вот приятные воспоминания об этом дне, если как следует постараться, могут остаться надолго. А это означает, что в глазах любимой Хомочки Дмитрий Романович еще долго будет выглядеть галантным кавалером, благородным рыцарем и элегантным джентльменом. А ведь их всех троих надо кормить, холить и лелеять, чем Хомочка и будет заниматься оставшиеся триста шестьдесят четыре дня до следующего праздника. Хотя нет, день рождения Хомочки, пожалуй, тоже придется вычеркнуть. Значит, триста шестьдесят три. Не так уж и плохо!

На самом деле Дмитрий Романович не был столь циничным и расчетливым человеком, как могло показаться со стороны. Утром он бесшумно выскользнул из спальни, спустился на первый этаж и занялся приготовлением традиционного праздничного завтрака – прежде всего потому, что ему это доставляло удовольствие. Он любил кормить Хомочку, особенно по праздникам, когда можно было никуда не торопиться и с душой отдаться любимому занятию.

На самом деле супругу Хованского звали Лидой, или, как к ней обращались окружающие последние лет двадцать, Лидией Юрьевной. Прозвище Хома, или же в ласковом варианте Хомочка, прикрепилось к ней еще со школьных лет и имело самое заурядное объяснение. Девичья фамилия Лидии Юрьевны была Хомянина.

Спустя несколько лет, проведенных супругами вместе, открылись сразу три ранее никем не замечаемых обстоятельства. Первым оказалось то, что Дмитрий Романович любил готовить. Нет, каждодневная возня у плиты и чистка картофеля Хованского вовсе не прельщали, но в выходные дни он любил посвятить время приготовлению какого-нибудь нового и, как всегда, необыкновенно вкусного блюда, рецепт которого был обнаружен им в кулинарных книгах, а позднее на просторах Интернета за минувшую рабочую неделю. Поскольку Дмитрий Романович всегда умел мыслить масштабно, то и готовил он обычно, используя максимально вместительные имеющиеся в его распоряжении емкости, так что приготовленного блюда хватало обычно на два дня, а то и на три. Вторым обстоятельством, весьма ощутимо сказывавшимся на семейном благополучии четы Хованских, было то, что Лидия Юрьевна всегда была уверена, что первенство в кулинарном искусстве должно принадлежать исключительно женщинам. А посему в те дни, когда Дмитрий Романович не обременял кухню своим присутствием, проводила там изрядное количество времени, пытаясь к вечернему возвращению домой супруга сотворить очередной кулинарный шедевр.

Эта бескровная битва длилась уже три десятка лет, доставляя огромное наслаждение обоим ее участникам. Единственным ее недостатком оказалось то самое третье обстоятельство, о котором супруги узнали лишь через пару лет семейной жизни.

Лидия Юрьевна имела склонность к полноте. Первые несколько лет эта фраза из ее уст звучала немного иначе: «Некоторую склонность к полноте», затем слово «некоторую» куда-то пропало, возможно затерявшись в начавших образовываться жировых складках. В связи с этим открывшимся позже других обстоятельством прозвище Хома обрело новый смысл, постепенно полностью вытеснив старый, так как все меньше людей имели представление о девичьей фамилии жены Хованского.

Включив радио, Дмитрий Романович увлеченно погрузился в кулинарные хлопоты. Согласно утвержденному им самим меню, праздничный завтрак должен был включать в себя следующие блюда: легкий овощной салат с брынзой и морепродуктами, более сытный салат с бужениной и маринованными огурчиками, фондю из четырех сортов сыра с креветками и хрустящим багетом, тарталетки с икрой и слабосоленой семгой, запеченная в духовке лазанья, а также заказанные еще вчера пирожные с творожной начинкой, которые с минуты на минуту вместе с цветами и выпечкой должен был доставить курьер. Томящиеся с вечера в холодильнике две бутылки Veuve Clicquot «Rich» Rose идеально подходили к планируемому скромному завтраку. Во всяком случае, Хомочка пила исключительно сладкое шампанское, полагая брют и прочие сухие и даже полусухие вариации шипучего напитка созданными исключительно для того, чтобы повышать кислотность и вызывать язву желудка.

 
А мы с тобой летали вдвоем,
Я верю, ты расскажешь потом
Про то, как мы летали, оо-у-о,
про то, как мы летали…
 

Подпевая звучащей из динамиков мелодии, Хованский чуть было не пропустил телефонный звонок. Прежде чем ответить, он взглянул на экран и удивленно хмыкнул. Номер был незнакомым, более того – выглядел несколько странно.

– И что это у нас за Зимбабва такая? – пробормотал Дмитрий Романович, поднося смартфон к уху.

– Дима! Димочка! Это ты? – услышал он в телефоне взволнованный, показавшийся ему знакомым голос.

– Может, кому и Димочка, – недовольно буркнул Хованский, уменьшая громкость музыкального центра. – Вы кому звоните, мадам?

– Дима, это я, Димочка! – всхлипнула трубка. – Алла.

– Аллочка? – переспросил генерал и тут же испуганно оглянулся. Убедившись, что на лестнице не слышно шагов супруги, Хованский немного успокоился. – Радость моя, ты только не обижайся, но твой звоночек сейчас совершенно не вовремя. Вот прям совсем. Понимаешь, у меня тут праздничные, так сказать, хлопоты. Да, я тебя, конечно, тоже поздравляю…

– Димочка, у нас беда. – Из динамика вновь донеслись всхлипывания. – Они хотят его убить. Они прямо сейчас его убивают!

– Так, без паники! – Хованский всегда отличался быстротой реакции и умением понимать, когда ситуация действительно требует его вмешательства. – Говорим четко и внятно. Кто убивает, кого убивает? И адрес! Адрес мне давай, я сейчас группу вышлю.

– Я не знаю. – Всхлипывания на мгновение утихли, но затем разразились с новой силой.

– Алла, мать твою, – начал терять терпение Дмитрий Романович. – Чего ты не знаешь? Кого убивают? Где ты, черт тебя дери, находишься?

– Мы в «Ковчеге», – еле слышно донеслось из динамика.