Кепка для нищих

Однажды Аркадий Романович Галинский, блестящий журналист, привез из Киева кепку букле, пошитую ему местным портным. Он ходил по коридорам «Советского спорта», где тогда работал, всем кепку показывал и рассказывал, что сшита она по последней французской моде, таких в Москве ни у кого больше нет.

Вечером Аркадий Романович отправился на футбол. На верхотуре лужниковского стадиона (ложа прессы раньше находилась там) он продолжал хвастаться обновкой. Среди репортеров – до начала матча оставалось примерно полчаса – стоял щупленький пожилой человек, подписывавшийся под заметками о зарубежном футболе «В. Владимиров». И книги об иностранных командах, чемпионатах различных стран и крупных международных турнирах он издавал под этим же именем. Еще с довоенной поры он дружил с вечным московским корреспондентом агентства «Франс пресс», спортивной газеты «Экип» и ряда других французских газет и журналов Жаном Но. Тот прекрасно говорил по-русски, его знали спортивные журналисты Москвы многих поколений, звавшие Жана Иваном Ивановичем, он снабжал Владимирова, блестяще владевшего иностранными языками, не только специализированными футбольными изданиями из Англии, Франции, Испании и Италии, но и привозил иногда другу из-за границы кое-что из одежды. Привез, в том числе, и кепку, которая в момент триумфа Аркадия Романовича оказалась на голове Владимирова. Старичок снял ее и робко сказал: «У меня тоже французская». Галинский взял владимировскую кепку, внимательно ее осмотрел, убедился по нашивке, что она действительно французская, признал сей факт, но громко сказал при этом, возвращая головной убор владельцу: «Во Франции такие носят только нищие».

Тчуйсе и китайский поезд

«В декабре 2000 года мы с Борисом Игнатьевым, – рассказал в своей книге „Деньги от футбола“ Владимир Абрамов, известный футбольный эксперт, многие годы занимавшийся командированием советских и российских тренеров за рубеж, – возвращались с переговоров из Тяньцзина в Пекин. Время приближалось к Рождеству – билетов на поезд ни в СВ, ни купейных не было, и мы ехали с простыми китайскими работягами в плацкартном вагоне. Разговор плавно коснулся темы темнокожих футболистов в российских клубах. Я спросил Бориса Петровича, что он думает по поводу предоставления камерунскому футболисту московского „Спартака“ Тчуйсе российского гражданства для последующего выступления в составе сборной России. Спросил, видимо, не вовремя: Игнатьев как раз укладывал свой багаж на верхнюю полку и, отвлекшись на вопрос, расслабил опорную руку, рухнул вниз и ударился головой об угол (к счастью, обтянутый плотной кожей) подвесной спальной полки. Ирина Ивановна, жена Игнатьева, не на шутку испугалась и укоризненно посмотрела в мою сторону. А Борис Петрович потер лоб, и лицо его растянулось во всегдашней обезоруживающей улыбке.

Он сел на свое место и возбужденно сказал: „Володя, ну, это только неумные люди могут такое сотворить! С какого это фига негры должны играть в сборной России?! Мы что, уже совсем того? – он покрутил пальцем у виска. – Я даже не хочу на эту тему говорить…“ Игнатьев разволновался не на шутку: „Кто-то из журналистов брякнул, кто-то из тренеров подхватил, а я вот тут должен биться головой у китайцев в поезде!“»

Плата за доход

Финский хоккеист Лео Комаров, игравший в «Торонто», оштрафован в Финляндии на 35 600 долларов за превышение скорости. Сумма штрафа в этой стране зависит от размера дохода.

Прочитав заметку о Комарове, вспомнил свою историю. Ехал как-то, работая корреспондентом ТАСС в Финляндии, из Хельсинки в Тампере по делам. Раннее летнее утро. Шоссе почти пустое. На одном из участков превысил скорость. Вижу в зеркальце приближающуюся полицейскую машину. Мне приказывают остановиться. «Нарушил», – констатирует полицейский. «Нарушил», – соглашаюсь. Садимся в его машину. Составляет протокол. Один из пунктов – размер дохода. Честно называю цифры ТАССовской зарплаты. Полицейский аккуратно вписывает их в соответствующую графу, внимательно смотрит на меня и с каменной физиономией говорит: «Еще бы чуть-чуть поменьше, и мы бы были тебе должны.»

Ловчев и пенальти

Однажды защитник «Спартака» и сборной Советского Союза Евгений Ловчев, никогда не примирявшийся с несправедливостью, отменил систему проведения чемпионата СССР, придуманную в Управ – лении футбола и в секторе спорта отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС.

«Дело в том, – рассказывает Ловчев, – что „умные“ головы взялись найти противоядие договорным матчам. Думали-думали, наконец осенило: если основное время завершилось вничью, значит, дальше надо бить пенальти. Кто больше забьет – тому очко. Какой-то матч был, по-моему, в Ростове, когда команды били по 18 или 20 пенальти. Вратарей можно было после таких игр в психушку отвозить… На следующий год этот вердикт был усовершенствован до полного абсурда: если ничья, то бить по пять пенальти, если снова ничья – каждому по очку. Первая игра была у нас в Донецке. Я – капитан. Закончили по нулям. Подходит донецкий капитан: „Ну что, как бить будем?“ – „Забиваем по три“. Подхожу к ребятам: „Так, ты – забиваешь, ты – нет…“ Гена Логофет бил последним – мимо, как и надо. Хорошо, по очку получили. В мае выходим на матч с тбилисцами в Москве. Опять – 0:0. Опять пенальти. Каха Асатиани подходит: „Как бьем?“ – „По три в цель“. – „Договорились“. Возвращаюсь к ребятам: „Так, ты – забиваешь, ты – нет. Гена, ты мимо“. – „Жень, я в прошлый раз уже не забивал – все, хватит“. Хватит, так хватит, сам пробью последним. Выхожу на точку: вот мяч, там – ворота, и надо сделать так, чтобы он в них не попал. Неприятное, скажу вам, ощущение. Не по себе как-то. В конце концов, плюнул, разбежался и пульнул мяч к угловому. Стою, улыбаюсь, а все это крутят по телевизору – крупный план на всю страну… Кошмар! Скандал вселенский! В экстренном порядке собралась спортивно-техническая комиссия Федерации. Сидели, решали, какую бы кару Ловчеву дать. Большинство склонялось к дисквалификации. Старостин в Тарасовку приехал: „Дела скверные, очень!“ – „Ладно, – говорю, – я им тоже жизнь устрою. В суд подам: нервный срыв на почве пенальти. Пусть расхлебывают“. Но обошлось… А пенальти эти идиотские отменили».

«Как там ребята в „Курске“»?

Многие европейские хоккеисты, играющие в клубах НХЛ, отпускные дни стараются проводить дома, дома же и начинают, обычно в августе, готовиться к новому сезону. Шведы в этом плане не исключение.

Однажды мой друг Николай Вуколов, многие годы работавший в отделении ТАСС в Стокгольме, собрался взять интервью у одного из лучших игроков мирового хоккея – Матса Сундина. Коля позвонил в Шведский хоккейный союз, без проблем получил номер телефона игрока, дозвонился до него, договорился о беседе и уже на следующий день встретился с высоким, статным, светловолосым, всегда улыбчивым и дружелюбным Сундином во дворце «Юханнесхоф», после тренировки.

Разгоряченный тренировкой и душем, Матс вышел из раздевалки в малиновой футболке, поздоровался с Вуколовым. Они нашли местечко, где можно было спокойно поговорить, расположились. «А скажи, Матс, – начал было журналист бодрым тоном, – как тебе…» «Подожди, – слегка поморщился Сундин. – Подожди. Скажи-ка лучше сначала, как там ребята в „Курске“?»

Коля рассказывал мне, что его горло перехватил спазм. Он никак не ожидал такого поворота беседы. Тем августом, в те самые дни, когда он встречался с Сундиным, весь мир, в том числе и Швеция, затаив дыхание, следил за событиями вокруг российской субмарины. «И теперь, – говорил мне Коля, – когда я читаю в газетах репортажи о матчах, в которых Сундин забивал голы и делал результативные передачи, я всегда вижу его нахмуренное лицо, и мне слышится тот самый вопрос: „Как там ребята в „Курске“?“»

Шнурок раздора

«Однажды, – рассказывал Владимир Петрович Кесарев, – Миша Месхи, с которым мы дружили, больше месяца со мной не разговаривал. Играли мы как-то с тбилисцами у них. Счет ничейный. Я никак к нашим атакам не могу подключиться – Миша за мной внимательно приглядывал. Как, впрочем, и я за ним во время тбилисских атак. И вот мяч у нашей команды, а мы с Мишей стоим за центром поля. Миша вполглаза на меня посматривает. И тут я ему говорю: „Михо, шнурок у тебя развязался, завяжи“. Только он нагнулся, а потом присел, я рванул вперед и поучаствовал в атаке, оказавшейся, к нашей радости, голевой. Миша на меня: „Как тебе не стыдно? Я с тобой больше не разговариваю!“ Действительно, перестал разговаривать. В общих компаниях встречаемся – не смотрит даже на меня. В сборную приезжает – молча проходит мимо. В сборной я перед ним и извинился: „Михо, ты уж прости меня, чего не хотел, так это обидеть тебя“. Простил».

Прорыв канализации

История о Вадиме Синявском, рассказанная Владимиром Перетуриным:

– Приключился с ним однажды такой случай. В послевоенные годы матчем сезона была игра ЦДКА – «Динамо». Стадион, как всегда, переполнен. На эту встречу обязательно приезжали шеф «Динамо» Лаврентий Берия и симпатизировавший ЦДКА Василий Сталин. Комментаторская кабина на динамовском стадионе находилась как раз над правительственной ложей, а наверху туалета никогда не было – ни в те времена, ни перед началом реконструкции арены. Еще дядя Коля Озеров, помню, всегда напоминал мне, если я отправлялся на «Динамо» вести репортаж: «Вовочка, не забудь внизу сходить в туалет».

Синявский вел репортаж по радио со второго тайма, поэтому по ходу первого позволил себе выпить пивка, бутылочки две-три, и перед репортажем, поскольку в туалет сходить было некуда, он прошел в конец коридора и в укромном уголке справил нужду. А когда начался репортаж, к нему в комментаторскую кабину вдруг влетают люди в штатском, все, как один, в хромовых сапогах, и строго спрашивают: «Где тут у вас канализацию прорвало? В правительственную ложу капает». Синявский в ответ недоуменно пожал плечами и показал на микрофон. Сегодня над этим можно посмеяться, а тогда, узнай пришельцы истинную причину «потопа», было бы не до смеха.

Прорыв канализации-2

А вот как историю практически о том же самом – с участием Вадима Святославовича Синявского – рассказывает Владимир Писаревский (это – к вопросу о мифологии, обозначенному во вступлении к книге):