Силы ордена меченосцев увеличились от соединения с тевтонским орденом. Между тем рыцари, по решению Папы, должны были уступить датчанам часть Ливонии (Гаррию и Вирландию), а Папа предоставил им вознаградить себя за это покорением русских земель. Вследствие этого, по призыву дерптского епископа Германа, рыцари и с ними толпа немецких охотников бросились на Псков. Один из русских князей Ярослав Владимирович вёл врагов на своих соотечественников. В 1240 году немцы овладели Псковом: между псковитянами нашлись изменники; один из них, Твердила Иванкович, стал управлять городом от немецкой руки… (Как видим, предшественники нынешних украинских “бандеровцев” – борцов за “незалежность и самостийность” – водились на Руси ещё в XIII веке – А. Г.).

…Новгородцы рассудили, что один Александр может их выручить, и отправили к нему владыку Спиридона. Дело касалось не одного Новгорода, а всей Руси – Александр не противился.

Немедленно отправился он с новгородцами очищать новгородскую землю от врагов, разогнал их отряды, взял Копорье, милостиво обращаясь с пленниками, перевешал, однако, изменивших Новгороду вожан и чудь. Затем он достиг Пскова, освободил его от немцев, отправил в оковах в Новгород двух немецких наместников Пскова.

Оставаясь во Пскове, Александр ждал против себя новой неприятельской силы и вскоре услышал, что она идёт на него. В первых числах апреля 1242 года Александр двинулся навстречу врагам, и у скалы, называемой “Вороний камень” на Узмени, произошла другая битва, не менее знаменитая Невской, известная в истории под названием “Ледовое побоище”. Враги встретились в субботу 5 апреля при солнечном восходе. Увидев приближающихся врагов, Александр поднял руки вверх и громко сказал: “Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом!”. Битва была упорная и жестокая. С треском ломались копья. Лёд побагровел от крови и трескался местами. Многие потонули. Потерявшие строй немцы бежали; русские с торжеством гнались за ними семь вёрст до Суболичского берега.

С торжеством возвращался Александр в освобождённый Псков. Близ коня его вели знатных рыцарей; за ним гнали толпу простых пленных. Навстречу ему вышло духовенство. Народ приветствовал победителя радостными кликами.

Эти две победы имеют важное значение в русской истории. Правда, проявления вражды немцев с русскими не прекращались и после того, в особенности для Пскова, который не раз вступал с орденом в кровавые столкновения, но уже мысль о покорении северных русских земель, о порабощении их наравне с Ливониею, которое подвергло бы их участи прибалтийских славян, – навсегда оставила немцев. Сами Папы, вместо грозных булл, возбуждавших крестовые походы на русских наравне с язычниками, избрали другой путь, в надежде подчинить себе Русь, – путь посольств и убеждений, оказавшийся, как известно, столь же бесплодным, как и прежние воинственные буллы.

Александр мог оружием переведаться с западными врагами и остановить их покушения овладеть северною Русью; но не мог он с теми же средствами действовать против восточных врагов. Западные враги только намеревались покорить северную Русь, а восточные уже успели покорить прочие русские земли, опустошить и обезлюдить их. При малочисленности, нищете и разрозненности остатков тогдашнего русского населения в восточных землях нельзя было и думать о том, чтобы выбиться оружием из-под власти монголов. Надобно было избрать другие пути. Руси предстояла другая историческая дорога, для русских политических партий – другие идеалы. Оставалось отдаться на великодушие победителей, кланяться им, признать себя их рабами и тем самым, как для себя, так и для своих потомков, усвоить рабские свойства. Это было тем легче, что монголы, безжалостно истреблявшие всё, что им сопротивлялось, были довольно великодушны и снисходительны к покорным. Александр, как передовой человек своего века, понял этот путь и вступил на него. Ещё отец его Ярослав отправился в Орду, но не воротился оттуда. Его путешествие не могло служить образцом, потому что не могло назваться счастливым: говорили даже, что его отравили в Орде. Александр совершил своё путешествие с таким успехом, что оно послужило образцом и примером для поведения князей.

Наши летописцы говорят, что Батый сам приказал Александру в качестве князя новгородского явиться к себе и дал приказ в таких выражениях: “Мне покорил Бог многие народы: ты ли один не хочешь покориться державе моей? Но если хочешь сохранить за собой землю свою, приди ко мне: увидишь честь и славу царства моего”. Александр приехал в волжскую Орду вместе с братом Андреем в 1247 году. Тогда, по смерти Ярослава, достоинство старейшего князя оставалось незанятым, и от воли победителей зависело дать его тому или другому…

…Нам неизвестно, где именно Ярославичи поклонились великому хану, но они были приняты ласково и возвратились благополучно домой. Андрей получил княжение во Владимире, Александру дали Киев; по-видимому, в этом было предпочтение Александру, так как Киев был старше Владимира, но киевская земля была в те времена до такой степени опустошена и малолюдна, что Александр мог быть только по имени великим князем. Вероятно, монголы сообразили, что Александр, будучи умнее других, мог быть для них опасен и потому, не испытавши его верности, не решились дать ему тогда Владимир, с которым соединялось действительное старейшинство над покорёнными русскими землями.

Посещение монголов должно было многому научить Александра и во многом изменить его взгляды. Он познакомился близко с завоевателями Руси и понял, с какой стороны с ними ужиться возможно. Свирепые ко всему, что сопротивлялось им, монголы требовали одного – раболепного поклонения. Это было в их нравах и понятиях, как и вообще у азиатских народов. Чрезвычайная сплочённость сил, безусловное повиновение старшим, совершенная безгласность отдельной личности и крайняя выносливость – вот качества, способствовавшие монголам совершать свои завоевания, качества, совершенно противоположные свойствам тогдашних русских, которые, будучи готовы защищать свою свободу и умирать за неё, ещё не умели сплотиться для этой защиты. Чтобы ужиться теперь с непобедимыми завоевателями, оставалось и самим усвоить их качества. Это было тем удобнее, что монголы, требуя покорности и дани, считая себя вправе жить на счёт подчинённых, не думали насиловать ни их веры, ни их народности. Напротив, они оказывали какую-то философскую терпимость к вере и приёмам жизни побеждённых, но покорных народов. Поклоняясь единому Богу, с примесью грубейших суеверий, естественно свойственных варварскому состоянию умственного развития, они не только дозволяли свободное богослужение иноверцам, но и отзывались с известным уважением о всех верах вообще. Проницательный ум Александра, вероятно, понял также, что покорность завоевателю может доставить такие выгоды князьям, каких они не имели раньше…

…Александр не поехал в данный ему Киев, а отправился в Новгород. Пока он не был старейшим, ещё он ладил с новгородской вольностью. Новгородцы считали себя независимыми от татар, но через два года произошёл на Руси переворот…

…Само собою разумеется, что это событие возбудило гнев властителей Руси. В Орде уже собирали полки наказывать мятежников; Александр поспешил в Орду. Кроме сбора дани, русским угрожала ещё иная тягость: помогать войском татарам в их войнах с другими народами…

…Хан Берке оказался более милостив к русским, чем можно было даже ожидать. Он по просьбе Александра освободил русских от обязанности идти на войну. Александр, однако, прожил тогда в Орде всю зиму и лето, и это заставляет предполагать, что не сразу удалось ему приобрести такую милость для своих соотечественников. Возвращаясь оттуда по Волге больным, он остановился в Нижнем Новгороде, через силу продолжал путь далее, но, приехав в Городец, окончательно слёг и, приняв схиму, скончался 14 ноября 1263 года.

Тело его встречено народом близ Боголюбова и было похоронено во Владимире в церкви Рождества Богородицы. Говорят, что митрополит Кирилл, услыхавши во Владимире о смерти Александра, громко сказал: “Зашло солнце земли русской”. Духовенство более всего уважало и ценило этого князя. Его угодливость хану, умение ладить с ним, твёрдое намерение держать Русь в повиновении завоевателям и, тем самым, отклонять от русского народа бедствия и разорения, которые постигали бы его при всякой попытке к освобождению и независимости, – всё это вполне согласовалось с учением, всегда проповедуемым православными пастырями: считать целью нашей жизни загробный мир, безропотно терпеть всякие несправедливости и угнетения, покоряться всякой власти, хотя бы иноплеменной и поневоле признаваемой”.

Спустя 563 года один из руководителей восстания декабристов, подполковник царской армии Сергей Муравьёв-Апостол перед казнью в Петропавловской крепости в предсмертном “Завещании России” так выразил своё понимание менталитета русского народа: “Рабство – с Богом, свобода – с дьяволом” (Его приводит известный русский писатель и публицист Д.С. Мережковский в своём романе-трилогии “Царство Зверя” (Петроград: Изд. “Огни”, 1918).

Может быть, с кратко описанных выше событий и началось татаро-монгольское иго на Руси, продолжавшееся, как известно, приблизительно 300 лет?

В дни празднования 700-летия одного из наиболее почитаемых русских святых – Преподобного Сергия Радонежского – особенно уместно вернуться к историческим фактам жизни и подвижнической деятельности этого великого Праведника и Труженика. В день его 700-летия (18 июля 2014 г.) автор побывал в Троицком соборе Лавры, где покоятся нетленные мощи Преподобного Сергия и, приложившись к мощам, помолился за спасение России, за упокой душ усопших родных, здравие своей семьи и всех Православных христиан.

Из “Русской истории в жизнеописаниях её главнейших деятелей” Н.И. Костомарова (Кн.1, отдел 1. Господство дома Св. Владимира. Вып.1. X – XIV века. – СПб., 1873 г. – Гл. 10. Преподобный Сергий. – С.195 и далее):

“Монашество после Феодосия продолжало расширяться; где только распространялось христианство, там возникали и монастыри. Одни из них строились и поддерживались князьями и богатыми частными лицами, другие, по образцу, оставленному Киево-Печерским монастырём, созидались отшельниками, которые сначала уходили в пустынные места, а потом славой своих подвигов невольно привлекали к себе товарищей и после обыкновенно делались настоятелями образуемых таким образом обителей. Последнего рода монастыри представляют особенную важность для истории, потому что такие монастыри привлекали население в пустынные места и были одними из главных двигателей русской колонизации. Где являлся монастырь, там около него образовывалось село или даже многолюдный посад; расчищались дикие лесные места, обрабатывались поля, а около некоторых монастырей учреждались ярмарки, образовывалось средоточие промысла и торговли. Вместе с тем пролагались новые пути сообщения. Сами монахи вначале подавали пример трудолюбия и хозяйственности. Благочестивый обычай отдавать монастырям сёла делал монастыри не только религиозными, но и хозяйственными учреждениями. Надобно вообще заметить, что этот обычай, ослаблявший впоследствии строгость монашеской жизни и даже развращавший монастыри, имел в своё время благодетельные последствия: жители монастырских волостей пользовались сравнительно большей безопасностью, так как, с одной стороны, князья, воюя между собою, из религиозного страха нередко щадили их, не щадя других волостей, а при монгольском владычестве монастырские волости находились в наиболее благоприятном положении: ограждённые ханами, насколько исполнялись ханские повеления, от поборов и разорений, монастыри умножались непрерывно; но с половины XIV века умножение их является в несравненно большем размере против прежних времён; на Руси делается заметным сильное стремление к монастырской жизни, и это стремление избирает для себя преимущественно последний из указанных нами способов основания монастырей. Отшельники убегают от людей в дикие места; к ним присоединяются другие; основывается обитель; народ стремится туда на поклонение, возникает около обители поселение; в свою очередь, из этой обители выходят отшельники, удаляются в новые дикие места, основывают там другие обители и также привлекают к себе население и т. д. Этим путём весь дикий, неприступный север с его непроходимыми лесами и болотами до самого Ледовитого моря усевается монастырями, и к ним, как к средоточиям жизни, приливают колонии смелых и трудолюбивых жителей, готовых на тяжёлую борьбу с негостеприимною природою. Независимо от общего аскетического духа, всегда господствовавшего в религиозных воззрениях православной Руси, в XIV столетии были причины, особенно способствовавшие распространению и процветанию монашества…

…Наконец, пример одних увлекал других; усилившееся в XIV веке стремление к основанию монастырей сделалось обычаем на долгое время; оно уже продолжалось и в последующие века, и русская жизнь усвоила себе этот способ колонизации сплошь до XVII века. Этот способ отразился и в истории раскола.

Монастыри оказывали великое нравственное влияние на народную жизнь; многие из их основателей приобрели по смерти повсеместное уважение; толпы народа стекались у их мощей, и это в известной степени способствовало сплочению нравственных сил народа, что в особенности оказывалось там, где святые чествовались не местно, не одною какою-нибудь семьёй, а всею Русью. Такое значение прежде всего имела святыня киевская; после неё второе место занимала святыня московской земли…” (выделено мной – А. Г.).

Как в свете вышесказанного рассматривать сегодняшнюю ситуацию, в частности, положение Киево-Печерского монастыря (Лавры), который, как известно, относится к Русской Православной церкви? Может ли он оказывать сегодня устоявшееся веками “великое нравственное влияние на народную жизнь” и чью? Украинцев? Но, например, Митрополит Каневский и Черкасский Софроний недавно публично заявил, что русскоязычные украинцы, тем более живущие в России, являются предателями своей Родины. Русских, живущих на Украине, которых пытаются сделать изгоями и заставить уехать из страны? А как расценить бюрократические проволочки, не позволяющие 280 большегрузным транспортам из России с остро необходимым продовольствием, водой и медикаментами для осаждённых Донецка и Луганска попасть к месту назначения для оказания помощи погибающему населению? То же касается и тяжелобольных детей, которых с каждым днём всё труднее вывезти из Донецка и Луганска в Россию на лечение.

Вернёмся к цитированию фундаментального труда историка Н.И. Костомарова (С.197):

“…Ранее всех и более всех святых, являвшихся в московской земле, приобрёл народное уважение всей Руси преподобный Сергий, основатель знаменитой Троице-Сергиевской Лавры, получивший в глазах великорусского народа значение покровителя, заступника и охранителя государства и церкви. Кроме того, личность Сергия представляется исторически важной потому, что он был отцом множества обителей; некоторые из них были основаны при его жизни, а ещё более возникло их после смерти Сергия, основанных его сподвижниками и учениками, или же учениками его учеников.

Жизнь Сергия, можно сказать, служит самым полным образцом жизни и деятельности всех подобных ему основателей монашеских общин его времени. Все они в главных чертах представляют с ним подобие, при всех отличиях личных характеров и условий местности и времени. Замечательно, что этот святой муж, сделавшийся впоследствии покровителем Москвы и её властителей, происходил из рода, искавшего спасения в бегстве из родной земли от начинавшихся проявлений московской власти… Тогда в числе бежавших от начальства москвичей был боярин Кирилл, человек знатного и богатого рода, обедневший подобно многим от поборов, от платежа выходов, от разорительных посещений ханских послов и невольных посещений с князьями в Орду. Кирилл с супругою своею Мариею и сыновьями: Стефаном, Варфоломеем и Петром перешёл в Радонеж (в 12-ти верстах от нынешней Лавры), удел, оставленный Иваном Калитою сыну своему Андрею. В тот век владельцы старались привлечь к себе население из других волостей и давали пришедшим разные льготы; так поступал и князь Андрей. Двое сыновей Кирилла, Стефан и Пётр, женились, но средний Варфоломей, одарённый поэтическим воображением и наклонностью к созерцательной жизни, с отрочества порывался в монастырь. Тяжёлые труды подвижника, неустанная молитва и внутренняя борьба с искушениями молодой жизни представлялись привлекательными его горячей и крепкой натуре. Родители вскоре, чувствуя приближение кончины, постриглись и умерли. Старший брат Стефан лишился жены и пошёл в монастырь. Варфоломей уступил женатому брату Петру свою часть наследства, покинул отеческий дом и отправился по окрестностям искать места для пустынного жилья. Он сначала уговорил идти с собою брата своего Стефана и, вместе с ним, построил деревянную келью и церковь в лесу, на том месте, где теперь стоит богатый Троицкий собор Сергиевской Лавры…