1. Фразы для служебного пользования

Обнимаете, как медведь, и называете это любовью…

В ту минуту я взял бы себя в руки, но они были заняты.

Хамство в трёх измерениях.

Аттестат спелости.

В окне показался небритый тип, явно не знакомый с биномом Ньютона.

Если вы настоящие родители, так свейте же наконец мне гнездо!

Злобное место.

Счастье пришло в конверте. На клочке бумаги. В виде двух строчек корявым почерком. С тремя очаровательными орфографическими ошибками.

Калейдоскоп болезней.

Галифе на фоне заката.

Бицепсы твёрдые, как у статуи.

На берегу моря было много водорослей, причудливых, как её отношения с отдыхающими молодыми людьми.

Наша эра

Отовсюду только и слышно: наша эра – эра НТРа. Как всякий передовой человек, поневоле присоединишь себя к широкому кругу мыслящих граждан. Думается, дело нужное, своевременное. Судите сами.

Кто я был такой до НТР? Был сантехник по фамилии Нутрянов Евгений Поликарпович. Сидел на окладе в подвале своего ЖЭКа и ждал случайных возвращенцев из гастронома. И вечно у них на устах дурацкий каламбур: «Ну что, Нутрянов, примешь внутрь?»

Случалось, выйдешь по рабочей нужде, взвалишь на себя ящик из-под патефона (инструмент в нём) и топаешь, куда скажут, упираясь, как карла. Совсем иное дело теперь, с приходом НТР. В руках у меня не гремучий ящик, а портфель. Почти из чистой кожи за 87 рублей. И человек я – не на окладе, а сдельный. Нахожусь в помещении, в пультовой. Помещения эти, как правило, ниже первого этажа не помещаются.

За пультами – образованные диспетчера. На лампочки смотрят, как они мигают. Сигналы слушают. В толстые пронумерованные книги с сургучными печатями вызова записывают. Листик-другой из такой книги теперь запросто так не вырвешь. Так что если чего завернуть надо, приноси, будь любезен, из дома.

Много нас с утра в пультовой. Сантехники, электрики, лифтеры. Здесь тепло, светло. На стенах яркие плакаты про всякие планы, про спортлото, про лес – наше богатство. Народ в основном молодой. Весело, шутки, как водится. Электрики лифтеров плоскогубцами за носы хватают. Мы, сантехники, сидим, своими накидными шведками друг перед другом выхваляемся. Словом, нормальная предрабочая атмосфера.

Начинаются вызова. Слышу из репродуктора:

– Евгений Поликарпыч, проследуйте на улицу Тюфякова, дом такой-то, квартира такая-то.

Делаю хлопцам ручкой. Мол, в открытый космос выхожу…

– До скорого возвращения! – напутствуют. А из репродуктора несётся бодрящая песня: «Кони сытые бьют копытами…». Так под эту музыку и выхожу с гордо поднятой головой.

Прихожу по адресу. Старушка встречает. Чего-то пригорюнилась. «Ну, сейчас, – думаю, – развею твою тоску-печаль».

– Здравствуйте, бабуся! – улыбаюсь. – Вызывали?

– Вызывали, – шамкает.

– В чём дело? На что жалуетесь?

– Я тут старичка одного приглашала, – отвечает, – он мне тут по моему ходатайству сундучок смастерил. Хороший такой сундучок…

Вот тебе раз! Мне-то рассусоливать некогда, я теперь человек сдельный – вызова ждут. Не до сундучков…

– Краны в порядке? – спрашиваю. – Не текут?

– Так я тому старичку, – отвечает старушка, – маленькую купила, а он непьющий. Вот горюшко-то, мил человек…

– Что ж вы, бабуся, – говорю, – раз сантехник, так непременно пьющий? Так, что ли? Нехорошо. Устаревшими пережитками живёте. А ведь на дворе-то другая эра. Эра НТРа.

– Дак она, милый, давно в холодильнике стоит. Замерзает. И вылить грех, и место занимает. А самой где уж мне. Уважь ты старуху-то…

– Эх, бабуся! Ладно, давайте. Из почтения к вашим, как говорится, сединам, – говорю. – А как насчёт огурчика солёненького?

– Да у меня, мил человек, для тебя и грибочки найдутся, – так и запорхала старая по кухне.

Бодрый и весёлый, возвращаюсь на пультовую. Опять по радио звучит: «Ордена недаром страна-то нам вручила…» А потом диспетчер докладывает:

– Евгений Поликарпыч, вас давно ждут по адресу: Платяной переулок, дом 32, квартира 51.

Соображаю: Угрюм Мироныч вызывает.

Портфель под мышку, иду.

У Угрюм Мироныча никакого водопровода нет и никакого отопления не имеется. Уж такой оригинал. Он вообще принципиально против всяких технических новшеств. Особенно металлических. Рассказывал, будто на почве грозы. Он и воду-то носит на коромысле в деревянных бадейках от соседей по этажу. Правда, соседи за это норовят слупить с Угрюм Мироныча бутылку-другую в месяц. До скандалов доходит.

Одна слабость у Угрюм Мироныча – это телефон. Естественно, по причине его пластмассовости. А на воде он, хрен старый, экономит, из-за чего унитаз у него постоянно в засоре…

Прихожу. Мироныч – пузо навыкате, подтяжки на голое тело – встречает в дверях.

– Здравствуй, Евгеша, – говорит. – Проходи.

– Не рано ли? – спрашиваю.

– Не рано, не рано. Я, вон, жену отправил к тёще в деревню, чтобы, значит, картошки доброй привезла. А сам сижу – пенсии дожидаюсь. Скучно одному – ведь только через три дня дотащат..

Оставляю в прихожей портфель. Прохожу в комнату. У зеркала причёску поправляю. Тут телефонный звонок. Беру трубку – Васька Шепталов. Оказался дома – на больничный слёг.

– Звонил диспетчеру? – спрашиваю. – Сказал, чтоб оформил вызов на меня? Молодец. Ждём. С Угрюм Миронычем пока вдвоём…

Только положил трубку, опять звонок. Крохоборов меня ищет. У него собака медаль отхватила. На выставке.

– Вызов оформил? – спрашиваю.

Отвечает:

– Из трёх автоматов. Из каждого по два вызова. Годится?

– Годится. Приходи. Пока я да Мироныч.

Угрюм Мироныч на кухне подготовительными работами занят, а я от аппарата отойти не могу. Всё деловые разговоры. Навалились с вызовами. Кой-кого пришлось перенести на другой день. Да ещё с криком, с руганью. Уже и Васька Шепталов пришёл, и Крохоборов с собакой, к столу меня зовут. Васька пива свежего канистру приволок, а тут от связи не оторваться…

Вот так крутишься. Одно хорошо – человек я сдельный. За один вызов меня как специалиста мне причитается 7 рублей 18 копеек. Следовательно за десять – 71 рубль 80 копеек. А за тридцать?.. За тридцать неплохо получается… Правда, после такого рабочего дня приходишь домой – язык на плече. Не зря НТР по-нашему – Нет Тебе Ремонту. И кому пожалуешься? Такова уж наша эра.

А недавно нам сделали сообщение, что в квартиры всех низовых работников коммунального фронта проведут по большой красной кнопке. Нажмёшь её – и чтой-то произойдёт. Что именно – пока неизвестно. Но самое главное, в кулуарах поговаривают, что с введением этих кнопок следует ожидать надбавки до 10 рублей за вызов. Думается, эта мера не только облегчит жизнь трудящегося человека в такое трудное время, но и упростит бухгалтерские операции. Всё-таки и они люди. Так пусть и им работается полегче. Да что там говорить, другой эры нам покамест не светит…

Утюг

Виктор Михайлович Курдюков проглотил утюг. Как это произошло, теперь сказать трудно. То ли газету читал во время обеда, то ли гладил брюки, не отрывая глаз от телевизора. С кем не бывает.

Жена Виктора Михайловича, узнав о случившемся, всплеснула руками:

– Что теперь делать-то будем?

– Попробуем жить с утюгом, – шутливо, не теряя самообладания, отозвался супруг.

– Это понятно. А гладить чем?

– Одолжишь у соседей. Не каждый же день гладишь.

Оказалось, не так-то просто жить, когда в тебе болтается утюг, как батискаф на дне океана.

Ехал как-то Виктор Михайлович в трамвае. Вдруг слышит со стороны симпатичной девушки:

– Искалечить меня хотите? Что там у вас? Утюг что ли?..

– Не скрою, утюг, – произнёс Курдюков, скромно опуская глаза.

– Ценю остроумие. Особенно в такой давке, когда принято огрызаться, – ледяной тон в голосе девушки так и не растаял.

На днях зашёл Виктор Михайлович в универмаг выбрать запонки к новой рубашке. Нагнулся над витриной с ювелирными изделиями и… стекло лопнуло.

– Камни, что ли, за пазухой таскают? – долго потом ворчала продавщица. Хорошо ещё, без милиции обошлось. Всё-таки отдел особый… Ювелирный.

В конце концов и жена взмолилась:

– Виктор, хватит. Иди к врачам. Соседи уже ворчат. Да и бегать к ним, когда свой есть, надоело. И потом, смотри, я ведь из-за тебя вся в синяках хожу…

Пришлось идти к врачам.

Взглянуть на Курдюкова сбежались со всех кабинетов. Всё-таки не каждый день такие пациенты приходят на своих двоих.

– Ну-ка-те, где он наш утюгоносец?! – с глазами, полными творческого огня, в кабинет шумно влетел Сам.

Белокрылой стайкой бройлерных цыплят окружили его студенты. Готовясь записывать, они разламывали толстые тетради в клеточку и удовлетворённо попискивали.

Опытные пальцы хирурга нащупали ручку утюга.

Виктору Михайловичу показалось, что его вот-вот оторвут от топчана. В страхе он ухватился обеими руками за руку специалиста.

– Больно, голуба? – с сочувствием произнёс Сам. – Ничего, потерпи.

Горящий решительный взгляд прошёлся по лицам притихших соратников.

– Немедленно готовить к операции.

Операция прошла успешно.

– Я жив? – растерянно спросил Курдюков, придя в себя.

– Жив, жив, – почему-то недовольно подтвердила не то медсестра, не то уборщица, подметавшая палату.

Через несколько дней Виктора Михайловича навестил Сам.

– Вот и всё, – бодро сказал он. – Готовься к выписке. А это тебе на память.

Профессор протянул какой-то металлический предмет, изъеденный ржавчиной, смутно напоминающий своей формой утюг.

– Презабавная штукенция, не правда ли?!

Но в ответ Виктор Михайлович почему-то вздохнул и отвернулся. Он молчал. В глазах его стояли слёзы.

– Это не мой, – всхлипнув, наконец произнёс он. – Мой был новый…

– Что-о?! – горячо выдохнул профессор. – Как это не твой?! Как это не твой, когда я собственными руками…

Виктор Михайлович рассеянно уставился на волосатые, мускулистые, безукоризненно чистые пальцы хирурга.

– Почему же он такой ржавый? – прошептал Курдюков.

– Дорогой мой! – зычно воскликнул профессор. – Это результат работы твоих желудочных соков! Заметь, хорошей работы…

– Результат… Не нужен мне такой результат. Жене гладить надо, а вы мне приносите такой результат…

– Голуба! Да стоит ли по такому пустяку расстраиваться? Беру себе на память твой утюжок, а тебе дарю совершенно новый. Годится?

Немного успокоившись, Виктор Михайлович сказал:

– Только, пожалуйста, на двести двадцать вольт.

– Будет тебе такой. С регулятором… – продолжая улыбаться, профессор задумчиво посмотрел в окно. Он представил себе, какое видное место займёт ржавый трофей в его домашней коллекции.

Жена была рада встретить Виктора Михайловича живым и здоровым.

Окончательно она растрогалась, когда увидела ослепительно блестящий утюг.

– Ой! – всплеснула она руками. – Совсем новый!

Обнимая жену, Курдюков скромно заметил:

– Это результат работы желудочных соков.

– Как интересно. Значит, желудочных, – без всякого удивления в голосе, думая о чём-то своём, произнесла жена. – Викташик, знаешь… Ты отдохни, дорогой, немного, а потом…

Курдюков взглянул туда, куда смотрела жена, и увидел на полке старинную, в тёмных пятнах ржавчины кофемолку.

Как вести умную и содержательную беседу

Есть люди, которые не знают, как вести умную и содержательную беседу, и тем не менее берутся за это дело. Странно, но у некоторых получается. Слушателей поражает оригинальность мышления такого человека, живость возникающих образов, поразительная сопоставимость несопоставимых вещей, лёгкая шутка перемежает глубоко серьёзные сентенции. То, что́ говорят такие люди, ясно, понятно, хотя и пересыпано порою непонятными словечками. У слушателей помимо их воли открываются рты в изумлении.

Разумеется, к таким стихийным умельцам наша инструкция не относится. Мы обращаемся к тем, кто очень хочет уметь, но у кого не получается. Или получается, но никто вокруг этого не замечает.

Вот путь к успеху.

Уже взятая за основу мысль должна быть оригинальной. Например, возможность снегопада в экватериальной Кении.