Когда вентилятор, шепча нечто утешительное, поворачивал свою сетчатую голову к следователю Богоушеку, тот торопливо прижимал ладонью бумаги на столе, закрывал глаза и блаженно подставлял лицо упругому воздушному потоку. Это приносило хоть какое-то облегчение, кроме того, появлялась возможность забыть на минуту о деле. Об этой нелепой истории исчезновения Христофора Гонзо из следственного изолятора.
Вместо того перед мысленным взором Богоушека разворачивались картины, одна соблазнительнее другой: сияющие снежной белизной вершины гор, а у подножия – город в колоннаде пальм, желтая полоса пляжа и море самого интенсивного аквамаринового цвета. Еще представлялся парад шикарных мод на набережной и пиво в запотевшей кружке на столике под навесом…
Но минута блаженства проходила, вентилятор отворачивался от следователя и с тупым постоянством как бы заново оглядывал комнату. Приходилось возвращаться на землю, а точнее, к бумагам.
Следователь Богоушек (тот самый, что арестовал Христофора в порту межмирников) вздохнул и перевернул очередной лист дела.
Итак, вот показания капрала Бейтса, начальника отделения передач и посылок. Собственно, назвать показаниями то, что наплел бедняга капрал, было трудно. Его обнаружили на следующее утро после побега Гонзо, совершенно голым под грудой посылок. Как он туда забрался, зачем разделся, куда, наконец, девался арестованный – в ответ на эти вопросы Бейтс только моргал честными глазами.
Может быть, спрашивали капрала, в передаче, полученной Гонзо, было какое-нибудь парализующее средство, которое он и применил? Ни в коем случае. Никакого такого средства капрал бы не пропустил и подследственному выдать не мог. Но, может быть, оно было добавлено в какой-нибудь из передаваемых продуктов питания? Исключено! Как из продуктов для арестованного оно могло попасть в организм капрала?! В самом деле – как?
Богоушек вспомнил глаза Бейтса, какими они стали в этом месте допроса: чистые озера, в которые глядится еще более чистое небо. Следователь плюнул. Как тут установить истину?
Несколько раз в ходе допроса Бейтс заводил речь о какой-то маленькой зеленой ящерке, о том, как хорошо ей в темной, уютной норке под ящиками, где никто не может убить ее связкой ключей… Словом, ясно было, что капрал совершенно не пригоден к отбору показаний.
Между прочим, о маленькой зеленой ящерке говорил и караульный Перетятько, первым обнаруживший исчезновение арестованного и капрала. Будто бы именно она и подняла тревогу. Да только причем здесь ящерка? Выползла из норки, насмерть перепугала капрала, так что тот голый полез под штабель посылок? А подследственного, что, проглотила?
– Черт бы вас побрал всех, и с ящерками вместе! – выругался Богоушек.
Даже в комиссариате на Сальмовой улице в Праге, где он начинал свою службу и откуда в начале первой Мировой войны бежал в Параллелье, ему никогда не попадались такие запутанные и нелепые дела.
Было очевидно, что тюремное начальство всячески препятствует проведению расследования в своих стенах, во-первых, из-за постоянной вражды с Полицейским Управлением, а во-вторых, чтобы скрыть собственные просчеты, а то и злоупотребления. Когда полицейские эксперты впервые прибыли на место преступления, они прежде всего обнаружили следы спешного наведения порядка в делах тюремного отделения передач и посылок. Там было чисто. Ни настоящих следов, ни свидетелей. Хорошо еще, что Бейтс обнаружил себя, развалив гору ящиков прямо на глазах полиции, а то бы от него вообще не удалось добиться показаний.
Работа следственных органов осложнялась еще и тем, что многочисленные чудеса из других пространств, наводнившие Узловой, фактически снимали с тюремного ведомства всякую ответственность за происходящие порой побеги. В протоколах неизменно указывалось, что арестованный совершил побег «с применением неизвестных технических средств», даже если на самом деле он просто перепилил решетки или подкупил стражу.
– Ищи теперь, свищи… – вздохнул Богоушек.
Словно в ответ на его слова в комнате вдруг раздался негромкий свист.
«Что такое?» – насторожился следователь.
Он выключил вентилятор и прислушался. Ухо сейчас же уловило легкий шорох, доносившийся из кучи бумаг на столе. Богоушек протянул было к ним руку, но в этот момент верхние листы зашевелились, приподнялись, и из-под них на полированную поверхность стола выбралась маленькая зеленая ящерка.
От неожиданности Богоушек вместе с креслом отъехал к стене. Так, подумал он, начинается.
Однако ящерка не проявляла никаких агрессивных намерений, а напротив, сидела на месте смирно, глядела на следователя выпуклыми глазами и дружелюбно помахивала хвостиком.
«Интересно, что она делала в бумагах? – подумал Богоушек. – Читала показания? Что она вынюхивает? Ну, погоди же…»
Следователь осторожно поднялся с кресла и потянул за собой висевший на спинке пиджак.
– Сейчас мы тебя поймаем, голубушка! – он приподнял пиджак за плечи, словно примеривал на себя, а затем ловко бросил его на стол и накрыл ящерицу.
– Ага! – Богоушек устремился вслед за пиджаком, но тот вдруг на глазах следователя стал надуваться, вспухать, обозначая какие-то округлые и быстрорастущие формы, а затем из-под него, к окончательному уже изумлению следователя, появилась пара голых и чрезвычайно изящных женских ног. Рыжая симпатичная девица села на столе и, кутаясь в пиджак, произнесла хрустально:
– Спасибо. Вы очень любезны…
– Я? – просипел Богоушек. – Э-э… разумеется. К вашим услугам, пани… Но с кем…
– Меня зовут Ольга. Ольга Борщаговская. Я пришла, чтобы сделать заявление. А то вы еще подумаете, что я заодно с этим типом…
– С каким типом, пани?
– С Христофором Гонзо!
Она чуть повернулась и ноги поставила на подлокотник следовательского кресла. Богоушек, машинально опустив глаза, кашлянул смущенно и после уже старался глядеть только в лицо посетительнице.
О проекте
О подписке