7

Компания «Южуралнефть» располагалась в многоэтажном здании, выстроенном по современным архитектурным вкусам из бетона и зеленоватого стекла, а потому напоминала высоченную пивную бутылку, на горлышке которой штопором торчали раскидистые усы гигантских радиоантенн.

На входе Клифта встречали два толстомордых зама и вышколенная охрана в чёрной униформе, которая дружно вытянулась по швам и взяла под козырёк.

Мягко шамкнув металлическими челюстями дверей, бесшумный лифт вознёс стремительно троицу в офисное поднебесье – на шестнадцатый этаж.

Здесь Клифта, вернее, изображённого им Жабина тоже ждала выстроенная по ранжиру должностей компанейская челядь – мужчины и женщины, молодые и старые, спортивно-поджарые и раскормленно-брюхатые, но все с одинаковым выражением на лицах – восторженным и подобострастным. Они помахивали ему ладошками, как будто бы он был космонавт, вернувшийся после долгой вахты на околоземной орбите, и Клифт, глядя на их дорогие костюмы, прикинул с привычным восторгом, сколько в них покоится до поры лопатников, набитых плотно купюрами и кредитными картами!

А потому он с искренней радостью помахивал им ручкой в ответ, действительно чувствуя себя космическим первопроходцем на неизведанной, но богатой планете. Только стартовавшим в межзвёздное пространство не с земли, а гораздо ниже, из выгребной, можно сказать, ямы.

Его провели в просторную приёмную. На строгой табличке чёрным по белому было написано: «Юрий Степанович Жабин. Генеральный директор».

Секретарша Клифту сразу не глянулась. Он полагал, что у начальника такого уровня встречать посетителей должна была красавица вроде Анжелины Джоли, на худой конец Милы Йовович, а здесь – мегера преклонных лет, с поджатыми губами и сухая, как вобла.

Замы представили её как профессионала высочайшего класса. Имя тоже было под стать – Елена Львовна.

«Гиена Львовна, – тут же поправил их мысленно Клифт, и пообещал себе беспощадно, – выгоню к чёртовой матери!».

С тем и шагнул за порог собственного кабинета – огромного, как зал ожидания на столь любимом, удобном для работы щипача Казанском вокзале.

Здесь, напротив, всё соответствовало представлениям Клифта о подобных конторах, почерпнутых из видеофильмов. Огромное, во всю стену, окно с видом города с высоты птичьего полёта, подёрнутого зелёной пеной парков и скверов. Широкий, вроде теннисного, стол с письменным прибором – миниатюрный московский Кремль из розовой яшмы. Напольные часы в рост человека с тяжёлым, словно кувалда, маятником и кандальными позолоченными цепями. По стенам – портреты Путина, Медведева, и ещё неизвестного Клифту лысого хрена в очках. Наверняка тоже какого-нибудь главшпана.

За отдельно стоящим столом для совещаний восседало человек десять. Они дружно повернули головы в сторону вошедших, и разом встали, отодвинув тяжёлые кресла с высокими спинками и дружно зааплодировав, будто выхода любимого артиста дождались.

Один из толстоморденьких заместителей Клифта, Борщёв, вспомнилась кстати его фамилия, шагнул вперёд, и представил, как заправский конферансье:

– Наш новый генеральный директор Жабин Юрий Степанович! – и, выдвинув мягкое кресло на колёсиках в торце, во главе стола, указал на него Клифту, – прошу садиться!

Во многих кабинетах приходилось в своё время сиживать Валерке Пузанёву. Елозил задницей, бывало, на жёстких, обитых дерматином стульях в тесных комнатёнках следаков и оперов из угро, мостился на привинченных к полу табуретах в комнатах для допросов в следственных и штрафных изоляторах, бывало и так, что со скованными за спиной стальными браслетами руками кубарем с таких тубарей на пол слетал… Но ни разу в жизни не доводилось ему сидеть в таком удобном, будто по фигуре сработанном, кресле, да ещё во главе стола – словно самый авторитетный пахан на воровском сходняке. Сейчас бы, до начала тёрок, ещё чифирчику хапнуть из эмалированной кружки, да чтоб края губы обжигали так, будто утюг целуешь!

Как вести себя с ментовскими следаками да зоновскими «кумовьями» Клифт знал отлично. Веди базар на любые темы, а что касается конкретного уголовного дела – полная несознанка. А вот о чём говорить с этими, сверлящими его преданными взглядами бандерлогами, он решительно не представлял.

Пауза грозила затянуться. Клифт откашлялся, а, потом вспомнив зоновского отрядного – старого, косноязычного майора-молдаванина, под чьим попечением он находился во время последней отсидки, нырнул, словно в ледяную прорубь:

– Добрый день, дорогие граждане… э-э, вернее, друзья, – начал он. – Я счастлив тем, что мне представилась возможность влиться в ваш… э-э… коллектив… мнэ-э… нефтяников! – Он замолчал, соображая судорожно, вспоминая всё, что слышал о нефти. Но, кроме того, что её качают, просверливая землю эдакими большими штуками – буровыми вышками, кажется, а потом делают из неё бензин, – не вспомнилось ничего. Но Клифт не отчаивался: – Уверен, что нашими совместными усилиями мы сможем давать больше бензина… то есть нефти, стране!

«Эк, я загнул!» – откинулся он на спинку вальяжного кресла, а сидящие за столом опять дружно захлопали.

Воодушевлённый, Клифт шпарил уже, как по писанному:

– Ведь в чём, по большому счёту, заключается смысл нашего существования? Смысл нашего существования, граждане э-э… нефтяники, заключается в честном труде на благо общества! А что такое честный труд? Это, прежде всего, выполнение нормы выработки! То есть, производственного задания…

– Плана! – подсказал ему заместитель Борщёв.

– Ну да, плана. Выполнение нормы выработки – главный показатель того, что мы твёрдо встали на путь исправления… э-э… экономической ситуации, и сможем выйти на свободу с чистой совестью! («Что я несу?» – мелькнуло у него в голове, и Клифт тут же исправился.) – На свободные… э-э… мировые рынки! Вот! – не без удовлетворения тем, как удалось вывернуться, заключил он.

Ему опять захлопали – дружно, с воодушевлением.

– Ну хорошо, – пришёл на выручку Борщёв, – Юрий Степанович к нам прямо с дороги, с корабля, так сказать, на бал… На сегодня, думаю, достаточно. У нас ещё будет возможность подробно обсудить производственные вопросы с новым генеральным директором. Все свободны. Вы не возражаете, Юрий Петрович?

Клифт благосклонно кивнул.

Сотрудники с явным облегчением от того, что совещание не затянулось, а новая метла не принялась с ходу мести по-новому, дружно задвигали креслами, поднялись, и, создав на секунду лёгкий водоворот у двери, мигом покинули директорский кабинет.

Остались два толстеньких зама – Борщёв, и второй, имя и фамилию которого Клифт напрочь забыл.

– Что ж, Юрий Степанович, смею заметить, что первое знакомство прошло успешно, – слегка кланяясь, подытожил Борщёв. – Думаю, вам и впрямь следует отдохнуть с дороги, перекусить… Может быть, в ресторан заедем поужинать? Точнее, – глянул он на часы, – пообедать?

«А бочата-то у него крутые. Тысяч десять баксов, не меньше. Если вон за ту защёлочку на браслете дёрнуть, то снять можно в секунду, и хрен он чего почувствует!», – отметил про себя Клифт, и, решив не рисоваться пока в людных местах, отказался:

– Я и впрямь притомился что-то. Давайте в гостиницу!

Уже направляясь к выходу из кабинета, они услышали в приёмной какой-то приглушенный шум, «охи» и «ахи».

Чувствуя себя пусть временным, но всё же паханом в этой конторе, Клифт решительно распахнул дверь.

Взору его представилась та же, вышедшая только что из кабинета, публика, только застывшая, похожая на группу мраморных статуй с заломленными руками – такую Клифт видел в Санкт-Петербурге, гуляя в Зимнем саду.

Все они смотрели на нечто, бывшее в руках у мужика в синей спецовке.

– А я чо?! – оправдывался тот. – Мне велено доставить, вот я и доставил. Всё же уплочено!

Только сейчас Клифт, наконец, понял, что за предмет нянчил посыльный в руках. Это был траурный венок – дорогой, должно быть, пахнущий остро белыми розами, и ещё чем-то – то ли масляной краской, то ли церковным ладаном. Надпись на чёрной ленте крупными золотыми буквами читалась отчётливо: «Незабвенному Юре от безутешных родных».

– Эт… это что такое! – вскричал грозно Борщёв, и накинулся на посыльного, – сейчас же уходите отсюда! – и, повернувшись к Клифту, покачал головой. – Наверняка происки конкурентов, Юрий Степанович! Я сейчас же дам команду нашей службе безопасности – пусть разберётся!

– Ну-ну, – хмуро кивнул Клифт.

А про себя подумал: «Ни хрена это не происки! Настоящего-то Жабина и в самом деле грохнули! И тот, кто послал венок, об этом отлично знал».

8

На следующий день Клифт раньше других сотрудников прибыл в офис компании, вознёсся в свой кабинет, и до прихода секретарши решил осмотреть владения.

Стенка с полками, заставленными огромными, как фибровый чемодан, папками-скоросшивателями, на корешках которых красовались надписи вроде «Производственные показатели за 1 квартал 2014 года», или «Анализ налоговых отчислений в 2013 году», оставила его равнодушным. Рабочее место, уставленное огромным количеством телефонов разных моделей, мониторами и ещё какими-то хитроумными электронными штучками, не заинтересовало особо. Он выдвинул несколько ящиков стола – ничего интересного. Авторучки в футлярах, прочая канцелярская дребедень.

А вот комната отдыха привлекла внимание. Здесь всё располагало к неге и отдыху. Тигриная шкура на просторном диване, медвежья – на полу, низкий стеклянный столик с глянцевыми журналами. В укромном закутке – что-то вроде кухоньки с буфетной, газовой плитой, чайными и кофейными причиндалами. Здесь же – холодильник, не такой, конечно, как в гостиничном номере, но тоже весьма вместительный, набитый снедью. В том числе и разнокалиберными бутылками со спиртным.

Клифт только-только нацелился налить себе из початой бутылки фужер дорогущего, должно быть, коньяка, как за спиной его деликатно кашлянули.

Он обернулся. Перед ним стоял тщедушный еврей весьма преклонных годов.

– Здравствуйте, Юрий Степанович. Я ваш заместитель по производственной части, Горовой Абрам Самуилович, – вежливо отрекомендовался он. – Извините, что без доклада. Вчера пообщаться не пришлось, вас быстренько… х-хм, увезли. Так я сегодня, с утра пораньше, что б никто не мешал…

– Да что вы! – радушно пожал сухую ладошку, а потом по-свойски приобнял его за плечи Клиф. – Какие между нами, производственниками, могут быть сантименты? Пойдёмте, поговорим, – и повлёк визитёра к дивану. – Пообщаемся, так сказать, в неформальной обстановке…

Присели.

– Ну и сколько этих, как их там… баррелей нефти мы накачали? – с места в карьер взял карманник. – В достаточном ли количестве обеспечили народное хозяйство нефтепродуктами?

Абрам Самуилович проницательно посмотрел ему в глаза, сказал со вздохом:

– Нефтепродукты – это переработка. А у нас сырьё… Послушайте, молодой человек. То, что вы в нашем деле, простите за резкость, ни бум-бум, очевидно любому. Ничего-ничего, – успокаивающе похлопал он по коленке дёрнувшегося, было Клифта, – я привык. Давно привык к тому, что электроэнергетикой у нас рулят бывшие цветочные спекулянты, металлургией – фарцовщики, а нефтянкой – военные или бандиты. Пусть так. Раз в стране капитализм – я согласен. Я даже не спрашиваю, каким бизнесом вы занимались, прежде чем попасть к нам…

– Я? Э-э… финансовым! – нашёлся Клифт.

Абрам Самуилович покивал скорбно, прозорливо представив, должно быть, успехи собеседника на этом непростом поприще.

– Ну, пусть будет финансовый, – согласился он. – А потому я предлагаю вам такой уговор. Вы представляете, скажем так, официальное лицо компании. Встречайтесь с разными уважаемыми людьми, представителями власти, прессой. Сидите в президиумах на совещаниях, ездите на бизнес-форумы, симпозиумы и конгрессы, отдыхаете, развлекаетесь. Только в производственные вопросы не лезьте. Не морочьте голову себе и людям. А я, если потребуется, любую справочку вам представлю, любой проект приказа или распоряжения подготовлю – за вашей подписью. Договорились?

– Да без проблем! – легко согласился Клифт, и польстил, в свою очередь. – На вас, ветеранов, надежда особая. Вы, старая гвардия, ещё повоюете!

Абрам Самуилович удалился, а Клифт усевшись за начальственный стол, начал первый рабочий день.

Следующей посетительницей оказалась главный бухгалтер фирмы – дама солидная, лет пятидесяти, с вавилоном смоляно-чёрных волос над полным, холёным лицом.

Клифт хорошо знал этот типаж. Сколько таких дамочек он «пощипал» в своё время – не счесть. В общественном транспорте они для карманника, как правило – самое то. Войдут в салон – и на окружающих ноль внимания. Головку вскинут гордо, подожмут губки презрительно, стоят, по сторонам не глядя, о своём думают – о работе, семье, да чёрт их знает, о чём, а ридикюль – вот он. Замочек – щёлк, кошелёчек – цап. А в кошелёчке – денежки, да немалые. Купюры аккуратненькие, по отделениям бережно разложенные – тут соточки да пятисоточки, здесь пятидесяточки, а дальше тысячные да пятитысячные… Благодать!

А потому главбухше улыбнулся вполне искренне, как давней знакомой:

– Здрассьте, здрассьте, Дарья Сергеевна… Мечтал поближе с вами познакомится. Присаживайтесь, – и даже выскочил из-за стола, креслице пододвинул.

Главбухша, женщина, судя по всему, жизнью тёртая да битая, знавшая определённо, что каждый новый руководитель норовит, как правило, своего главбуха поставить, доверенного, а старого – в шею, держалась настороженно.

Положила перед собой гроссбух, раскрыла, и, нацелившись в него толстым коротким пальчиком с наманикюренным ярко-красным коготком, приступила официально:

– Я бы хотела, Юрий Степанович, для начала ознакомить вас с общим финансовым состоянием нашей компании…

У Клифта аж зубы мудрости заныли.

– Дарья Сергеевна, мне характеризовали вас как специалиста высочайшей квалификации. Там, – возвёл он глаза к потолку, – вами довольны. Поэтому я знаю, что финансы компании – в надёжных руках… Если нужно подписать какие-то бумаги, я с удовольствием это сделаю.

Главбухша успокоилась, приосанилась:

– Не хотелось бы в первый день загружать вас текучкой… Но один документик вам подписать придётся, – промурлыкала она вкрадчиво.

И пододвинула ближе к начальнику несколько листочков, скреплённых стиплером.

– Что это? – притворно озабоченно, хотя плевать ему было на содержание, поинтересовался Клифт, беря в руки бумаги.

– Приказ о том, что вы приступили к исполнению обязанностей, и в связи с этим – выплаты вам подъёмного пособия и зарплаты за первый месяц. Подпишите вот здесь и здесь, там, где галочки.

– И сколько мне полагается? – с деланным равнодушием поинтересовался он.