Не ведаю, спал ли Элтон. Торопливо поднял для приветствия багровое лицо; вижу его глаза с розовыми прожилками сосудов, как у кролика. С ранья строчит «телеги» на Левика и Н. Ф. Последняя, не по значимости, виновна, что за время работы главным психиатром не внесла новшеств в службу. Левик был виноват в том, что, будучи санитарным врачом, отлучился на двухмесячную учебу на психиатра в институте Сербского, отобрав возможность повышения квалификации… у меня. Зачем Левику сертификат психиатра, когда психиатром он работать не собирается? Известный коллекционер сертификатов. В кабинете УФСИНа вся стена сертификатами увешана. Был бы толк!
Как водится, «телеги» Элтона лягут на стол самим обвиняемым для разбора полетов обвиняющих.
Элтон ищет правды в России, итог в Кошкином доме – запустение. Из-за «болезни» Чингиса и отпуска О. В. двадцать человек во II-м отделении не осмотрены, лечение им не назначено. В одиночку чищу авгиевы конюшни: смотрю, описываю, назначаю. Успеваю пролечить под влиянием «голосов» напавшего на медсестру Опяна, пытавшегося повеситься Лаптева (проколот, раздет догола, сидит в «резинке», чтобы не смел…). Не хочу перегружать книгу списком Чингисового жестокосердия или халатности, но он есть. Все двадцать фамилий.
В ночь с четверга на пятницу прошлой недели старшая (младший инспектор 2-й категории Л. Д. Светланова, в просторечии – Людмила) была поймана во время коитуса с подследственным. Отлучена из рядов сержантского состава. Инфо висит на доске позора Бутырки. Фото нет по причине отсутствия начальника по воспитательной работе Полесского. Так говорят. Фото у него? А вот рядом на стенде рисунок расстрела предателей в 1937 году. Это не опечатка.
Возвращаемся: уволенный Элтон жаждет подвигов, дабы показать начальству и себе, какого ценного кадра в его лице Кошкин дом и Система теряют. Случай не заставляет себя ждать. У застарелого преступника, наркомана и эпилептика Лагуткина ночью был очередной приступ. Сестры разбудили ночевавшего по обыкновению в ПБ Элтона. Экс ворвался в камеру. Перевернул Лагуткина на бок и тянул западавший язык, пока ждал интубационную трубку, с такой силой, что порвал уздечку. Приезжала скорая…
Утром Элтон проверяет себя и Лагуткина на тетрадку: сифилис, гепатит, туберкулез, ВИЧ. Чего же я сглупил, не проверялся после «рот в рот»
Курицыну?… Застаю Элтона в процедурной, где он колет сам себе в складку живота витамин В6 «для профилактики гепатита С».
Побеседовал с «интересным» человеком – проворовавшимся издателем из Питера. Васильковский Михаил Иосифович. Седой бледный интеллигент, из властных. Не отрицает, что «вывел» 30 миллионов рублей, но «в интересах возглавляемого издательства, типографии и шести журналов. По-честному издавал не исключительно себя». Оправдывается: я же для дела! Спрашивал меня, выгоднее ли отбывать срок на общих основаниях или «включить дурака» и лечиться в ПБ (на момент беседы Васильковский уже признан институтом Сербского невменяемым).
Васильковский оскорблен, что экспертиза в Серпах длилась всего четыре дня. «Я большего внимания не достоин?… Вы не представляете, как врачи и сестры там матерятся! Женщины! Женщины!!! Слух интеллигентного человека режет». Человек соскучился по мягкому общению. За месяц в Кошкином доме я – первый доктор, который Васильковского посмотрел. Васильковский тщеславно показал фото. Вот он с женой. Которая на двадцать лет моложе. Вот он на своем катере (не все ушло на книги). Вот с сотрудниками: шесть молоденьких девушек вокруг седого интеллигента за письменным столом. Все улыбаются. Один высокомерно, другие – со скрытым презрением. (Наш характер! Где кормят, там и срут.) Вот с представителем президента по Северо-Западу. «Ну вы его знаете!» Я не знал. «Вы языки-то знаете?» У своей камеры попрощался на немецком.
Завтра Васильковскому на этап в Ульяновск. Он родом оттуда, как Элтон. С печальной усмешкой думаю, что Элтон уже не попросится его сопровождать. Как устроился в Питере? Две мысли сверлят ум: 1) как неверно мы себя оцениваем: обижаемся, когда нашу «сложную» натуру изучают всего четыре дня, и довольны двадцатиминутной беседой с не своим врачом в Кошкином доме; 2) почему не всё мы можем сказать, даже когда хотим. 30 миллионов!
После освобождения Васильковский мог бы издать все мои книги. Эх! Не договорились.
Элтон, вцепившийся в кресло начальника ПБ («25 лет в органах, подполковник, ничто никому не отдам!»), на протяжении недели симулирует соматическое расстройство: «Лагуткин при дыхании рот в рот заразил меня энтеромикозом и еще черт знает чем!» В рабочее время Элтон лежит в своем кабинете на серых тюремных простынях, не без галантности прикрывших рвань короткого дивана. Захожу по какому-то делу. Элтон лежит, свернувшись калачиком, в пижаме, спиной ко мне. Помешкав, не стал беспокоить. Формально Элтон на «больничном», но как фигура с подвижной психикой то болеет, то, не смирившись с отставкой, лезет во все. Гордеева, Окунева и другие неоднократно (с двусмысленной похвалой): «Творческий человек!»
Больной Хасанов, назойливо объявлявший, что проглотил ложку, затем вместе с рентгеном отверг версию и сошелся на том, что у него аппендицит. Беседую с Хасановым в «предбаннике», где он сидит на корточках в ногах лежащего на кушетке Жилеткина, которому внутривенно вливают глюкозу. Жилеткин продолжает отказываться от еды «в знак протеста». Кормим его через кровь. Подлаживаясь под бред, говорим, что «чистим организм».
Проснувшийся Элтон с неожиданной энергией подлетает мыть руки. Меряет взглядом сидящего Хасанова. Я взываю к бывшему хирургу Элтону: не тряхнете ли стариной, не помнете ли животик Хасанову. Взбешенный Элтон, с ходу Хасанову: «А палец в прямую кишку не хочешь?!»
Хваленый ход. Элтон полагает, что другие чего-то «в зад», по понятиям, должны бояться.
Пауза. Элтон трактует в стезе собственной испорченности: «Здоров!» – «вылечив» Хасанова, он бежит сломя голову в свой кабинет, будто оттуда «враги» уже выносят диван, иную мебель, книги, видеотеку балетов.
Я вежливо посмеиваюсь. Хасанов, как пронесенный бедой, крестится. Магометанин, а не признал ли Сына Божьего? Вот такие бывают врачи. Хасанов хвалит меня – познал в сравнении.
Элтона нет до двух часов пополудни. Гордеева предположила шепотом: «Не ночевал!» Я предположил, не вслух: отдохнул от неурядиц душой в гей-клубе. Расследование показало иное. Вчера больница получила спирт как компонент смеси Попова (+ две таблетки фенобарбитала) – купировать абстинентные состояния.
Первой упилась дежурная медсестра II-го (хронического) отделения Света Писемская, яркая дородная толстуха-диабетчица. Элтон от нее не отставал. Вдвоем прикладывались до трех ночи, когда Попов свалил обоих.
Утром похмельная, неуклюжая, заваливающаяся на сторону Света несуразно, вербализируя разорванный поток пьяного сознания, громко материт меня. Смысл слов ее понять невозможно. У Светы пьют отец и муж. У отца после операции по поводу рака гортани трубочка в горле. Ее жалко. Но зачем же?… И почти каждое дежурство. Девочки-сестры прикрывают и покрывают ее. Уводят спать, когда она совсем никакая. Элтон появляется в два часа дня. Красен, походка шаткая, тремор рук. Не в настроении он налетает на инспектора, мирно дремавшего на посту:
О проекте
О подписке