Глава 21. Война

Приятное путешествие последних дней было внезапно омрачено очередным припадком Мэйлинн. Её вновь крутило и било о пол и стенки фургона, она вновь стонала так, словно душа её рвалась наружу. И снова этот припадок был продолжительнее предыдущих, и вновь после него Мэйлинн была измучена и обессилена настолько, что несколько часов не могла подняться. Бину пришлось опять пересесть в фургон и править им, пока лирра безучастно лежала, уткнувшись носом в стенку.

Было очевидно, что Мэйлинн с каждым разом становилось всё хуже и хуже, и было совершенно неясно, что же будет дальше. Та короткая передышка, которая была у них после прошлого беспамятства, когда она боролась с Симмером, дала друзьям смутную надежду, что всё, быть может, понемногу налаживается. Однако стало ясно, что это не так. Болезнь слегка отступила назад, чтобы взять лучший разгон.

К раздражению Бина, скорость их передвижения замедлилась. Дороги в окрестностях Лоннэя оказались заполнены повозками, подводами, фургонами и телегами всех размеров и цветов. А также сотнями и сотнями людей. Все они брели с потухшим взором на север, и вокруг зловонием витало слово «война».

– В чём там дело? – ворчливо спрашивал Бин.

– Дорийцы снова нападают на приграничные области, – хмуро ответил Кол.

– Значит, идёт война? – встревожился Бин.

– Да тут, почитай, что ни год, то война, – отмахнулся Кол. – Повидал я уже этого. Дорийцы раз в год-два обязательно совершают набеги на Пунт. Обычно длятся они не более двух-трёх месяцев, после чего кочевники возвращаются обратно с награбленной добычей. И так – до следующего раза.

– А мы, значит, направляемся в самую гущу? – Бин беспокоился всё сильнее.

– Да не волнуйся, нас это, скорее всего, никак не коснётся. Это – их междоусобица. Да и война эта – так, одно название. Так что не волнуйся. Самое неприятное, что нас ждёт – забитые народом дороги.

– Ну это тоже немало, – проворчал чуть успокоенный Бин, бросив через плечо взгляд на спящую Мэйлинн. – Нам бы уж поскорее добраться до твоего чародея. Да надеяться, что он чем-то поможет Мэйлинн.

– Доберёмся, – лаконично отозвался Кол. – Но сперва нам надо добраться до Лоннэя.

И они добрались. Правда, чуть позже, чем планировали. Наш фургончик въехал в ворота Лоннэя пятого дня месяца жатвы.

Мэйлинн слегка оправилась от очередного приступа, и сейчас она сама правила фургоном. Кол и Бин скакали впереди, постоянно окрикивая прохожих и требуя проезда. Столица королевства Пунт была некрупным городом с неширокими улицами и невысокими домами. Как и вся страна, она утопала в зелени. Наверное, прибудь путешественники в другое время, они были бы восхищены тишиной и уютом этого городка, больше похожего на какой-то провинциальный город, нежели на столицу. Но сейчас город был переполнен людьми, на улицах стоял постоянный шум, толкотня и беспорядок.

Кол когда-то раньше бывал в Лоннэе, но сейчас совершенно не узнавал города, поэтому правил лошадь в направлении центра, справедливо полагая, что там будет проще найти ночлег. Он раздражённо покрикивал на беженцев, заполонивших улицы. Мэйлинн постоянно делала ему замечания на этот счёт.

– Это несчастные люди, – говорила она. – Зачем умножать их несчастья своей бранью?

И Кол на время смирял себя, хотя было видно, что он имеет собственное мнение на этот счёт.

– Как ужасно, что такое славное государство постигла такая жестокая война! – приговаривала Мэйлинн.

– Да для них эта война – привычное дело! – откликнулся Кол. – Это уже, своего рода, традиционная забава в Пунте.

– Забава, во время которой гибнут люди, – жёстко осадила его Мэйлинн. – Как ты можешь такое говорить?

– Пойми, эта война – она словно игрушечная, – пытался отстоять свою точку зрения Кол. – Ну вот посмотри сама: что это за война, во время которой ни одна из враждующих армий не стремится захватить столицу своего врага? Что это за война, если государство, которое чуть ли не ежегодно подвергается нападению, не делает никаких попыток уничтожить логовище врагов? Пунтийцы прогоняют дорийцев за Дорон, а точнее даже дорийцы, награбив вдоволь, уходят сами. Но армия Пунта почти никогда не переходит реку. Да и что это за война, во время которой почти не жгут деревень, да и убивают лишь тогда, когда других средств уже не остаётся?!

– Тогда откуда здесь столько несчастных? – воскликнула лирра.

– Ну так никто не хочет испытывать судьбу. Как только становится известно, что орды дорийцев переходят реку, колоны из приграничья стараются уйти подальше, да унести побольше. Но помяни моё слово: большинство из них через месяц или два вернутся в родные края, и заживут в тех же хатах, в которых жили до этого.

– А тем, чьи хаты лошадники-таки сожгут, государство выплатит субвенцию, – неожиданно вмешался невысокий, лысоватый, немолодой уже человек плотной комплекции, прислонившийся к стене у открытой двери и, видимо, слышавший разговор. – Поэтому эти бездельники в накладе не останутся, уж поверьте, сударыня!

– Мне кажется, вашего мнения никто не спрашивал, – холодно ответила Мэйлинн, бросив неприветливый взгляд на горожанина. Улица в этом месте была узкой, так что их разделяло всего каких-то три-четыре шага.

– Весьма невежливо незнакомцу вмешиваться в чужой разговор, любезнейший, – так же холодно процедил Кол, смерив человека взглядом. На разбойника тот, вроде, не походил, а там – поди разбери!

– Нижайше прошу прощения у многоуважаемых путешественников! – тут же раскланялся тип. – Позвольте представиться. Зовут меня мэтром Бабушем. Просто я заметил, что вы, должно быть, прибыли издалека, и подозреваю, что вы ищете, где бы остановиться на ночь.

– А если и так, то что с того? – всё так же неприветливо осведомился Кол.

– Так я мог бы предложить вам ночлег в своей гостинице! – воскликнул мэтр Бабуш, хлопая рукой по стене.

– Что-то как-то не тянет это на гостиницу, – недоверчиво протянул Бин.

– Ну так потому, что вы смотрите на неё со стороны чёрного хода! Ежели вы сейчас завернёте за угол, то окажетесь на нашей славной площади Урожая, и оттуда будет центральный вход в мою гостиницу! Одну из лучших, не побоюсь сказать! Гостиница «Песнь малиновки» – приличная гостиница! В ней вы не встретите всего этого сброда, понаехавшего сейчас из Приречья. Отличные номера, мягкие постели, добрый стол – всё, что только можно представить! У меня как раз есть свободные номера!

Кол вопросительно посмотрел на лирру. Он видел, что хозяин гостиницы произвёл на неё не лучшее впечатление, поэтому решать предстояло ей. Но Мэйлинн чувствовала себя неважно, поэтому ей очень хотелось поскорее прилечь, так что она не стала привередничать. Она молча кивнула Колу.

– Мы примем ваше предложение, любезнейший, – проговорил тот.

Хозяин при этих словах просиял:

– Позвольте, я провожу вас, уважаемые господа! – залебезил он, выбегая вперёд. – Вот, пожалуйте, прямо сюда.

И действительно, фургончик выкатился на небольшую площадь. Теперь друзья видели и вывеску, и богато украшенный вход в гостиницу.

– Прошу вас, любезные господа! – кланялся мэтр Бабуш. – Пожалуйста, входите внутрь! Сейчас мои конюхи позаботятся о ваших лошадях! Они ни в чём не будут знать недостатка! Такие превосходные скакуны! С ними будут обращаться, точно с королевскими!

Кол спрыгнул с лошади и помог спуститься Мэйлинн. Бин тоже уже был тут как тут. Они направились ко входу в гостиницу, когда Мэйлинн обратила внимание на девочку, державшую на руках ребёнка. Девочке на вид было не больше двенадцати, а ребёнку – едва ли больше годика. Девочка была одета в поношенное платье, которое, несмотря на всю заботу о нем, видимо, доживало последние денёчки: в нём было полно прорех. Тёмные волосы были сбиты в один давно нечёсаный и немытый колтун. Она сидела прямо на мостовой, глядя перед собой невидящим взглядом. Машинально она покачивала младенца. Тот не спал, но и не шевелился, и даже не плакал. Он также безучастно смотрел куда-то на стену позади девочки, держа во рту большой палец. Было видно, что девочку заметно потряхивает то ли от озноба, то ли от голода. Но поскольку в начале месяца жатвы в Лоннэе ещё вовсю властвовало лето, то Мэйлинн предположила именно второе.

– Бедное дитя! Что с тобой? – подходя к девочке, спросила лирра.

– О, не извольте беспокоиться, сударыня! – тут же встрял мэтр Бабуш. – Это всего лишь беженка из Заречья. Они – сироты, пришли в наш город и теперь ошиваются вблизи моей гостиницы. Попрошайничают, а то, может, и приворовывают. А ну пошла прочь! – рявкнул он нищенке. Та вздрогнула, словно очнувшись ото сна, с трудом сфокусировала взгляд на разгневанном хозяине гостиницы, и вяло дёрнулась, пытаясь подняться на ноги.

– Да как вы смеете! – воскликнула Мэйлинн. Её лицо вспыхнуло, заливаясь краской гнева, а глаза засверкали так, что несчастный мэтр Бабуш даже стушевался. – Как вы смеете так говорить? Вы разве не видите, что она умирает от голода?

– Понимаете ли, сударыня, – с трудом подбирая слова, замямлил трактирщик. – Эти беженцы все получают субвенции от государства в качестве возмещения ущерба. Эта девчонка получит вдвойне, раз её родители погибли. Поверьте, хотел бы я, чтобы мне кто-то вот так вот за здорово живёшь отсыпал денег! Я ей не раз говорил, чтобы она шла к магистрату и оформила там заявление на получение субвенции. Но она, как видите, тупа, словно пробка…

– А вы бесчувственны, словно чурбан! – казалось Мэйлинн сейчас вцепится в волосы почтенного мэтра. – У несчастных малюток умерли родители! А вы так цинично об этом рассуждаете! О каких деньгах и этих ваших субвенциях вообще может идти речь?! Да неужели нельзя было хотя бы просто покормить их? Пусть даже и объедками! Это бы вам ничего не стоило!

– Может, и не стоило бы, да и то – как сказать… Объедки-то я скармливаю домашней птице, которую затем подаю на стол постояльцам. Но дело даже не в этом. Если сегодня я задаром покормлю одну попрошайку, завтра у моих дверей их будет сидеть уже две. Потом – четыре. А потом всё проклятое Приречье при каждом удобном случае будет за дарма столоваться у глупого добряка Бабуша! Знаю я этих нищих!

– Я не хочу оставаться в этой гостинице ни секунды! – отчеканила Мэйлинн, прожигая Кола таким взглядом, будто лично он был виноват и в гибели родителей несчастной девочки, и в самой войне, и в том, что мэтр Бабуш – такой отъявленный негодяй. Тот нехотя кивнул и, обернувшись, перехватил поводья своей лошади из рук расторопного конюха, который уже пытался отвести лошадей в конюшню.

– Воля ваша, прекрасная госпожа, – изменившись в лице и явно обидевшись проговорил мэтр Бабуш. – Да только вряд ли вы найдёте такую же достойную гостиницу, как моя. Я вижу, вы весьма утомлены дорогой и, должно быть, голодны. А на моей кухне как раз готов великолепный обед. Да и ценами я вас не обижу. Спросите кого угодно в квартале, каждый скажет, что мэтр Бабуш – честный человек. А если вас так огорчает судьба этой нищенки, то – так и быть, я прикажу вынести ей поесть.

– По-моему, он прав, Мэйлинн, – тихонько проговорил Кол на ухо лирре. – Ты неважно выглядишь, и тебе нужно немного покоя. Сразу видно, что у него хорошая гостиница. А то что он сам – сволочь… То и тут бы я поспорил. Он – обычный человек, как и большинство других. Мало кто готов вытаскивать оборванцев из петли или городской клоаки. Большинству на них просто наплевать. Тем более, что его, как налогоплательщика, конечно задевает, что его деньги идут на выплаты несчастным, обездоленным войной.