Глава 14. Симмерские болота

Взрывать дёрн под проливным дождём – занятие то ещё. Поэтому Бин, не переставая, в голос ругался, втыкая заступ в неподатливую почву. Рядом кряхтел Кол, выбрасывая землю лопатой. Ещё до того, как были закончены четыре могилы, подошла Мэйлинн и сообщила, что нужно копать пятую – как и предсказывал Кол, малый с болтом в рёбрах умер. Изначально Кол заикнулся было о том, чтобы сжечь Кабана по обычаю ассианцев, но при таком дожде об этом не могло быть и речи.

Через несколько часов всё было кончено. Трупы свалили в неглубокие, около трёх футов, ямы, предварительно вынув из тел болты, которые ещё могли пригодиться. Лирра со слезами на глазах прочла отходную молитву по обычаю протокреаторианцев – ведь вера мертвецов осталась неизвестной.

В одной из комнат лежали раненые бандиты. Лирра пожертвовала ещё каплю эликсира на второго разбойника, так что оба теперь тихо спали. Наши же друзья весьма плохо провели ночь – практически не смыкая глаз, но хоть в сухости и тепле. К сожалению, надежды Кола не оправдались – утром дождь шёл всё с той же силой, что и накануне. Однако оставаться дольше в этом месте никто не хотел. Поэтому хмурые и усталые путники двинулись дальше по Колионскому тракту.

Дальнейшая дорога до Колиона превратилась в одну сплошную тягомотину, смешанную из грязи, дождя, холода и мерзкого настроения. Все трое уже громко шмыгали носами, а у Мэйлинн, кроме того, начался кашель. Хорошо ещё, что её таинственные приступы больше не повторялись. Друзья почти не разговаривали. Они ехали, понурив головы и глядя на шеи своих лошадей, погружённые в печальные мысли. Бин, имея много времени для размышлений, заметил, что острая фаза его влюблённости в Мэйлинн вдруг прошла, чему, наверное, немало способствовало чувство стыда, которое поселилось в нём после схватки в «Двух петухах». Нет, он всё ещё любил её, но, по крайней мере, горячее желание нести её на руках, падать на колени и целовать ей ноги прошло.

На ночлег остановились в придорожном селе, заплатив молодому колону пятёрку за возможность переночевать в сенном сарае – благо тот был почти пуст из-за многонедельной жары, спалившей травы на корню.

Увы, но на следующий день с неба всё ещё сеяло, варьируясь от хорошего ливня до мелкого дождичка. Тучи, которые так долго томились по ту сторону гор, не хотели так просто отступать. Можно было бы, конечно, сказать им, этим тучам, что они уже опоздали недель этак на пять и что сейчас от них уже больше вреда, нежели пользы, да только разве им было до этого хоть какое-то дело?

Лишь на пятый день пути отчаявшиеся путники достигли Колиона. Если в первоначальных планах было обогнуть город, не заезжая, то сейчас они направились прямиком к первому же постоялому двору в черте города (хватит с них вертепов!). Кол сказал, что непогода не сможет продлиться долго – дождь, льющий целую неделю без перерывов, не могли припомнить даже старожилы. Кроме того, если Колионская дорога стала почти непроходимой от дождей, то старый Танийский тракт сейчас наверняка и вовсе будет непролазным. Никто, даже Мэйлинн, не возразили ему ни полусловом. Всем хотелось лишь одного – напиться горячего, обжигающего отвара и залечь в постель, желательно неподалёку от огня.

Цены в Колионе, в отличие от столичного Латиона были куда более демократичными, так что день проживания в гостинице «Надежда путника», вкупе со столом, обходился друзьям всего в шесть с половиной дорринов. В этот раз они не стали привередничать, и взяли одну комнату на троих. Хозяин гостиницы посмотрел неодобрительно – несмотря на то, что Мэйлинн была укутана в плащ, а на лицо был натянут капюшон, изящные женские формы лирры скрыть было нельзя. Однако, нравы тут были несколько проще, чем на западе, деньги постояльцы заплатили как положено, поэтому – кому какое дело?

Здесь же, впервые за несколько дней, Кол, рыча, снял повязку со своего левого предплечья. Увы, промокшая грязная тряпица, которой была завязана рана, плохо способствовала заживлению. Рука вокруг укуса опухла весьма заметно и приобрела какой-то лилово-красный оттенок.

– Это что ещё? – тревожно спросила Мэйлинн. Пришлось рассказать ей историю происхождения раны.

– Ах ты идиот! – вскипела лирра. – Почему ты сразу ничего не сказал? Ты посмотри, у тебя же, наверное, уже заражение началось! – Колу оставалось лишь мямлить в ответ какие-то бессвязные фразы.

Лирра схватила флягу с водой, и, несмотря на шипение и богохульства Кола обмыла рану от сукровицы и гноя. Затем достала свой заветный флакончик и капнула одну каплю прямо во фляжку, а затем стала поливать укус, как она ранее делала в «Двух петухах».

– Надо же, на меня ты потратила всего одну каплю, – не преминул съёрничать Кол. – А тому деревенщине отлила аж целых три.

– Во-первых, мне лучше знать, как этим пользоваться, – отрезала Мэйлинн. – А во-вторых, эти капли на идиотов вообще не действуют! Это надо же было додуматься – совать руку мне в рот!

– А что мне было делать? – возразил Кол. – Позволить тебе откусить язык?

– Вот! – лирра широко открыла свой рот и, вынув язык, повертела им. – Ну что? Много укусов ты видишь? Как же я жила-то до тебя?

– Ну я же не знал, – смешался Кол. – Ой, да ну тебя! В следующий раз и пальцем не шевельну, хоть голову сама себе отгрызи!

– Ладно, извини, – Мэйлинн неожиданно погладила его по раненой руке. – Это просто нервы. Конечно же, я должна тебя благодарить. До сих пор ещё никто не жертвовал ради меня своей рукой! – лукаво улыбнувшись, добавила она. Бин, наблюдавший за всей этой картиной, хмыкнул и отвернулся.

– Так это ещё один подарочек, заимствованный тобой в Наэлирро? – поспешил сменить тему Кол.

– Ну да, вроде того, – усмехнулась Мэйлинн.

– И много там ещё осталось? А то такими темпами скоро ведь и кончится! – забеспокоился Бин.

– А вы постарайтесь не влипать в истории, и всё будет в порядке. Не поверите – он у меня уже около двух месяцев, а воспользовалась им я в первый раз лишь пару дней назад.

– Ага, чтобы вылечить этих никчёмных бандюг, – проворчал Бин.

– Неужели ты бы бросил их без помощи? – изумилась Мэйлинн. – Я в это не верю. Не так тебя воспитывала твоя мать!

Бин осёкся, и только лишь хмыкнул ещё выразительней, чем в прошлый раз. Лирра откинулась спиной к стене и вдруг снова закашлялась.

– Кстати, – тут же заговорил Кол. – Я бы просил тебя прилечь, предварительно выпив какого-нибудь согревающего отвара. Тебе никак нельзя болеть.

– Да ты и сам, вон, постоянно шмыгаешь носом! – парировала Мэйлинн. – Нам всем нужно отлежаться!

– Это точно. Этим мы и займёмся. Но вообще, пока мы тут застряли, я бы хотел немного позаниматься с тобой, парень, – обратился Кол к Бину. – То, как ты владеешь кинжалом – никуда не годится. Машешь им, как деревенская девчонка!

Бин покраснел, но проглотил обиду, поскольку не мог не признать, что товарищ абсолютно прав.

– А ты, подруга, где так научилась-то владеть кинжалом? – обратился Кол к Мэйлинн.

– Где же, как не в Школе? – пожала плечами лирра, не очень-то стремясь развивать тему.

– И зачем же будущих магинь, часть из которых потом не сможет даже самостоятельно передвигаться, обучать фехтованию? – удивился Кол.

– Всё очень просто. Девочек берут в Наэлирро в шесть лет – и ни годом позже. Говорят, это нужно, чтобы тело приспособилось к эликсирам пробуждения до… созревания… – смущённо запнулась лирра и это сразу было отмечено Бином: со мной она не столь смущённо говорила на эти темы. – Ну так вот, в среднем обучение длится четырнадцать лет. Как ты думаешь, Кол, чему можно учить девочек четырнадцать лет? Конечно, с нами несколько раз в неделю проводили беседы о предстоящем пробуждении – с каждой по отдельности, и иногда – со всеми вместе. Конечно, каждый день мы занимались сосредоточением – учили какие-то пассы, заклинания, которые позволяют сосредоточиться на возмущении. Но всё равно оставалась целая уйма времени. Так что мы изучали множество наук, а кроме того – и фехтование, и верховую езду, и геральдику всех государств Паэтты, и – Арионн знает, что ещё. Мы изучали даже рукопашный бой. Причём не для того, чтобы драться в будущем, «ибо по́шло использовать грубую силу, когда владеешь магией», – явно передразнивая кого-то из своих преподавателей, прогнусавила Мэйлинн. – А просто для того, чтобы держать своё тело и свой дух в бодрости и силе.

– У тебя были отличные преподаватели, Мэйлинн! – ответил Кол. – Должен сказать, ты поступила несколько неблагодарно, покинув их таким способом!

– Ничего страшного! Не думаю, что они там рыдают обо мне! – отрезала лирра.

– Ну ладно, тогда, значит, сегодняшний остаток дня и ночь мы отдыхаем, греемся и пьём побольше жидкости, а назавтра я начну делать из тебя бойца! – и почему последнее слово всегда остаётся за Колом? – Тебе страшно повезло, дружище! Твоим учителем станет бывший паладин его королевского величества, он же бывший центурион второго ранга Седьмого легиона Сан Брос!

Куда бежать от свалившегося на меня счастья? – подумал Бин и упал на подушку. Не прошло и десяти минут, как в комнате все крепко спали. Даже храп Бина, на удивление усилившийся ещё больше из-за насморка, не в состоянии был пробудить измученную троицу.

***

– Крепче держи рукоять! Расслабь кисть, она должна плавать! Будь крепким и гибким! Ноги подогни! Да не подсаживайся ты, дубина стоеросовая! Просто преврати ноги в пружины, – уже битый час Кол надсаживал горло на заднем дворе гостиницы, а вспотевший и красный Бин, как мог, старался выполнять жёсткие команды товарища. Кол снова был центурионом Бросом, и горе было тому новобранцу, что пытался отлынивать от его уроков.

Однако, надо отдать должное Бину – он и не пытался. Он с невероятной упёртостью раз за разом повторял одни и те же движения, наносил удары и парировал, кидался в атаку и уходил от невидимого клинка. Рука ныла, ныли плечи и даже ноги, но когда становилось совсем тяжело, Бин вновь вспоминал, каким скользящим, текучим ударом Мэйлинн спасла его от неминуемой, в общем-то, смерти в трактире, и он с удвоенной силой продолжал колоть и резать воздух.

Ещё через час Кол подвёл его к столбу и приказал бить изо всех сил. Однако от первого же удара кинжал выскочил из потной ладони.

– Вот так вот на моих глазах полегло немало молодых ослов! – распинался Кол. – Мало держать кинжал, его нужно ещё и удержать в момент удара. Особенно, если твой удар парирует сильный соперник. Давай! Почувствуй дрожь кинжала, приноровись к ней! Пускай удар перетекает во всю руку, а не в одни пальцы!

Что ж, так прошло ещё немало времени. Столб был изрезан, расщеплен, исколот тысячами ударов, пока Кол не счёл, что это стало выглядеть вполне терпимо.