– Я тут подумал, и мне кажется, что лучше будет выступить вечером, ближе к закату, – проговорил Кол. – И вообще, было бы разумней двигаться ночами, по крайней мере, первое время, до Колиона. Во-первых, не жарко, а во-вторых – меньше любопытных глаз.

– Согласна, – ответила Мэйлинн. – Значит, сейчас идём отдыхать, а выедем на закате.

– Но прежде я хотел бы снова наведаться к оружейнику. Когда я приглядывался к мечу, заметил там весьма интересную вещицу. Небольшой лёгкий двухзарядный арбалет. Как раз для такой хрупкой девушки, как ты. Всё-таки в нашем положении разумней будет не доводить дело до рукопашной в случае чего. И тогда арбалет сможет стать веским доводом оставить нас в покое. А уж об умении лирр бить из луков и арбалетов в подброшенные доррины ходят легенды!

– Признаться, легенды привирают, – улыбнулась Мэйлинн. – Но вообще идея хорошая. И сколько же?

– Ну, недёшево… – признал Кол. – Арбалет и двадцать болтов к нему – два дора… А что ты хотел! – обратился он к присвистнувшему Бину. – Это тебе не какая-то армейская дурында, которую нужно взводить целую минуту, и которая весит все пять фунтов! Игрушка тонкая, но при этом – надёжная и мощная. И зарядить его никакой сложности не составит даже на скаку.

– Убедил, – рассмеялась лирра и полезла за кошелём. – Тогда мы с Бином – наверх, а ты возвращайся, и тоже ложись. Вечером отужинаем, и – в дорогу.

***

Они выехали, когда солнце уже касалось верхнего края крепостной стены. Неподалёку был мост, ведущий в Заречный квартал, а там можно было выйти через Восточные ворота. Однако Кол настоял на том, чтобы сделать лишний крюк и проехать вдоль реки на юг до Висельных ворот. В кварталах Нового города они привлекали куда меньше внимания.

Выехав через Висельные ворота (когда-то давно здесь вдоль стены стояли виселицы, на которых развешивали особо опасных преступников в назидание остальным), друзья проехали ещё с полмили вдоль реки, и добрались до паромной переправы. За пятёрку немолодой паромщик тут же перевёз их на другой берег. Двигаясь дальше по просёлку, они вскоре выехали на Колионскую дорогу. Здесь они пустили лошадей лёгкой рысью и двинулись на восток.

Уже начинало смеркаться. Мэйлинн скакала впереди, к ней присоединился Кол, к седлу которого были приторочены поводья четвертой лошади. У неё всё-таки висели дополнительные седельные сумки с провизией (чтоб другим лошадям не обидно было – как сказал Кол лирре). Бин, который до сих пор весьма плохо держался в седле, и уже страдал от болей в своей филейной части, держался позади, болезненно морщась.

Однако, вскоре стало заметно, что куда больше физических его одолевают душевные муки. Кол и Мэйлинн, скачущие в двадцати шагах впереди, вели оживлённую беседу. Бывший легионер, не переставая, засыпал лирру всевозможными баснями о своих армейских похождениях, о всех историях, случающихся с ним (либо выдуманных только что) во время привалов и ночёвок. Мэйлинн смеялась, почти не переставая. Иногда она делала разные замечания, чаще всего – ловя Кола на какой-нибудь несуразице. Кол легко и серьёзно тут же признавал свой «прибрёх», как он выражался, и от этого лирра смеялась ещё звонче. Однако Бину все эти побасёнки смешными вовсе не казались. Точнее, он понимал, что в другое время и при других обстоятельствах он бы по земле катался от хохота, но сейчас ему смеяться совершенно не хотелось. Он со всё возрастающим раздражением смотрел на скачущую впереди парочку, отмалчивался, либо отвечал невпопад, когда те обращались к нему. Спустя некоторое время он стал намеренно осаживать лошадь, так что расстояние между ними увеличилось до пятидесяти шагов. Он словно давал понять: вы хотите уединиться, вот вам уединение!

Но более всего задевало, рвало душу то, что Мэйлинн словно бы и не замечала ничего. Несколько раз она обернулась, чтобы подогнать Бина, но когда тот хмуро мотал головой, она вновь возвращалась к оживлённому разговору с Колом. А уж эта скотина-Кол и вовсе не обернулся ни разу. Хорохорился как петух, только что не гарцевал вокруг юной лирры. Со всей неотвратимой ясностью Бин вдруг осознал, что он по уши влюбился в свою вчерашнюю знакомую, да так, словно знал её уже много-много лет.

Хвала Арионну, скоро стало совсем темно. Нет, света растущей луны и звёзд хватало, чтобы видеть белеющее полотно дороги, но вот сладкая парочка, наконец, исчезла из виду. Хотя ночной воздух ещё более предательски разносил окрест бесконечный трёп Кола и нежные переливы смеха Мэйлинн. Ну, по крайней мере, теперь можно было дать волю чувствам не боясь, что кто-то увидит его лицо.

Лето двигалось к окончанию, на дворе был увиллий¹⁰, и до месяца жатвы оставалось не более трёх недель. Поэтому ночи становились всё длиннее и прохладнее. К концу этой ночи Бину хотелось выть от боли физической и моральной. Казалось, что никакая сила не удержит его в седле ещё хотя бы секунду, однако ярды плавно перетекали в мили, мили – в лиги, а Бин всё сидел. Спина и задница одеревенели, и теперь вместо острой боли он ощущал лишь сводящую с ума ноющую тяжесть. Однако в этом была и хорошая сторона – боль принесла благодатное отупение, и любовные переживания пока отошли на задний план.

Когда небо уже заметно посветлело, Кол, оглядев местность, скомандовал привал. Вокруг были довольно густые леса, за всю ночь компания не встретила ни одного путника (редкие деревушки, которые они проезжали, казались совершенно пустыми), так что теперь было самое время углубиться в лес, найти уютную полянку, и как следует отдохнуть.

Искомая полянка нашлась ярдах в пятистах от дороги. Небольшая, опрятная, укрытая лапами сосен от палящих лучей – то, что нужно! Бин мешком свалился с лошади и понял, что не встанет больше никогда и ни за какие богатства мира. Лирра соскользнула с седла и принялась готовить завтрак – из её чудесной сумки были извлечены хлеб и цыплята, закупленные ею в «Пределах мечтаний». Кол же стреножил лошадей и обтёр их ветошью. Затем он разжёг небольшой костёр, потому что сейчас, на рассвете, воздух был уже весьма прохладным.

Кое-как втолкнув в себя пару кусков цыплёнка и запив водой, Бин провалился в тяжёлый сон.

***

И проснулся оттого, что кто-то бесцеремонно толкал его в бок. Кое-как приподнявшись, Бин увидел, что Мэйлинн спит недалеко от костра, уютно свернувшись клубочком, а рядом с ним сидит Кол, тормоша его за плечо.

– Вставай-ка, дружище. Пойдём, поможешь набрать сушняка для костра.

– Какой сушняк? – Бин со сна очень плохо соображал, но нелогичность предложения оценил сразу. – Костёр уже, вон, погас, а хворосту и здесь предостаточно.

– Всё равно. Много – не мало. Вдруг пригодится. Поднимайся, пошли, – и, не ожидая очередной порции возражений, Кол встал и пошёл к краю поляны.

Кряхтя, охая и вздыхая, Бин кое-как встал на ноги. Голова была тяжёлой, мышцы всего тела стонали от боли. Не до конца понимая, что вообще происходит, Бин уныло побрёл вслед за Колом. Неподалёку стреноженные лошади пощипывали травку, гораздо более зелёную, нежели на открытых местах.

Он догнал Кола ярдах в ста пятидесяти от лагеря. Тот сидел на замшелом стволе поваленного дерева спиной к нему.

– Присядь-ка, – не оборачиваясь, похлопал по стволу рядом с собой Кол. Бин всё так же отупело и послушно плюхнулся на тёплое мягкое сидение.

– Мне показалось, или у тебя возникли какие-то проблемы? – без обиняков начал Кол.

Всё ещё не понимая, Бин уставился на него.

– Всё дело в ней? – прямо, в упор спросил Кол, глядя в глаза юноше.

По голове словно ударили чем-то мягким и тяжёлым. Муть, колыхающаяся в мозгу, словно выплеснулась от этого удара. Бин ясно и зло смотрел на собеседника.

– Угадал? – всё так же спокойно спросил Кол.

– Угадал. Всё дело в ней, – резко ответил Бин, пытаясь встать.

– Сядь! – мягко, с ленцой проговорил Кол и, ухватив Бина за плечо, вновь придавил к столу. – Давай поговорим как мужчины.

– Хочешь как мужчины? Давай! – выпалил Бин. – Ты слишком стар для неё!

– А ты – слишком молод, – без малейших признаков волнения или недовольства пожал плечами Кол.

– Оставь её в покое!

– А разве я её беспокою? Мы просто дружески общаемся. Ты, кстати, мог бы общаться с нами, вместо того чтобы уныло тащиться позади и жечь мне спину своим безумным взглядом.

– Я смотрю на тебя так, как ты того заслуживаешь! И зачем я только спас тебя вчера? – злобно воскликнул Бин. – Просто оставь её, слышишь? Она – не твоя!

С этими словами Бин вскочил и направился назад в лагерь.

– Постой, парень, – Кол двумя шагами догнал его и положил руку на плечо.

И тут Бин вдруг резко повернулся и его кулак врезался в покрывшуюся уже лёгкой щетиной скулу Кола. Однако Кол лишь мотнул головой.

– Ах ты, щенок! – от ответного удара Бин отлетел и стукнулся спиной о ствол дерева.

Его глаза заволокла красная горячая пелена, с губ сорвалось хриплое рычание, и Бин ринулся на врага. Кол, как видно, старался щадить юнца, поэтому его движения были крайне скупы, и он скорее лишь отталкивал Бина. Тот же, в свою очередь, молотил руками и ногами без каких-либо правил, просто с горячим желанием задеть ненавистного пьянчугу. Два-три раза ему это удалось. Но за эти попадания он и сам заплатил весьма болезненными затрещинами.

Споткнувшись о какую-то корягу, Кол завалился на спину, и Бин, вскочив ему на грудь, сомкнул руки на горле бывшего паладина. Ненависть душила Бина, и тот, в свою очередь, душил Кола. Кол поначалу пытался просто отжать стискивающие горло пальцы, но те держались намертво. Кол начал хрипеть, его лицо налилось кровью. И тогда он нанёс полноценный удар, который пришёлся Бину в ухо. Бин тут же отлетел вверх тормашками и застыл, потеряв сознание.

Очнулся он от того, что кто-то смачивал его лицо холодной мокрой тряпкой. Этот кто-то, конечно же, был Кол. Резко оттолкнув его руку, Бин уселся на землю и молча уставился на носки своих ботинок. Вздохнув, Кол сел рядом. Какое-то время оба молчали.

– Как же всё-таки кстати нас с тобой поколотили вчера, – произнёс наконец Кол, потирая щеку. – Надеюсь, на этом фоне новых ссадин Мэйлинн не заметит.

Бин лишь хмыкнул в ответ, продолжая изучать свою обувь.

– Послушай, друг, мне очень жаль, но у тебя ничего с ней не получится, – тихо проговорил Кол.

– А у тебя что – получится? – снова взвился Бин.

– И у меня не получится, – мягко и немного грустно ответил Кол. – Понимаешь, Бин, она – лирра, а мы – всего лишь люди. Мы слишком разные. Несочетаемые…

– И что делать? – всхлипнув, спросил Бин.

– А что тут сделаешь? Нужно просто принять это как данность.

– Я люблю её… – пробормотал Бин. Казалось, он вот-вот заплачет.

– В твоих же интересах поскорее избавиться от этого чувства. Смотри на неё, любуйся ей, восхищайся… Но люби человеческих девушек. Так будет лучше.

– А ты сам? – наконец-то Бин оторвал взгляд от ботинок и взглянул на Кола.

– Знаешь, Бин, я уже слишком стар для любви с первого взгляда, – не отводя глаз, ответил Кол. – Она мне нравится. Чертовски нравится. Она – самая необычная девушка, которую я встречал…

– Знаю, несмотря на то что ты видел женщину с тремя грудями! – неожиданно для себя фыркнул Бин.

– Разве я сказал, что их было три? – делано удивился Кол. – Да нет же, у неё было целых четыре огромные сиськи! – Кол даже руками показал, насколько они были велики.

И тут Бин захохотал. Не только и не столько над этой незамысловатой шуткой, сколько над всей нелепостью своих недавних поступков. Он плакал и смеялся одновременно, и на душе вдруг стало спокойно-спокойно. Кол, по-доброму посмеиваясь, глядел на Бина.

– Прости меня, Кол, – проговорил Бин, чуть успокоившись.

– Да что ты! Никаких обид! – тут же возразил Кол. – Будь я лет на пятнадцать моложе, я и не таких бы дров ещё наломал! Уж я бы не забыл о кинжале, висящем на моём поясе!

Второй раз за два дня он забывает об оружии, имеющемся у него – подумал Бин. И эта мысль ему неожиданно очень понравилась. Он вспомнил, как отреагировала Мэйлинн, как встревожилась, что он мог бы зарезать того конюха. Нет, он умрёт, но не разочарует её! Ах, Мэйлинн…

– Как же мне её разлюбить? – грустно и растерянно спросил Бин.

– А ты подумай вот о чём, друг, – помолчав какое-то время, откликулся Кол. – Подумай о том, о чём думаю и я сам. Да, такая девушка как Мэйлинн могла бы дать мне очень много, могла бы превратить мою жизнь в один сплошной праздник… Но вот что я мог бы дать ей? И я понимаю, что обмен бы у нас вышел неравноценный: она мне – всё, а я ей – ничего. А ведь это не по-мужски, согласись? Так что не нужно быть эгоистом, Бин.

– Почему же я ничего не могу ей дать? Я могу ей дать свою любовь! – пылко возразил Бин.

– Хорошо. Допустим. Предположим даже на мгновение, что ты бы любил её так, как никто и никогда не смог бы её любить. Но что дальше? Пройдёт двадцать пять – тридцать лет, – совсем немного по лиррийским меркам! – и ты превратишься в дряхлеющего старца. Из свежего яблока можно получить много сока, но из засушенного не получишь ни капли. А Мэйлинн едва-едва подойдёт к своему расцвету. И что прикажешь ей делать? Кормить тебя с ложечки и выносить судно по утрам? Ты готов обречь свою любимую на это?

Бин вновь уткнулся лицом в колени. Было видно, что каждое слово Кола доставляет ему невыносимую муку.

– Кроме того, подумай ещё вот о чём. За всю историю нашего мира не было ни одного случая союза лирры и человека. Ты можешь себе представить, как отнесутся к нему люди, и, особенно, как отнесутся к нему лирры? Вы станете изгоями, чужими для всех. А ваши дети?.. Жалкие полукровки, у которых не будет друзей, у которых не будет дедушки и бабушки, которые бы нянчили их на коленях… У этих детей не будет будущего…

– Хватит, я понял… – глухо прорыдал Бин.

– Вот и славно. Держи это в своей голове, как я держу в своей – и всё будет в порядке! В отличие от меня, у тебя ещё вся жизнь впереди, друг мой Бин! Радуйся хотя бы этому!

Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь редкими всхлипываниями Бина. Кол же сидел, тяжело и сурово глядя куда-то вдаль. Близкие друзья, возможно, заметили бы, как ему сейчас больно, но Бин пока ещё не был таковым, поэтому он лишь в очередной раз дивился этому ледяному спокойствию.

– Спасибо, друг, – проникновенно произнёс Бин, утирая лицо. – И прости меня ещё раз!

– Я не держу на тебя сердца, друг! И я очень рад, что мы всё выяснили сейчас, а не затаили ненависть друг к другу. Ну что – пойдём обмоемся, что ли? Надеюсь, Мэйлинн ничего не заметит.

Когда они вернулись в лагерь, лирра спала так же сладко, как и при их уходе. Бин и Кол легли на траву неподалёку от неё.

– А ты заметил, что на этой поляне совсем нет комаров? – спросил Кол, не открывая глаз.

– Я заметил, что в лесу их навалом! – проворчал, почёсываясь, Бин.

– Не иначе – опять наша подружка постаралась! – усмехнулся Кол.

– Не иначе, – засыпая, пробормотал Бин.