Когда подобные размышления начинали одолевать окончательно, я понимал, что необходимо что-то было делать. Немного подумав, я решил. Раз меня не особо тянет на прогулки со сверстниками, почему бы не делать это в одиночку. Эта идея мне очень сильно приглянулась. Как я уже говорил, по правую сторону от нашего дома находился пруд. Подойти к нему напрямую с участка не представлялось возможным, несмотря на отсутствие ограды. Древние, разросшиеся до небывалых размеров и давным-давно не плодоносящие кусты крыжовника и толи красной толи черной смородины, вместе с молодыми деревцами и выросшей по пояс травой, стояли непреодолимой преградой. Так что в принципе, можно было сказать, что забор все-таки существовал.

Чтобы приблизиться к водоему, надо было выйти на улицу через калитку, и повернув направо миновать двух-трех метровый подъем. От сюда открывался совершенно иной вид. Пруд, как и наш участок, находился немного в низине. Практически правильная овальная форма придавала пруду некую нелепость. Но общий пейзаж, заставлял не обращать на это никакого внимания. Каемка из ярко-зеленой ряски тонким слоем лежала на мутной, но в тоже время казавшейся кристально чистой воде. Как я уже говорил, лето подходило к своему экватору. В эту пору пруд выглядел особо чарующим. Связано это было не только с тем, что по его периметру красовались те самые невысокие сосенки, ели и туи, с упругими ветками, усыпанными тысячами длинных, неприлично здорового вида иголками, но и от того, что на поверхности воды, абсолютно в хаотичном порядке, как поплавки, безмятежно расцветали кувшинки и лилии. Высокие упругие лепестки желтого цвета, а на фоне пробивающихся сквозь листву солнечных лучей, казавшиеся даже золотистыми, аккуратно обрамляли соцветия. Кувшинки были не менее очаровательны. Белые, но не белоснежные, с бледно-желтыми прожилками, чем-то напоминающие аккуратно надрезанные маленькие тыковки, при помощи неведомой силы, медленно вращающиеся вокруг своей оси, при этом, не создавая ни малейшей ряби на водяной глади.

Стоя на небольшом пригорке, и наблюдая за всем происходящим, я чувствовал, как мысли в голове замирали. Вообще казалось, что все вокруг, пусть на миг, но останавливалось. Методом мимолетной дедукции, я понял, что этот оазис, если и предполагал, то лишь размышления строго определенного характера. И мне подумалось, что как раз те, что интересовали меня, и это было как никогда кстати. Обогнув пруд по левому берегу, можно было попасть на небольшое открытое пространство чем-то напоминающее опушку, но не совсем. С этой стороны пруд выглядел не менее очаровательным, только вот наш небольшой домик, с облупившейся краской, на заднем плане, немного портил картину. За опушкой начинался лес. Сначала немного жиденький, состоящий из полуоблезлых елей и сосен, только гораздо более высоких нежели, чем возле пруда. Но чем дальше ты заходил вглубь леса, тем плотность растущих деревьев постепенно возрастала. Время от времени под ногами попадались вросшие в землю куски арматуры, гнилые доски, прикрученные к остаткам асбестовых столбов, иногда даже обрывки колючей проволоки, лично для меня говорящие о том, что возможно когда-то здесь была жизнь. И в этом было что-то загадочное.

Преодолев по постепенно сгущающемуся лесу несколько сотен метров, ты попадал на еще одну опушку, но чуть более внушительных размеров, нежели та, что была ранее. Вокруг нее, как исполины возвышались высоченные сосны с толстыми стволами, меж которых, словно братья меньшие, как бы извиняясь, покачивались невысокие, болезненного вида березки вперемешку с кустами орешника и карликовыми елками. Могучие кроны сосен, видимо совсем не пропускали солнечного света, тем самым не оставляя шансов остальным обитателям опушки вытянуться еще хоть немного. Власть в этом месте принадлежала только им. Пятачок был покрыт плотным слоем свежей и достаточно высокой травы, которая нигде не была примята, это говорило о том, что здесь давненько никто не прохаживался. И это так же мне было по душе, как ни странно. Практически в самой середине опушки стоял большой пень, может быть сосновый, а может и нет. Определить было сложно, коры на пне давно не было, а иные признаки мне были незнакомы. Прогнивший у основания, влажный даже в сухую погоду и судя по всему, с годами кардинально изменивший цвет, казалось он не способен послужить даже временным пристанищем для одного—другого десятка опят. А для меня оказался, как никогда кстати.

Каждый день, когда терраса моих соседей пустела, я отправлялся в лес, а точнее к тому самому пню. Поначалу просто так, а потом – это стало своеобразным ритуалом. Мне казалось, что высокие сосны приветствуют меня с присущей им величавостью, а небольшие березки, как детвора, начинали судорожно трястись, не скрывая своей искренней радости.

Сделав несколько кругов по периметру опушки, дабы поприветствовать всех обитателей лесной коммуны, затем я усаживался на пень, предварительно подстелив что-нибудь под пятую точку. Как я уже говорил, пень постоянно оставался влажным. Возможно, и здесь вмешались сосновые шапки, мешающие солнечным лучам беспрепятственно достигать всех частей опушки, а может быть – это была его особенность. Ведь это был непростой пень, а он действительно был особенным, пусть только для меня. Если погода была солнечной, я садился лицом к солнцу.

Как правило, мои визиты в лес приходились на послеобеденное время, а стало быть, солнце было уже не в зените и можно было спокойно сидеть, закрыв глаза, направив голову в направлении светила. Не подумайте, что я сидел просто так, без дела. Я думал. Иногда о чем-то отрешенном, но чаще о том, что мне предстояло в будущем. Оставался всего год до поступления. Иногда мне казалось, что это всего лишь год, а временами, что целый.

Подолгу я не засиживался. Со временем, я даже научился высчитывать какое время веранда моих соседей будет пустовать. Вот в таких вот незамысловатых занятиях, кому-то может быть казавшимися бездельем, июль подошел к завершению. Дни становились заметно короче, а вечера не такими теплыми. Солнце пригревало, но палящим его было назвать все сложнее и сложнее. Наступал август, венец лета, прекрасный и печальный одновременно.

Глава 4

В один из дней я как всегда сидел и наблюдал за своими соседями. Точнее сказать не наблюдал, наверное, это не совсем правильное слово, мне казалось я уже жил на этой веранде среди этих людей, сидел вместе с ними за столом, пил чай, иногда даже почитывал газетку, которую хозяин дома оставлял на столе, удаляясь ненадолго по своим делам. Чай был ароматный, с добавлением каких-то трав или чего-то в этом духе, я такой никогда не пробовал. Заваривался он в высоком фарфоровом чайнике с золотистыми вертикальными полосками и таким же длинным носиком.

Глядя на это чудо гончарного дела, мне почему-то вспоминались кувшинки, которые я каждый день наблюдал на нашем пруду, и на моем лице появлялась легкая улыбка. Чайные чашки были выполнены в такой же интересной форме, это явно говорило о том, что вместе с чайником они являлись частью одного сервиза. Посередине стола стояла широкая пиала в форме перевернутого раскрытого зонтика, практически до краев заполненная вареньем из крыжовника. «Наверное, с ягодными кустарниками у соседей дела обстоят намного лучше, чем у нас» – подумал я, – «Иначе, откуда же могло взяться варенье?» Внешний вид был не очень привлекательным, но вкус, я думаю, должен был быть отменным. Мне так казалось. Рядом, в глубоком блюдце лежал нарезанный хлеб, а пиале поменьше, но глубже, чем предыдущая, несколько конфет, причем некоторые из них, судя по их внешнему виду, достаточно давно, а так же несколько больших вафель. Мы втроем сидим вокруг стола, чай налит. Сильный пар, изгибаясь не повторяющимися узорами, вздымается практически до самого потолка.

Глава 5

Раскачивающийся гамак, раздражительно поскрипывал, но меня это не нервировало. Я то и дело, цепляясь ногами за землю, добавлял ему амплитуду движения, изредка переводя свой взгляд с веранды, то на небо, то куда-либо еще. Как не крути, а любое, даже самое приятное занятие, может не то чтобы утомлять, но притуплять внимание точно. Я задержал свой взгляд на толстой ветке высокого тополя, которая под силой ветра, плавно раскачивалась из стороны в сторону. Не знаю что, но что-то в этом было. Может быть, меня заинтересовал то факт, как ветка плавно преодолевала расстояние сначала в одну сторону, затем так же плавно останавливалась, чтобы начать ровным счетом такое же размеренное движение в обратную, а может и то, что несмотря на изменение ветра, каждый раз ветка не меняла расстояние от начала движения, до его завершения, а может мне изменял мой глазомер. Одним словом, казалось бы ничего интересного, но меня это откровенно увлекало.

Когда я снова вернулся к террасе, я растерялся, потому как впервые за все это время, поймал на себе взгляд хозяина дома. На его лице была легкая улыбка, такой знаете – ротовой прищур, если можно так сказать, но вполне дружелюбный. Я ответил тем же. Сначала я не мог понять, чем вызвана улыбка на лице моего соседа. Возможно, причиной было варенье из крыжовника, почему бы и нет, а возможно он действительно был рад тому факту, что наконец обратил свой взор на меня. После нескольких секунд созерцания друг друга, он жестом показал, чтобы я поднимался на террасу. Я, как принято в таком случае, показал указательным пальцем на себя, как бы переспрашивая, действительно ли меня приглашают, и получив подтверждение, встал с гамака и пошел в сторону калитки. Оказавшись у ступенек террасы, я остановился, ожидая приглашения подняться, мне показалось, что так будет правильно. Самого хозяина я не видел, видимо из-за того что стол все-таки находился далековато от входа. Через мгновение раздался голос:

– Что вы стушевались, молодой человек? Проходите, не стесняйтесь.

Не знаю, с чего вдруг сосед взял, что я стеснялся, наверное, так тоже было принято. Я поднялся по лестнице и подошел к столу, за которым и сидел хозяин дома. На столе было все почти так, как я себе представлял, ну почти. Чашки было две, причем та, которая стояла перед соседом была полная, но явно остывшая, а та что находилась ближе ко мне пуста. Скорее всего, пока я обходил через калитку, ее принесли для меня, либо она просто уже стояла.

– Ну, добрый вечер. – С этими словами, мужчина через стол протянул мне руку.

– Здравствуйте. – Отозвался я, естественно отвечая на рукопожатие.

– Изволите чаю? – С легкой улыбкой спросил он.

Стараясь придерживаться стилистики общения хозяина дома, что вероятно у меня достаточно плохо получалось, я решил не отказываться.

– Пожалуй. Если можно.

Мне была диковинна манера общения соседа. Какие-то витиеватые словечки, загадочная улыбка. Создавалось впечатление, что он не воспринимает меня в серьез и позвал только с одной целью, развеять свою скуку и посмеяться надо мной.

На столе стоял дюралевый чайник, с подгоревшим дном, на металлической подставке, которую можно было встретить в каждом доме нашего садового товарищества. Мужчина взял чайник и налил в кружку, оставив немного места, видимо для заварки, которая стояла здесь же. Конечно не в таком чайнике, который я рисовал в своем воображении, но вполне в сносном.

– Сударь, что же вы стоите? Присаживайтесь, пожалуйста. – Хозяин показал жестом на стул, который стоял рядом со мной. Обычный деревянный стул, сидение и спинка которого, были обиты незамысловатой материей, практически выцветшего зеленого цвета. Хозяин подвинул ближе ко мне надутую сахарницу, с отколотой крышкой и небольшую фарфоровую вазочку набитую очень даже аппетитным печеньем, – Настоятельно рекомендую, – продолжал он, – Моя супруга сама печет, по своему рецепту, я думаю вам понравиться.

Я уселся на стул и подвинул к себе кружку. Положив в нее пару ложек сахара, я взял в руку одно печенье и посмотрел на своего собеседника. Сосед откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди, при этом достаточно пристально смотрел на меня поверх очков, сидевших практически на кончике носа. Я решил прибегнуть к совету хозяина не тушеваться, и надкусил печенье. Хочу вам сказать, что он оказался прав. Оно было бесподобно. Явно приготовленное только сегодня, в меру сладкое, рассыпчатое, с добавлением каких-то пряностей.

– Ну что любезнейший, я был прав? Вам понравилось? – все с той же улыбкой продолжал сосед.

Прожевав печенье, я ответил:

– Вы оказались правы. Оно действительно очень вкусное, очень. Спасибо.

– Тогда берите еще. Берите, берите. Не стесняйтесь.

Я решил не сопротивляться. Тем более мне и самому хотелось проглотить еще пару штук.

– Давайте знакомиться, – не дождавшись окончания моей трапезы, предложил хозяин, – меня зовут С.У., а вас милейший?

Все эти непривычные для меня словечки, безумно резали слух. Общаться в такой манере, для меня было в первые, а не поддержать стиль разговора, мне казалось непозволительным. Поэтому доев второе печенье и собравшись с мыслями, я продолжил:

– Безумно приятно, – не знаю, почему я применил именно это словосочетание, но мне оно показалось наиболее подходящим, – а меня М.

– Что ж, мне тоже приятно, молодой человек. Вы ешьте, ешьте. – настаивал С.У.

Я взял третье печенье и принялся его жевать, запивая полу остывшим чаем. Сосед продолжал пристально смотреть на меня.

– Вот ведь, как бывает М., вроде и соседи, а цельное лето словом не перемолвились. Нелепица какая-то, не находите?

К этому времени я уже доел и печенье и мог беспрепятственно вести диалог.

– Да. Признаться, это немного странно. – после этих слов, сосед негромко рассмеялся.

Я не совсем понял, что именно вызвало его смех. Может быть и обсуждаемый факт, так как мы не общались не только этим летом, но и в принципе, может что-то еще, но скорее всего, его позабавила моя неуклюжая попытка поддержать разговор, в предложенном им ключе. Вряд ли С.У. подобным образом общается в повседневной жизни, хотя случаи бывают разными. Скорее всего, это было сделано намеренно, в связи с моим приходом. Своего рода забава, ну или что-то в этом роде. Признаться, смех С.У. немного меня смутил. Я и без того не чувствовал себя раскованным, а теперь и вовсе не понимал, что говорить.

– Я так понимаю у вас каникулы? – продолжал сосед.

– Вы понимаете абсолютно верно, – я не ожидал от себя такого ответа, – каникулы.

– Тогда позвольте поинтересоваться, вы школьник или может быть уже студент? Подобный вопрос мне задавали так же впервые. Обычно ни у кого не возникало вопросов, школьник я или нет. Неужели за эти короткие полтора-два месяца я стал выглядеть как-то иначе? Неужели, я все-таки повзрослел и не заметил этого, а поэтому определение моего возраста стало не таким простым. Или это все-таки снова некая игра моего соседа, дабы подзадорить меня? Все было непонятно. Что делать? Посмотреться в зеркало? Я думаю, это не поможет. Как говориться, чтобы почувствовать разницу надо не видеть человека хотя бы несколько лет, а в случае с самим собой, это проблематично. Нет, я конечно не был человеком, который смотрится в зеркало по несколько раз в день, но периодически это делал, пусть даже не по собственной воле.

– Увы, я школьник, – после небольшой паузы, связанной с моими раздумьями вымолвил я.

– Почему же, увы? Обычно дети негодуют, расставаясь с детством, а стало быть и со школой. У вас я погляжу, все обстоит иначе?

После этих слов я принялся рассказывать С.У. некоторые из своих размышлений. И по поводу того, что мне остался всего год на принятие решения касаемо поступления, и про отсутствие каких-либо идей по поводу этого. Так же рассказал про бабушкин вариант, который искренне рассмешил С.У.. Он спрашивал про мои успехи в школе, чем я вообще интересуюсь и крайне недоумевал, что я до сих пор хоть примерно не могу нарисовать свое ближайшее будущее. Я слегка краснел от этого, признавая нелепость ситуации, но ничего более дельного ответить не мог. Так как про мою скромную персону особо обсуждать было нечего, я стал задавать вопросы хозяину дома. Они не отличались особой оригинальностью. Из короткого рассказа С.У. я узнал, что он вместе со своей супругой уже несколько лет на заслуженной пенсии. Вся сознательная жизнь, которая поместилась в десяти, может быть пятнадцати минут рассказа, была достаточно интересна и разнообразна. Он никогда не засиживался на одном месте, чем это было вызвано, он не пояснял. Кто он был по образованию, признаться, я так и не понял, потому как он работал и главным технологом на атомных крейсерах, бороздивших северные моря и научным сотрудником в неких лабораториях, которые занимались непонятными для меня вещами. Более всего меня поразило то, что несколько лет он проработал в Олимпийской сборной по лыжам. Как такое получилось, я так же не понял. Он лишь обмолвился, что разрабатывали какую-то новую смазку для лыж, которая в итоге дала очень хороший результат. Между рассказами, он делал небольшие паузы, чтобы сделать глоток другой чая, и при этом, уже привычно посмеивался. Хоть я были ребенок, что тут скрывать, смех моего собеседника казался мне немного странным. Вроде человек искренне улыбался, а в глазах читалась неподдельная грусть. Как будто наш разговор, заставлял вспомнить о чем-то таком, что тяжело монтировалось с беззаботной улыбкой.

Через некоторое время мы попрощались и я пошел домой. Это знакомство произвело на меня очень большое впечатление. Причины я не понимал. В принципе, ничего такого не произошло. Практически обычный человек, обычное знакомство, самый, что не на есть обычный разговор. Но что-то тем не менее не давало мне покоя. В этом человеке, С.У., была какая-то загадка. Это странное поведение, манера разговаривать. Почему круг его занятий был столь обширен в свое время? Наверное, это все неспроста. Эти мысли будоражили мне голову. Неужели в жизни стали происходить какие-то вещи, отличные от обыденных и порядком надоевших. Я снова вернулся к вопросу соседа по поводу того кто я, школьник или студент. Значит, я все-таки взрослею! От этого мне становилось еще более радостно на душе, но и тревожно одновременно. Радость была очевидна, а тревогу я списывал на слишком большое количество впечатлений. Странных впечатлений.

На следующий день с утра, отойдя от сложившихся традиций, я пошел в лес к своему пню. Погода выдалась пасмурной. Всю ночь шел дождь, так что под утро все вокруг было сырое, а прогулка по лесу являлась вообще особым аттракционом. Пробираясь среди деревьев, приходилось следить за малейшим дуновением ветра, так как стоило ему подуть, как с деревьев, плотной стеной, начинали падать капли, на время задержавшиеся на листьях и ветках, после ночного дождя. И это хоть и неприятно, но бодрило. Сидя на пне, спиной к пытающемуся пробиться сквозь облачную пелену и сосновые кроны солнцу, я еще раз переживал вчерашний день. Понимая умом, что опять же ничего особенного не произошло, через мгновение я сам же убеждал себя в обратном. Кто он такой этот С.У., помимо того, что я уже о нем знал. Это предстояло выяснить. Меня просто распирало от любопытства. «Интересно, пригласит ли меня сегодня С.У. к себе на террасу?» – думал я, – «Или это был единичный случай». И сам же себе отвечал: «Да нет, непременно пригласит, иначе и быть не может». Время текло мучительно медленно. Было необходимо дождаться обеда, потому как именно после него С.У. с супругой начинали свое чаепитие.