Когда вошел домой, первое, что бросилось в глаза, это то, как постарели мать и отец. Всего-то два года прошло, а они осунулись, как-то потускнели, лица у обоих покрылись морщинками. Зато расцветала сестренка. Она уже была почти подростком. Неугомонная, после объятий всей семьей умудрилась за несколько минут показать брату дневник, фотографии всех одноклассников, пропиликать что-то на скрипке и немного пожаловаться на родителей:
– Держат меня дома взаперти! Гулять одну не отпускают, а сами после работы почти никуда и не ходят. Только в аптеку для них бегаю.
Алексей пообещал Лиле прогуляться с ней по улицам Дальнедорожного.
– В солдатской форме!
– Конечно!
Сводить ее в парк и накормить мороженым.
– Эскимо! И еще пломбир!
– Обязательно!
Все ей хотелось прямо сейчас, и она просто вцепилась в брата, не отпускала его.
А ему прямо сейчас нужно было другое. После первых расспросов родителей о делах, о здоровье он все не решался спросить. А мать и отец будто забыли, что это его очень интересует. В конце концов не выдержал:
– А Катя? Давно ее видели? – Глянул на часы. – На работе, может быть, в это время? Писала мне, что закончила учебу и теперь работает в кафе: торты вроде делает…
– Торты не торты… – Как-то странно усмехнулся отец.
– Дома она, – поджав губы, уронила мать и добавила: – Но лучше бы тебе к ней не ходить.
– Почему это? – Не понимал Алексей.
– Так она же… – Раскрыла было рот сестренка, но ее за плечо оторвал от брата отец. – Брысь!
Видя, что родители больше ничего не хотят добавить, Алексей кивнул:
– Ладно, я пошел!..
Дверь открыла сама Катя. Ее глаза сначала широко распахнулись от удивления. Потом она их опустила. Опустил свои и Алексей:
– Как ты… поправилась!
Она вновь взглянула на него, невесело усмехнулась:
– Ага, поправилась. Ты что не понял? Леша, я – беременная!
– Действительно, не понял… – Снова и снова, как будто не веря, проводил глазами по ее фигуре сверху вниз, снизу вверх. – Ты же писала, что ждешь меня! И ничего… такого!
– Не хотела тебя расстраивать. Тебе же там, наверное, и так не сладко было.
Понял, почему об этом ничего не написали и родители:
– Не сладко…
За спиной Кати показалась ее мать в синем халате, всплеснула руками:
– Ой, Лешенька из армии вернулся! Какой красивый в военной форме! Детки, что же вы через порог разговариваете? Заходи, дорогой гость, проходи в дом!
Голос ее был необыкновенно ласков. Годин помнил: мать Кати всегда посматривала на него с недоверием, с каким-то подозрением, а тут вдруг такое гостеприимство.
Катя пожала плечами:
– Хочешь, зайди.
Алексей мотнул головой:
– Спасибо, в другой раз, дома свои ждут. – Сглотнул. – И кто, кто – отец?
– Валера… – Отвела взгляд Катя.
– Валерка, Валерка окаянный обрюхатил! – Чуть ли не взвопила мамаша. – И жениться, паразит, не хочет! А как же ребеночек-то будет без отца? И Кате нужен нормальный муж, а не пьянь какая-то. Чтобы заботился о семье. Всякой твари по паре! Не тому доверилась моя девочка. Ой, не тому! Не смогла правильного мужчину выбрать. Ошиблась, с кем не бывает… Но все же поправимо. Ну, заходи, заходи, Лешенька. Мы ведь тебя так ждали, так ждали, думали, как все у вас устроится…
Алексей снова мотнул головой:
– Ждали, вижу… Спасибо! В другой раз!
Резко развернулся и шагнул к лестнице.
– Леша! – Как-то визгливо вскрикнула Катя. – Не виновата я! Он, он меня…
Годин остановился и оглянулся:
– Что он?!
Катя ничего не ответила, снова опустила глаза. Алексей быстро зашагал по лестнице.
– Леша! Ты приходи, приходи! – С каким-то отчаянием крикнула вслед мамаша.
Пока шел к своему дому, успел подумать и о Кате, которой напрасно доверял, и о Валерке, которому стоило набить морду. На душе было противно. Алексей так предвкушал эту встречу с Катей, представлял себе, как обнимет, как поцелует, прижмет, а потом случится то, что они отложили на два года. Ну вот, случилось, но не с ним. Годин сплюнул. В армии правильно говорили: «Весь мир – бардак, все бабы – бл…ди!» Еще удивлялись, что Алексея ждет его девушка, многих переставали ждать уже через несколько месяцев разлуки. «Ждет! Дождалась!» Снова сплюнул.
Година просто разрывало изнутри. Хотелось одновременно и бутылку водки выпить прямо из горла, и бить, крушить все вокруг, не разбирая, кто прав, кто виноват. Без остановки! Ох, подвернулся бы сейчас Валерка!
Он сжал кулаки и остановился, не доходя до дома. Оглянулся. Снова пошел. Назад, к дому Кати. Не доходя до ее подъезда, остановился. Потоптался на месте. Снова пошел. Но уже к дому Валерки. Через пару десятков шагов остановился. Постоял, усмехнулся вдруг и снова пошел. На этот раз точно домой. С каждым шагом ощущал себя все лучше и лучше, ведь больше не нужно думать о том, о чем он столько думал в армии, – о семейной жизни с Катей и ее родителями. Алексей и желал, так же как его отец, иметь жену, детей, но и не хотел жить при этом предсказуемо, как все вокруг в Дальнедорожном или Потаповке, скучно. Он легко представлял себе, как Катя родит одного, второго, может быть, третьего. Как превратится в свою мать, которая без остановки пилит мужа за дело и без дела. Алексей многое мог представить в такой семейной жизни, кроме одного: о чем они будут говорить с Катей в промежутках между ссорами и домашними делами. Или станут молча лузгать семечки у телевизора, по которому в сотый раз идут «Карнавальная ночь», «Кубанские казаки», «Свинарка и пастух»? Снова усмехнулся, покачал головой: вот же, все решилось само собой. В его жизни больше нет этой девушки, к которой, как оказалось, кроме прежнего физического влечения и нынешней обиды ничего у него и не имелось. Он теперь абсолютно свободен. Химический элемент «Годин» вырвался из чужой клетки таблицы Гименея.
Домой зашел с легкой задумчивой улыбкой на лице. Отец озабоченно поинтересовался:
– Надеюсь, ты не наделал глупостей?
– Нет!
Мать обняла:
– Если невеста уходит к другому, еще неизвестно, кому повезло.
– Так точно! Порядок в танковых войсках!
В его комнате теперь жила Лиля. Вместо фотографий рок-музыкантов на стенах висели девичьи картинки. На полках рядом с учебниками и тетрадками – несколько кукол разных калибров. Нажал на кнопку магнитофона – работает. Как будто никто и не включал его с тех пор, как Алексей крутил эту бобину последний раз перед армией:
«В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы – просто некуда деться!
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
Оставляя в горах, оставляя в горах свое сердце.
Так оставьте ненужные споры!
Я себе уже все доказал —
Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал.
На которых еще не бывал…»
Залез в свой ящик стола. Синяя папка лежала на месте. В ней все в целости и сохранности. Жадно перечитал содержимое и удивился: по-прежнему почти все помнит наизусть.
Первые дни прошли в радости встреч с тетей, одноклассниками, разными приятелями. У магазина столкнулся с Валеркой, сжимающим в руке бутылку портвейна. Завидев Година, тот хотел было шмыгнуть в сторону, но Алексей не упустил его. Злость на этого ханурика прошла. Мирно протянул руку:
– Привет!
Валерка, ожидая самого худшего, осторожно протянул в ответ свою:
– Привет! С возвращением! – Кивнул на бутылку в другой руке. – Бухнём? Обмоем?
– Нет, некогда мне. А у тебя какой повод?
– Да какой повод… Так, ничего особенного, – отвел глаза.
– Да ладно, чего скрывать-то! Знаю! Поздравляю! Ты ведь женишься на Кате?
Валерка насупился:
– Думал, аборт сделает, но ей родители не позволяют. Так что, наверное, придется.
– Наверное?
– Ну, придется.
– Придется!
Потом Алексей рванул в Потаповку. С трудом открыл заржавевший замок на синей двери. Все на своих местах, и слишком тихо в доме.
Все его друзья также благополучно вернулись из армии. Митяй и Андрюха с ходу женились на потаповских девушках, которые их провожали и ждали из армии. Дождались.
Николай как раз накануне приезда Алексея тоже со своей заявление в ЗАГС подали. Но этот друг женился не на местной. Провожавшая в армию ждала, Николай же сам ей написал: встретил, полюбил другую. Служил он на Сахалине и привез оттуда диковинную для Потаповки девушку – тоненькую, смуглую русскую кореянку. Попросил родительского благословения. Мать с отцом приняли, не упирались:
– Что ж, теперь в нашем русском роду кроме мордвы, татар да осетин еще и корейцы будут.
Друзья приезду Година, конечно, обрадовались. Просидели за столом да на берегу Енюшки всю ночь. Одну. В последующие дни виделись уже ненадолго: то ли жены-невесты своих половинок придерживали, то ли, правда, у каждого было полно неотложных семейных дел. И ему они советовали:
– И тебе жениться пора, Леха! Иначе жизнь, понимаешь, получается какая-то неполная…
Он и сам это чувствовал. С одной стороны, то, что Катя сошлась с Валеркой, принял с облегчением, с другой – хотелось заполнить кем-то ту пустоту, которая образовалась после разрыва с невестой. И друзья со своими семьями были уже не такими близкими, и от родителей он за два года службы хоть и немного, но отвык, отдалился.
Ближе к вечеру зашел к соседке Зине, за которой ухаживал до армии. Та Година встретила с радостью и большим животом – как и Катя, была беременна:
– Эх, Леша, я бы тебя дождалась, если бы сказал, что хочешь, чтобы ждала. Но ты же не сказал!
– Не сказал!..
Немного поговорили о погоде, о видах на урожай картошки. Зина глянула на его запястье:
– Сколько времени? Сейчас муж придет с работы, надо ужин на стол накрывать! Хочешь с нами?
– Нет, спасибо!
Вернулся к себе. В застоявшемся без хозяев доме было неуютно. Просто без дела шататься по деревне – тоже приятного мало. Наутро сходил на синекрестовое деревенское кладбище, попрощался с дедушкой и бабушкой. Зашел к соседям с противоположной от дома Зины стороны.
Его встретил старик Прокопыч:
– Какой ты, Лешка, вымахал-то!
– А где?..
– Похоронил я, Леша, свою старуху, – и заплакал. – Горше нет жизни без нее, без моей ласточки…
Было очень жалко доброго старика Прокопыча, с которым всю жизнь дружили Годины. Дедушка Алексея тоже ведь потерял свою жену, но никогда не плакал при внуке. Все держал в себе. Может, потому так быстро и ушел вслед за бабушкой?
Обнял на прощание друзей. Все как-то виновато спрашивали:
– Когда теперь приедешь?
– Не знаю!
Он и правда не знал…
Приехав в Дальнедорожный, несколько дней провалялся на синем диване, прогулял по улицам. Очередным вечером мать с надеждой спросила:
– В институте восстановишься?
– Нет.
Отец, пуская папиросный дым из-за «Комсомольской правды», продолжил мысль матери:
– Сынок, надо что-то решать. Снова на завод пойдешь?
– Можно и на завод.
– Кем?
Кем? Снова нарядчиком – на «женскую» работу? Для его возраста уже не солидно. Более серьезный вариант: попроситься на какую-нибудь технологическую операцию учеником, подмастерьем. Проработать несколько месяцев, набраться опыта, а потом сдать на разряд и получить таким образом приличную профессию, нормальную зарплату. Новую Катю? Квартиру от завода? Жизнь «как у всех»? А чем он лучше всех?
Не в силах ответить на эти вопросы, Алексей не усидел дома, пошел на улицу и напился рядом со школой в какой-то случайной компании, в которой его кто-то узнал и пригласил на «пару глотков»:
– Алексей, иди к нам! Тебе же после армии надо…
Утром отец поинтересовался:
– Болит голова?
– Болит!
– И у меня болит. И особенно у матери. А у нее и так со здоровьем не очень. Хватит болтаться, иди на завод…
Съездил в институт и, несмотря на уговоры в деканате, забрал документы. Пошел на завод учеником, чтобы только занять себя чем-то и не расстраивать родителей. Хотя бы еще на какое-то время. Успокаивал себя: «Оно же у меня еще есть. Мне же всего двадцать лет». И тут же вспоминал, что и друзьям столько же, а у них уже и работа постоянная, и семьи…
Поначалу поставили загружать-разгружать печь для обжига. Работа несложная, но ответственная – можно запросто пережечь керамику. Глядя через специальное окошечко внутрь печи, Алексей нередко просто забывался. Казалось, он мог смотреть на процесс превращения мягкой глины в твердую керамику вечно. Спрашивал, что в нее добавляют, при какой температуре и как долго месят, обжигают. Работающие рядом одобрительно кивали:
– Наша смена подрастает. Толк вроде будет из парня…
Вокруг было немало свободных заводских девушек. Они с удовольствием заговаривали с отслужившим, вполне симпатичным парнем, но Алексей в каждой из них видел Катю. Все разговоры у заводских подруг крутились вокруг будущей квартиры, возможной премии, покупки дефицитных обоев, фирменных джинсов, желанной поездки в синеморные Сочи или Прибалтику. А мир, судя по телевидению и отцовской «Комсомолке», жил своей, совсем другой жизнью:
О проекте
О подписке