«Надо бы поменять дверь и замки. Но, тогда, как зайдет мой сын? Нет, если через месяц он не придет, тогда поменяю. Вот олухи, не смогли отличить боевую гранату от зажигалки, ха, сувенир! Кис-кис, Машка, Маша иди сюда, эх ты глупая моя защитница…»

Но через пару минут в дверь снова постучали.

– Еще секунду отец, не открывайте. У меня к вам только один вопрос. А кто вам сказал, что ваш сын погиб? – спросил по голосу тот же высокий оперативник.

– Толстый человек с хитрыми глазами. То ли Крысов, то ли Кролов. Я уже и не помню. Он сказал, что мой сын пропал, а может быть, сам перешел к врагам. Он лгал, тот жирный хряк! Чтобы ни дна ему, ни покрышки.

– Угу. Отдыхайте. Еще раз извините. Спокойной ночи, отец.

На этот раз все стихло, внизу хлопнула парадная дверь. Отец разведчика посмотрел на часы: «Три часа, семнадцать минут. Интересное кино, получается цифра «317», хорошая она, что-то в ней есть! О, вот и барыня пришла, эх ты, кошка господня, ну, пошли мыть лапы и спать…»

Тем временем двое оперативников устало расположились в автомобиле неопределенного темного цвета.

Квадратный пальцем включил рацию: «Прием, Скат! Это Слепень! Как слышь? Мы все проверили, порожняк, короче. У старика объект не был, думаю надо ехать к его жене. Конечно, он не дурак, влезать к ней в постель среди ночи, но кто его… Что? Наблюдать за квартирой его бабы до утра? Я понял, но меня искусали до крови, мне требуется помощь! Кто? Как кто! Кошка старика, там зверь в полтора метра! Я в травмпункт и домой, кровь течет рекой! Да! Конец, конец связи…»

– Поехали домой, на сегодня, отбой! Достали уроды! – заключил квадратный Санчес.

– Если капитан Благоев когда-нибудь узнает, что ты ударил его папика по лицу, он тебя грохнет, – довольно умозаключил высокий и устало потянулся на заднем сидении старенькой дешевой иномарки.

– Папу? Подумаешь… А кто этот старик, кроме того, что отец предателя?

– Полковник КГБ! Он всю агентуру Восточной Европы в кулаке держал. Мастер спорта Союза по боксу.

– Фи-ю!

– Так что, Благоев церемониться с тобой не будет…

– Не успеет, я его сам, первый! – зло ответил Санчес. – Где тут чертова аптечка? А, вот, бинт есть…

– Не плачь, он нас обоих кончит. Чертово задание, ловить своего, да еще и настоящего профи.

– Да еще и мертвяка! – заржал квадратный, испытывая явное облегчение от перевязки собственной ноги. Как он может меня грохнуть, если его нет? Быстрее я поверю, что ты меня грохнешь, а не мертвяк безголовый.

– Не знаю, не знаю. С таким базаром, все может быть…

– Забей, друг! Ну и кошка у деда, тварь! Прибью гвоздями к стене! Может она того, бешеная тварь?

– Змея пожирает свой хвост! Пожалуй, пора менять работу? – воскликнул Герман и автомобиль наконец-то газанул и помчался в ночную мглу, собирая по пути глубокие черные лужи в асфальтовых ямах, в забытых людьми закоулках старой Москвы.

Благоев осмотрел двор, обошел вокруг дома. Ни одной припаркованной у подъездов машины, все чисто. Только кот и кошка сидят на детской площадке, дремлют. Наружки нет, только ворчит какая-то ночная птица в шелестящих тополях. В подъезде тишина, посторонних запахов нет. Он осторожно повернул три раза ключ в замке своей квартиры. Мария спала или, во всяком случае, пыталась заснуть. Он снял кроссовки, стянул носки и на цыпочках прошел в ванную. Принял горячий душ и без лишних разговоров залез к жене под одеяло.

– Тебя не было двое суток, а говорил, на три часа?

– Волновалась? – мягко ответил Стас и обнял Марию.

– Немного. Иногда я схожу с ума, Стас, я хоронила тебя уже раз пять. Это когда-нибудь закончится?

– Не входи в этот лабиринт, не надо. Там тебя нет. Я сам должен найти выход, и я найду его. В конце концов, мы же не вечные. Спи, спи…

– Обними меня за талию, пониже! У тебя тяжелые руки, как всегда. Да, кстати, в полночь звонил твой старый друг.

– Крамаренко? Опять этот чертило за старое?

– Конечно… Хотел утешить меня. Утешитель херов.

– А ты?

– А что я? Алексей не нравился мне и раньше. Ты же видишь, я сплю одна…

– Давай спать, дорогая. Поговорим утром…

Ночью, в своем загородном доме, расположенном в десяти километрах от столицы, майор Крамаренко не мог уснуть, ворочался, часто вставал и ходил по-маленькому. Перед глазами вставали то вареные раки на берегу Волги, то обнаженная жена Стаса Благоева, зовущая к себе, то убитый во сне полковник Кротов, то орлиный профиль полевого командира с мертвой головой осведомителя в загорелых и волосатых руках. Спал майор последние полгода в отдельной комнате, на односпальной кровати. В другой, когда-то их спальне, спала жена и их девятилетний сын. Пару лет назад что-то не заладилось у них с женой, они более не жили как живут обычные супруги. Алексей часто, почти всегда, мечтал о красавице Марии, о ее роскошных волосах и рубиновых ласковых губах. Она была словно кошка, вечно страстная и манящая. Коричневые, восточные зрачки, безупречные густые темно-каштановые волосы, длинная шея без единой родинки или бородавки. Крамаренко терпеть не мог на женщинах бородавки, они говорили ему о нездоровье самки, страшили и отталкивали. Стасу всегда везло, ему доставался лучший ломоть и самые красивые женщины. Для Алексея, Мария была недостижимым идеалом.

В два часа ночи зазвонил мобильник в тумбочке, который майор случайно забыл отключить на ночь. Номер не определялся. Майор перевел мультяшную трубку в режим разговора.

– Кто вы? Ночь на дворе, – тихо спросил Крамаренко.

– Буквально две минуты Алексей Михайлович…

– Какого черта? Я вас не знаю? Кто?

– Вы знаете, что ваш покойный отец, генерал внешней разведки, Крамаренко Михаил Севастьянович…

– Конечно знаю! Что вы несете?

– Так вот, нам известно, что вы, не его родной сын.

– Как это? – майор обмяк и помрачнел.

– Он вам не отец. Вы приемный ребенок. Просто хотел вам рассказать…

– Валяйте, рассказчик чертов…

– Ваш родной отец погиб во время войны смертью храбрых, мать была очень бедна и отказалась от маленького Егорки…

– Егорки? Какого на хрен Егорки? Кончайте этот балаган! Я отключаюсь.

– Не сбивайте меня, я пожилой человек. А семья Крамаренко долгое время не могла… В общем ваш отец, генерал, тогда еще майор, мечтал о сыне, но это было невозможно.

– Не морочьте мне голову, а моя старшая сестра?

– Она им, конечно, родная. Она родилась в 1936. Но в 1937 году ваш отец был арестован, брошен в застенки НКВД, правда, потом его отпустили, но было уже поздно. В застенках его кастрировали, случайно или нет, мне неизвестно. Он переживал, молчал, конечно, как коммунист и сотрудник внешней разведки. Они с вашей будущей матерью нашли вас в доме ребенка. Усыновили, когда вам было полтора года. Я не лгу. Поверьте, старому человеку.

– Ваши доказательства?

– Мой отец перед смертью открылся мне, что некоторых офицеров перед отправкой в тыл к капиталистам подвергали химической кастрации. Да, сволочи, я не спорю, но, видимо, так нужно было для дела партии. Он был там врачом, назвал фамилию и имя вашего отца. Я даже нашел некоторые списки, но испугался и сжег их. Документов больше нет.

– Вот так всегда! Чего вы хотите?

– Ничего… Хотя, мы будем с вами на связи. Только в ваших интересах. Вам не надоел этот жирный Крот? Спокойной ночи, Алексей Михайлович. Не переживайте, ваши родители любили вас. И никому о нашем разговоре. Дело особой секретности. Чуть не забыл, вам привет от вашего друга детства Стаса. Что замолчали?

– Какого Стаса? Вы кто?

– Идите спать, майор! И не забывайте о ваших обещаниях, о тех, что вы дали нашим друзьям два года назад.

– Я-то пойду, а вот вас я найду…

– Спать!

В трубке раздались короткие гудки.

К удивлению Алексея Крамаренко, после этого разговора, его словно скосил легкий, но глубокий, здоровый сон.

«На что надеялся тот человек, который сообщил мне новости о моем отце и о Благоеве? Успокойся, жалкий трус. Тебе залили в уши тонну дезы, а ты все это проглотил и ходишь перевариваешь? Идиот. Так, что делать? Я должен доложить полковнику о ночном разговоре немедленно!»

Крамаренко уверенно и бодро постучал в кабинет своего начальника.

– Разрешите, господин полковник? Доброе утро, о, отлично выглядите! У меня новости.

– Откуда ты их только берешь? У меня тоже к тебе новость, срочная, – расплылся в улыбке Кротов.

– Может я первый? – играючи парировал Крамаренко.

– Нет. Я начальник, ты го… Ну, ты в курсе! Принято решение направить тебя в одну шикарную командировку.

– Меня? За что?

– За все. На место погибшего капитана Благоева. Так что, три дня отдыха и на самолет, Крамер! С женой ты все равно не спишь. А красотку погибшего капитана я себе возьму! Барышня, говорят, в самом соку…

– Что, меня? В Сирию? Я не сплю с женой? Причем тут моя жена?

– Это приказ, майор! – грозно заключил полковник и замолчал.

Три минуты в кабинете висела мертвая тишина, как вдруг Кротов взорвался истерическим смехом. Так смеялись гиены в ночной саванне на закате красного солнца, предчувствуя обильный ужин, почуяв тушу старого буйвола.

– Купился, дурик! Ха-ха! Я не могу! – продолжал смеяться полковник, прохаживаясь по кабинету и держась за низ живота.

– Благоев жив! – резко резанул воздух Крамаренко.

– Что? А, решил нанести ответный ход? Не смешно, Крамер! Как ты сказал?

– В отличии от вас, я не собирался троллить, как сейчас модно говорить. Ночью мне позвонил неизвестный и сказал, чтобы об этом я вам не говорил! Но он ведь знал, что я доложу! Они все знают!

– Какая мерзкая ложь! Просто невыносимая! Кто это мог звонить? Голос, чей?

– Мне он неизвестен. Русский, очень хитрый. Человеку лет шестьдесят. Хотя, может быть и меньше. Это ЦРУ, шеф! Я на крючке!

– Пронюхали, падлы? Нет, никаких действий с нашей стороны. Ничего, это дешевый фраерский развод. Детей нашли, троллят, мать их…

– Козлы сраные, – ругнулся майор.

– У тебя все, иди, иди Крамаренко. Стой, навести жену Благоева! Неровен час «Красный койот» нагрянет, а мы тут чаи распиваем?

– Это можно!

– Пошел вон, баклажан перезревший!

– Почему баклажан? – обиделся майор.

– Ну ты же в Баку служил? Служил, вот я сопоставил с твоим возбужденным прибором, игра воображения, Алеша!

– Слушаюсь! Я уверен, что все это деза! Про Сирию, это вы конечно жестко меня подковырнули. Болен я, писаюсь часто, нельзя мне в Сирию. Это для информации…

– Иди, предпенсионер, там и без тебя управятся. У них там молодое мясо, патриоты! Ха, ха! В очереди стоят ребятки из ГРУ. Медалей хотят, званий, льгот ветеранов! Берем только до тридцати пяти, а из тебя уже песочек сыпется…

Кротов орал в пустом кабинете так, что коллекционный фарфор на комоде в виде юных купальщиц восемнадцатого века задрожал и покрылся мельчайшими капельками пота.

– Спасибо, господин полковник, за все благодарю!