− Спорить с невидимым противником не стоит. Мы угодили в сотканные искусно сети. Дурную славу на копытах конских отправить можно далеко вперёд. Представь: законопослушные собрались граждане, отряды поднимали для поимки двух разбойников. Или обманщиков, − за кого оговорившая сторона нас выдала, пока не знаем. Я сбросить плащ могу и шляпу, навстречу выйти да узнать, за кем погоня. Само собой, нарваться можно на ретивых слуг закона, числом превосходящим опьянённых, кто сам легко тот же закон преступит.

В траве ко времени укрылись, и удачно, ибо высматривали по сторонам и, как у окулиста на приёме, всадники выверяли зоркость. Унынию учитель не предался, ногу мою потребовал к осмотру.

− Ещё подсказка, − молвил он, пахучий лист ползучего растения прилагая к ране. − Поверишь, до сих пор не мог найти его. Как вовремя покинули дорогу. А это, глянь-ка, что?

Алой парчи в траве валялась варежка меховая, на ощупь − просто ледяная, и вышиты по ней жгучие снежинки, глубокой синевы. Учитель к уху моему поднёс, почудились мне завывания метели. «Придётся сделать крюк, вернуть потерю».

И вновь вниманье на дорогу. Серьёзный оборот принимало дело. Столб пыли не успел улечься, существованье наше отравляя, второй отряд суровым видом горизонт испортил.

− Выше нос! То знак: получаться что-то стало и у нас.

Решил учитель всадникам дорогу бросить. На открытых участках передвигались мы с предельной скоростью и порознь. Как он выдерживал нагрузки − я поражаюсь; в его-то годы.

− Нам до холмов добраться, там в большей безопасности пребудем. А дальше по ночам идти придётся. Если не сойдёшь с маршрута прежде, − Евгений-свет Васильевич усмехнулся. − Предлагаю свежую задачу: впереди, при оружии, около сорока конных следопытов. Показать им спину, отлежаться либо на авось пойти, − что выбираешь?

У холмов стоял отряд дозором. Митинговали добровольцы, жгли костры, − жареного мяса запах будил нездешний аппетит. Гибкими ломтями хлеба мы начали и завершили ужин скромный. Кто б спорил, через кордоны прорываться проще налегке. Безделья вынужденного коротая время, языку знаков обучал учитель. Предложение целиком впервые я прочёл: «Не догадались бы подключить собак». Внутри так и похолодело. Имеется немалый риск, что нас, лишь мимо двинем, почуют лошади; при наличии псов верных, не вздумай воздухом дышать. Пока дул ветер нам в глаза, пощипывали мирно травку лошади закона.

На небосводе меркнущем пробились звёзды, робкие чрезмерно, и напролом, через высокую траву, едва не обнаружив нас, гонец промчал. Евгений-свет Васильевич к земле прикладывался ухом, − я засомневался: неужто способом таким услышать можно, о чём они там разговор ведут?

Выходит, да; на лице учителя мелькнула тень везенья:

− Снимают оцепление. Друзья не подкачали, где-то вызвали огонь сияньем лат своих, внимание отвлекли. − Он оценил мою реакцию на новость. − УМЕНЬЕ ЖЕРТВОВАТЬ СОБОЙ – ОДНО ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ДОСТИЖЕНИЙ РАЗУМА. Представь, что изловили в населённом пункте неком двоих, одетых в точности, как мы. Раз телефонов нет, простор маневрам обеспечен; и тот, кто партию задумал против нас сыграть, в подполье скроется либо явит очи сам. Пока там разберутся, уйдём из этого района, как можно дальше.

Вслед за топотом копыт, снялись и мы.

«Куда-куда?» − ночная прокричала птица, зловеще расхохоталась и замолкла, будто разбиралась: правильно расставленный кордон на глазах распался; что за чары насылают эти двое? Беду бы не накликать: над двуногими негоже потешаться!

Покинув для дозора горстку смельчаков, кавалькада в направлении новом устремилась. Кого угодно вдохновит поворот подобный; однако, к посту вплотную подобравшись, я устрашился: учитель будто в воду канул. Знаком хоть бы предварил… Шорох сзади не обещал поблажек, я в плечи голову втянул.

В бедро мне мордой ткнулся крепкий ослик, для письма дощечками он был гружён. Ослик пригодится, да где ж, в конце концов, Евгений?..

− Молодчина! Выбирайся на дорогу.

Мне показалось, прозвучала похвала из уст осла, по совпадению странному, голосом учителя.

− Евгений Васильевич?.. Вы? − шёпотом переспросил я, уронив себя в траву.

Сдаётся, эти пятеро не заподозрили обмана. Меня от ликованья прямо распирало. Одного не понимал: почему к спасительному волшебству мы не прибегли раньше? Кому-то показалось мало, и несколько минут тревожных на долю выпали мою, − дозорные перекусить позвали. Я следовал инструкции − мычал и гладил вздутый мышцами живот.

− Откуда ты?

Немого изображал я из себя старательно-правдоподобно. Боюсь, мой вид не слишком подходил под описание преступника, одного из двух, объявленных законом в розыск. Ослику и грузу в реальности тоже было сложно отказать. Нас пропустили, но едва мы оказались у подножия первого холма, я не утерпел:

− А смогли бы в птицу?

− Ещё не время, − «ослик» отвечал. Ах, за нами наблюдают?.. Есть преимущество у тех, кто оглядкою не мучит шею. Я выглядел крестьянином, кому не даёт покою образованья свет; а если чуть на этом заработать, запрета нет: законы родины сюда не простирались.

В холмах ночь наступает раньше, своим неровным, робким светом таинственные очертания звёзды придают предметам. Не думал перевоплощаться «ослик», не спешил учителя напомнить облик мне, и мысленно в глаз наблюдателя соринку снарядил я. Тотчас всё встало на свои места: учитель во плоти, похлопал по плечу: «Перебираю четырьмя, с мыслями о продолжении рода воюю да думаю-гадаю: сообразишь ли сам, без подсказки, кому привет послать?»

В тени холмов, рассеянных по краям долины в беспорядке живописном, спокойнее дышалось. От ароматов голова шла кругом, на привале и выясняется нежданно: не считая хлеба, запасы провианта подошли к концу. Не растерялся спутник мой:

− Господь заботой не оставит. Не думал, честно говоря, что у тебя получится сегодня. − Принюхался учитель, на ноги поднялся. − Отлучусь-ка на минутку. Не обманул бы только запах этот.

В потёмках растворился он, поодаль где-то покатился камень. Благоухали травы, будили дикие восторги. В доступном секторе и спектре я местность оглядел. Луна сейчас была бы к месту, коль в этом мире не поражена в правах она и если выбила прописку.

Что б без учителя я делал? С трофеями он щедрыми вернулся. Подобно чуду, дикие груши, такие тяжёлые и твёрдые, начинкой удивили. Мякоть их набором вкусовых намёков обладала уникальным, не свойственных совершенно виду.

Посмеивался Евгений-свет Васильевич, подчас не успевал сок высосать из вскрытой секции, и медовая струилась влага по локтям.

Изрядно подкрепившись, я был не прочь вздремнуть.

− Ты в состоянии продолжить путь? − спросил он; подразумевалось, что при свете дня мы наверстаем где-нибудь своё. СЕБЯ ЛОМАТЬ НЕ КАЖДОМУ ОХОТА.

Незадолго до восхода солнца, оставив за спиной полдюжины холмов, устроили привал. Не успел о безопасном отдыхе помыслить я, как натуральная сова на куст неподалеку взгромоздилась.

− Приляг, она покараулит сон.

Я очи не успел сомкнуть, как растолкал учитель, вручил котомку с грушами. Куст, где на часах сова сидела, пустовал. Птах веселый луговой затих, как по команде. Учитель к небу поднимал лицо. Кружил над нами крупный хищник.

− Будем надеяться, зрение орла орлу и служит. Пора, Андрей.

И в тыл учителю пристроился я снова. Впервые наш поход вторые сутки разменял; по моей вине, былые похожденья завершались через несколько часов, и посему для ликования достойная нашлась причина.

К полудню оставили позади последний холм, обмелевшую форсировали реку и ручьев без счёта. Я не уставал богатством мира восхищаться. Забыться вечным сном от голоду здесь точно не дадут, − разве враги конечностей лишат иль обездвижут члены. Всё чаще стали попадаться хвойные породы, что сообщало о суровости краёв, куда мы путь держали. Я сожалел, что дынями не отъелся: из привалов аккурат один пришёлся посреди плантаций дынных. Чудная земля, где запечатлеть все фазы созревания воочию, от цветения до плодов готовых, на одном участке − только захотеть. В кронах дерев наблюдалось тоже самое: соцветия с востока полыхали, с севера и юга формировались и набирали силу фрукты, а с запада плоды субстрат затмевали густо и почивали среди трав. Ядра орехов размером таковы, что дюжина их, лодочкой сложи ладони, едва ли помещалась. Ими набивал учитель бездонные карманы личного универсального плаща; аптечкою походной ему служила шляпа, куда он складывал то стебелёк с вершиною обгрызенной, то одни листочки.

− Повстречать вот этот корешок уже и не надеялся. Однако поясню: истребление вида некого в родных краях тотчас и у соседей отдаётся.

− Чаще слышно − «исчезновение видов», − возразил я.

− Правильно заметил. Теперь о нашем случае. Готов предположить, что местным кто-то сообщил, откуда мы. Возможно, в том причина их вражды, но то рабочая гипотеза. И о превращениях, − надеюсь, представление на этот раз успех имело. Задачу единомышленники упростили, с четырьмя отрядами я, скорей всего, ещё б не совладал. Внушить единый образ пятерым, удерживать его весь первый акт, мы убедились, в общем-то способны. Практически одновременно, в мозг разбойника крылатого частицу малую себя ещё отправил, чтобы с высоты его полёта обстановку обозреть. Таким вот образом, очков противнику не отдали и процента.

− Меня не задержали тоже, глаза им точно кто замазал.

Учитель головой качнул:

− Это не мечом махать, дружище. Коль умудрился я до степени такой изменить себя, то помешать мне страже очи отвести − надо постараться очень.

− Предполагал вообще-то! − Так получилось у меня: спонтанно сократились боевые мышцы, эка невидаль. Ну, подпрыгнул, было от чего: уж так ко времени пришлись его секретные таланты! Евгений-свет держал экзамен перед учителем своим; личный пример достойней подражаний. Когда-нибудь и я отпрыгаю своё.

Пока же понесло:

− Тех дамочек припоминаете? − Хоть пошлый эпизод извлекать и стыдно, но выговориться захотелось страшно. Тогда изрядно попыхтели оба, я лез из шкуры (как она трещала!), чтобы джельтменом полыхнуть, а нет − хоть рыцаря отважного копией. Попались на приманку − проще не бывает: напуганные мать и дочь в глухом лесу… Оно ль не очевидно? ПРИСУТСТВИЕ ПРИНЦЕСС ИЗ КОЛЕИ ОБЫЧНОЙ МУЖЧИН ВЫБИВАЕТ НЕИЗМЕННО, И «ПРИНЦЫ» РАСЦВЕТАЮТ ОПЕРЕНЬЕМ, БЛИСТАЮТ ЗАЛЕЖАМИ АНЕКДОТОВ, – ИХ УЖ УЗНАЮТ С ТРУДОМ, И В ЭТОМ КОРЕНЬ МНОГИХ ЗОЛ.

Евгений-свет Васильевич знак подал. Из зарослей прибрежных мост дубовый явил внушительную стать. Вот снова мост, и так некстати. Богу одному известно, из соображений, собственно, каких натыкали их повсеместно; есть речка, нет ли, но инженерное сооружение, презрев разумные и испепеляющие сроки, тут как тут. Где и когда маршруты соискателей пролягут, облысеют тропки путников случайных по этой девственной земле, строители наверняка прознали. Диву даёшься, кто данными снабжает их; из фактов складывается впечатление, не только на довольствии у охраны местной оба фронта. Или наоборот. Оно понятно: кто на печи родимой не изобретает правил? Часть их, разумеется, суха, коль не прописана врачами. Так, из неписаных гласит одно: «Заметил мост − вперёд, через него». Печную мудрость я осмысливал не долго; чуть ниже и правее, следом за последней буквой подразумевалось исключение из оной, да кто-то стёр.

− Как понимать «заметил»? Вышел из лесу, наткнулся, − никуда не денешься. А если лишь мелькнул объект вдали, нельзя ли мимо прошмыгнуть? Какой крюк зачастую надо сделать, чтоб продефилировать по доскам, вдоль перил.

Сквозь заросли колючие продрались мы.

− Стражи нет как будто, − Евгений-свет Васильевич вместо ответа выдал. И точно: прогуливался по доскам ветер в одиночестве безумном. Даже как-то странно.

− Знать, виртуальная конструкция, мост липовый.

− Сейчас узнаем. − Евгений Васильевич спустился к опорам, на подлинность проверил кулаком. − На сей раз без обману, всё на месте.

− Кроме стражи, − уточнил я.

Миновали мост (меня так и подмывало оглянуться).

Как обычно, совершенно новый вид открылся взгляду, точно река между реальностями границею служила. Противоположный берег обозреть неуловимая мешает дымка, и если бы только здесь. Покинутый не разглядеть уже, не раз я убеждался, а вот стражу, мчавшуюся на всех парах, не заметить было трудно. «Проспали», − буркнул спутник мой, как показалось, со злорадством.

Поначалу эти трое выглядели нешуточными великанами, и понятным стало: сейчас не поздоровится кому-то. Однако, счастье-везенье от верзил сегодня отвернулось; включились некие законы, и их чем дольше длился бег, тем стаптывались стражники сильнее. Метаморфозам поразившись, смекнули сами, чем новый шаг для каждого чреват. Протест, потерянность на лицах, как у мальчишек, оседлавших скоростные сани, которые собрались дуб столетний протаранить. Уже и во кусточках затаиться были б рады, особенно те двое − с копьём и топором. Чуть сзади, покрикивая на лежебок, ступал величественно третий. При нём был меч, замашки командира да рыжая борода с каймой (салфетка вроде, пообедать не дали). Земля дрожала, − шли они, но поступь становилась тише, удельным весом убывая. И грозные, и смелые − слов нет, да вот не удались росточком, не прошло пяти минут. Вооружены ужасно: на троих − топорик меткий, быстрый меч да шустрое копьё. С оружием у воинов совсем беда, и мы готовы извинения принять, ссылки на последствия масштабного разоружения послушать.

− Старшина с Соломой да с Колючкой, из девятских первые ребята, − учитель предупредил авансом. − В какой-то степени, пародия на блюстителей закона. Миролюбивые, если их не злить.

КОЛЬ ПРЕИМУЩЕСТВА НИЧТОЖНЫ, ОБЫЧНО ПЕРЕХОДЯТ К ПРЕНИЯМ СТОРОН. Мы драгоценное не торопили время, пока с экс-великанами не сошлись, лицо к лицу.

− Извольте на правый воротиться берег. Как пост займём, там и поглядим, дозволить вам проход иль завернуть, − поправляя сползший на бок шлем, промолвил Старшина. Напоминали медные его доспехи мультипликацию, до того сработаны потешно, на руку скорую. Он был по пояс нам с учителем, про остальных и говорить не стоит.

− Вообще-то замечал, что любят покомандовать карандаши, хлебом не корми, − заметил я. − Да и не всё ль равно? Валюты местной не имеем, единственная драгоценность − наши животы.

− Речь об оплате не идёт пока. Что велено, исполни. Кабы ратники шли в ногу, сейчас бы поглядели, которые тут карандаши. Часом, не в розыске? Больно лицо одного из вас знакомо.

Переглянулись мы: чей облик может быть преступности исполнен, не разобрались; что ни поход, всё новые задачи выпадают. Пусть бы повторилось для закрепления пройденного материала нечто.

− А не подчинимся коль? − Евгений-свет Васильевич подмигнул. − Торопимся, уж не обессудьте.

− Я настаиваю, вернитесь! Нас больше… до-ре-ми-соль!

Из-под моста, с опаской оный развалить, четвёртый стражник выбирался, но этот оказался настоящим великаном. Шестиметровый исполин напрашивался на комплименты: вот это стать! Однако руководству всё-таки виднее.

Уж как на труса напустился Старшина, как по огромным сапожищам стал кулаками колотить. Тот глупо озирался, виновника ухмылку пряча. Вид говорил его: «Я мухи редкий экземпляр нашёл, хотел обидеть, чтобы зря не говорили, и совсем собрался, да этих принесло тут, подняли тревогу».

− Их почему не задержал, практикант Сикпенин?

Осмелюсь заметить, их же двое. Хоть копье оставить надо было.

− Тебе дай, после − ни копья, ни практиканта. Погодь! Хочешь поди сказать, с копьем не струсил бы?

− Не знаю. Оставить надо было.

Выдающуюся бороду Старшина поскрёб, переводя с Евгения на меня суровый взгляд.

− Не можете по-доброму? Пусть же кровь прольётся! − Он дёрнул рукоять меча. Что за напасть? Застрял меч быстрый в ножнах безнадёжно. Затрещины отведал копьеносец тотчас: «Я спрашиваю: не ты ль гусиный жир сожрал? Ступай же, сладкоежка, посражайся за дружину!»

Конечно, медные топор да наконечник копия теоретически наделать могут дырок в платьи. Схватились мы как будто в шутку, опередили стражу на секунды долю, − в обычной жизни за собой подобной прыти не знавал я.